Подруга жизнь - Наталия Николаева

– Девчонки, да откуда, нету ничего, – почему-то виновато начала объяснять Маша. – Я не планировала как-то отмечать.

Семён молча достал из-за пазухи большую серебристую фляжку и медленно открутил крышку. По комнате поплыл запах коньяка, соседки встрепенулись.

– Момент! – Луковая подскочила на месте и выметнулась за дверь.

– Маш, у тебя стаканчики есть какие-нибудь? – спросил Сеня.

Стаканчиков, конечно, не было, хорошо, кружки лежали сверху в одном из пакетов. Вернулась Луковая с нарезанными солёными огурцами на тарелке. Семён налил соседкам коньяку в кружки, сам отхлебнул из горлышка. Закусывать не стал. Соседки пробыли минут двадцать, пока фляжка не опустела. Пашка за это время сбегал вверх-вниз раза три и погрузил все пакеты.

– Ах, какой мужчина! – глуповато беззубо улыбаясь, восхищалась Нинка, похлопывая Семёна по руке. Луковая согласно кивала.

– Ну всё, девочки, нам пора, ребята торопятся, – сказала Маша. – Правда, Сём?

– Угу, – кивнул он. – Ну чего, телик нести, что ли?

– Погоди, вдруг он в машину не влезет? – остановила его Маша. Соседки нехотя ушли к себе, перешептываясь.

– Ну и тётеньки тут у тебя, прямо какие-то пивные феи, – угрюмо пошутил Семён.

– Ага, вьются и крылышками машут, – хихикнула девушка. – Особенно возле твоей фляжки.

В комнату влетел Пашка и сообщил, что машина забита под завязку, и он готов ехать. Маша подробно объяснила, где находится её новое пристанище, отдала ему ключи, и Пашка резво умчался. Мария и Семён решили пройтись пешком, тут всего-то ничего. Там, на месте, всё разгрузят, а потом Паша вернется и сам заберет остатки вещей.

Они преодолели оживлённый перекресток и не спеша свернули во дворы, решив сократить свой путь. Старинные сталинской постройки дома, хоть и располагались в центральной части города, были в очень плачевном состоянии, особенно с изнаночной стороны. Если наружные фасады, окна и витрины магазинов, смотрящие на один из крупных проспектов, власти города хотя бы пытались поддерживать в приличном виде, то внутри дворов на них было жалко смотреть. Облезлые стены, огромные лужи и грязь, покосившиеся сараюшки и заборы, разгромленные детские качельки и карусельки, неопрятные кучи мусора, неухоженные разросшиеся кусты и деревья бросались в глаза. Тёплое уже, весеннее солнце робко выглядывало из хмурых туч, но вот-вот пойдёт дождь или снег. Так что окружающая обстановка вполне соответствовала настроению Семёна. Он шёл рядом с Машей и молчал, обдумывая какие-то свои невесёлые мысли.

– Ну расскажи хоть, как у тебя дела? – девушка попыталась начать беседу и прервать это напряжённое молчание.

– Да чего дела, не очень-то хорошо, – нехотя проговорил Семён. – Можно даже сказать, плохи мои дела. Сдохну, наверно, скоро.

– Ты чего, с ума сошёл? Как это сдохнешь? – возмутилась Мария. – И вообще, что это за фляжка у тебя такая волшебная? Что случилось-то?

– Да ничего не случилось, – медленно начал рассказывать Сеня. – Живу я сейчас один, с женой вообще никак, с работой всё плохо, напарник чудит, заказов нет, денег нет.

В глазах взрослого, сильного мужчины стояли слёзы. Маша поняла, что эти короткие фразы, произнесённые с таким отчаянием – не просто слова. Это всё серьёзно и на самом деле всё действительно очень плохо.

– Ну Сень, ну ты чего? – успокаивала она. – Зато все живы-здоровы, ты не расстраивайся так, всё наладится со временем. Надо только постараться, как-то приложить усилия. Взять себя в руки, в конце-то концов!

– Взять себя в руки, да, – уныло согласился Семён. И вдруг встрепенулся:

– О, вот магазинчик! Погоди, я сейчас!

Из торговой палатки Семён вышел с пустыми руками и Маша поняла, что он пополнял свои запасы во фляжке, спрятанной за пазухой. Нехорошо это, можно очень быстро и незаметно в такую же пропасть скатиться, прямо как Митяй! Впрочем, они уже пришли, Пашка нетерпеливо подпрыгивал у машины. Быстро, привычно разгрузились, дружно перетаскали пакеты на второй этаж, в новое жильё. Пока парни делали вторую ходку за остатками вещей, Маша нашла упакованный чайник, заварку, вскипятила своим помощникам чай, порезала бутерброды.

– Ну всё, я хочу курить, и вообще мне уже пора! – Пашка накинул куртку. – Сень, ты со мной?

– Ох, я чего-то так устал, – пробормотал Семён. – Маш, можно, я у тебя немного на диване полежу, а потом уже поеду?

– Конечно, конечно, оставайся, полежи, – обеспокоилась Мария. – У тебя болит что-нибудь? Сердце?

– Ага, сердце, – ехидно подмигнул другу Пашка, быстро распрощался и с топотом умчался. Маша задумчиво посмотрела в окно, наблюдая, как друг садится в машину и, взвизгнув покрышками, трогается с места. Он явно знал что-то и не признавался.

Как только за Пашкой закрылась дверь, Семён перестал притворяться усталым и больным и заметно оживился. Они с Машей лежали рядом на диване, стоящем посреди комнатенки, заваленной пакетами с вещами и молчали. Сеня робко взял девушку за руку, потом попытался обнять.

– Погоди, не надо, – прошептала она и отодвинулась. – Я от тебя отвыкла, я тебя боюсь.

– Почему? – удивился он. – Мы с тобой вроде не чужие.

– Столько времени не виделись, – запинаясь, оправдывалась Мария. – Ты другой, я другая. Я так не могу. Я не знаю. Давай чай пить лучше.

От чая Семён отказался и засобирался домой.

– Можно, я завтра к тебе приду? – вежливо спросил он на прощание.

– Приходи, – разрешила Маша, уверенная, что ждать его назавтра бессмысленно. Сегодняшний порыв – просто эмоции, воспоминания о прошлом. Но он пришёл – и завтра, и послезавтра, и вообще навещал частенько. Маша особенно ни на что не надеялась, просто радовалась его приходу, кормила, лечила, даже уколы делала. Семён не любил работать в перчатках, как и все автомеханики, поэтому его руки были изранены постоянно: царапины, мелкие ожоги, содранная кожа.

Новая жилплощадь была хоть и тесноватой и захламлённой, но тёплой и уютной. Машина комната, узкая, но длинная, похожая на пенал, была оклеена старомодными обоями, окно с рассохшейся деревянной рамой смотрело мутноватыми стёклами на шумный проспект. Бесконечный шум затихал только ночью, на несколько часов, а к четырём утра всё начиналось заново. «Тук-тук-тук» – к остановке приковылял первый утренний старенький троллейбус; «п-ш-ш-ш, тр-р-р-р» – это едет по скверу небольшой автомобильчик с круглыми щётками, Семён называет его Бабой Ягой; «вжжжих-вжжжих-вжжих» – доносится чаще и чаще, проезжает всё больше и больше машин. И к шести утра проспект гудит уже в полную силу, не переставая ни на секунду.

Анжелика отдала Маше старенький скрипучий диванчик, на кухне выделила стол и полку, конфорку на газовой плите. Но самым примечательным явлением была ванная. В доме постройки начала ХХ века она была, наверно, просто не предусмотрена, а жильцам, очевидно, предполагалось ходить в баню по выходным. Анжелика жила в этой квартире давно, и вместе со своим молодым человеком Валерой они сообразили замечательную самодельную ванную в кухне. Отгородили уголок, провели канализацию, установили ванну и повесили весёлые шторки. Закрытая в кухню дверь – знак соседям, что кто-то моется. Жили соседи, как