Подруга жизнь - Наталия Николаева

шкафчике. Существовал и график дежурств по кухне и ванной комнате, который нужно было неукоснительно соблюдать. А вот пол в длинном и узком тёмном коридоре жильцы мыли по собственной инициативе, в основном – небольшой пятачок каждый у своей двери.

Обитатели коммуналки тоже были личностями вполне хрестоматийными и ничем особо не выдающимися: парочка скромных малозаметных старожилов, не вступающие с остальными обитателями в контакт и не желающие покидать родное гнездо; семейство алкоголиков, мама, взрослый сынок и бойфренд мамы, в полном составе периодически устраивающее ночные концерты с драками, битьём посуды и вызовами полиции; молодой инвалид с таинственной женщиной-сожительницей, втихаря приторговывающей не то наркотиками, не то собственным телом, а скорее всего, и тем, и другим; многочисленные, но удивительно тихие и вежливые гастарбайтеры, время от времени угощающие всё население квартиры умопомрачительным пловом и ароматными лепёшками. Ну и, конечно, какая же коммуналка без коренных обитателей – клопов и тараканов? Уж их-то были несметные полчища, особенно на кухне. Наглые, откормленные, блестящие, усатые, они не боялись никакой лютой химии и вели себя совершенно по-хозяйски. К счастью, Маше как-то очень повезло, и в её комнату эти жители коммуналки не забегали. Но на кухню она боялась ходить примерно месяц, потом, освоившись, стала робко варить картошку в мундире, а позже, окончательно осмелев и познакомившись со вполне милыми соседями, даже варила себе борщ и пекла блины.

Маша прожила в тараканьей коммуналке почти год. Несмотря ни на что, она чувствовала себя там очень спокойно и уютно. Ей казалось, что толстенные стены этого крепкого, монолитного дома защищают её от любых опасностей, а кипящая вокруг чужая жизнь и семейные страсти соседей напоминали ей, что она тоже живая. По вечерам, возвращаясь с работы, она обязательно заходила в магазинчик у дома. И не было раздумий, купить или не купить бутылочку чего-нибудь алкогольного. Были только сомнения – купить сухого красного вина или коньяка. Маша сама не заметила, как у неё появилась нехорошая привычка понемногу выпивать каждый вечер.

«Ну вот, я и сама потихоньку превращаюсь в Митяя, – в одно далеко не прекрасное, хмурое зимнее утро подумала она. – Я уже не могу отказать себе в бокальчике-другом вина, и это ежедневно. Надо как-то завязывать с этим делом. Брать себя в руки». Нет-нет, она не напивалась, не искала приключений, не страдала похмельем, и ей не требовалось, боже упаси, «лечение» пивом по утрам. Тревожными симптомами стало нежелание общаться даже с близкими друзьями. Она не брала трубку, даже когда звонили Светка или Надя! Всё глубже и глубже забивалась Маша в свою тесную тараканью нору, которую привыкла считать самым уютным и безопасным местом в мире. И самое ужасное, что строительство дома, где была куплена квартира, совсем остановилось; ходили слухи, что застройщик забрал все деньги дольщиков и исчез в неизвестном направлении, программа строительства закрылась, а перспективы ожидают самые мрачные.

«Видишь, там, на горе возвышается крест,

Под ним десяток солдат – повиси-ка на нём!

А когда надоест, возвращайся назад –

Гулять по воде, гулять по воде со мно-у-ой…»

В памяти почему-то возникли строки из песни «Наутилусов». Маша, лежа на своей жёсткой узенькой кровати, принимала привычную ежевечернюю дозу красного сухого и тупо пялилась в экран телевизора.

«Это же была любимая песня Семёна, – вспомнила она. – Надо же, с чего бы эта песня пришла мне на ум? Может, и он думает обо мне сейчас?» Несколько недель назад девушка ехала в битком набитой маршрутке, и незаметно для себя оказалась безнадежно зажатой среди усталых, злых пассажиров на задней площадке. Держаться было не за что. Коленками она почувствовала, что прижимается к тёплым ногам сидящего пассажира. Опустила глаза и увидела, что уже практически сидит на коленях у… Семёна! Он ехал, усталый и угрюмый, домой после рабочего дня, уставившись взглядом в никуда. Неожиданная встреча! Маша тихонько потрогала его за плечо.

– Привет, – пробормотала она.

– Привет, – его тёмные глаза вспыхнули на мгновение радостью и снова погасли.

– Домой? – спросила Маша. Он медленно кивнул, потом спохватился, вскочил. – Ой, что же это я? Давай, садись!

– Нет, спасибо, я выхожу сейчас, – грустно улыбнувшись, она махнула рукой в сторону своей тараканьей коммуналки. – Вон мой дом теперь. Я там живу, одна.

Заскрипев тормозами, маршрутка тяжело подрулила к остановке, Маша торопливо стала протискиваться к выходу. Сёма лишь пристально посмотрел ей вслед, так и не сказав ничего на прощание.

Песня про апостола Андрея уже несколько дней не давала Маше покоя. Она даже нашла её в Интернете, скачала в телефон, слушала по нескольку раз каждый вечер и подпевала. «Может, позвонить ему? – лихорадочно думала она. – А что я ему скажу? Привет, как дела? Глуповато как-то». Подходящий предлог для звонка всё не находился. Маша каждый вечер выпивала, потихоньку пела. И ещё целыми ночами увещевала буйных соседей-алкашей. Просила не выть и не орать прямо у неё под дверью. Нормально выспаться она не могла уже долгое время.

Морозы крепчали, и гастарбайтеры стали доставлять беспокойство жителям тараканьей коммуналки. Эти люди из южных краёв очень не любили холод и постоянно включали на кухне газ. Кроме этого, они ещё натянули над плитами верёвочки и оставляли ночью на просушку свою одежду и обувь. Всю ночь конфорки шпарили на полную мощность. Маша и другие жильцы ругались, скандалили, выключали газ, но упрямые гастарбайтеры не слушали никаких увещеваний и продолжали оставлять на ночь открытый огонь. Беда не заставила себя ждать.

В ту ночь Маша с трудом уснула под затихающие вопли соседей-алкашей и шарканье ног бродящих туда-сюда по коридору таинственных ночных посетителей. Девушке снилось, что она погружается в тёмно-синие глубины океана, а вода такая тяжёлая, словно ртуть, и душит, душит, душит! Вскочив на постели, Маша поняла, что комната полна дыма!

– Вот твари, а! Всё-таки сожгли свои шмотки! – выругалась она, имея в виду гастарбайтеров. – Блин, чего делать-то теперь?

За дверью своей комнаты Мария слышала приглушенные голоса, кашель и торопливый топот. Схватила телефон, сумку, куртку, кое-как натянула сапоги. «Если горит в кухне, может, до моей комнаты и не доберётся, – с надежной думала она. – Так что вещи брать не стоит, всё равно одно барахло. Телик только жалко! Ну да ладно!». Осторожно приоткрыв дверь, Маша выглянула в коридор. Почти все соседи уже проснулись и выбежали на улицу, только Илюха-инвалид ещё ковылял на своих костылях по коридору и орал благим матом – ругал виновных в этом пожаре. Из кухни вырывались клубы едкого чёрного дыма, было слышно, как там с треском горит облезлая штукатурка, старинные деревянные перекрытия. Запах стоял просто отвратительный. Маша с облегчением услышала вой сирен пожарных машин.

– Илюх, давай я тебе помогу спуститься, –