Алая Завеса. Первый лик смерти - Роман Александрович Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правда, похож на тебя. Такой же весёлый и таинственный.
– И мёртвый, – взгрустнул Юлиан. – Зато теперь я понимаю, почему вервольф сказал мне, что я очень напоминаю Уильяма.
– Что ты понял?
– Мой отец вырастил волчонка и воспитал его. Наверняка, позже сдружился и с другими. Не думал, что у вервольфов могут быть друзья среди людей.
– Могут. В них же есть какая-то собачья верность. Вот и любили твоего отца как своего. Надеюсь, что мы убили не Йозефа.
– Не могли, – тоже понадеялся Юлиан. – Тот совсем молодой был, а Йозефу могло быть лет двадцать. Ривальда только. Она могла убить как раз Йозефа. Чтобы помешать ему сказать мне какую-то правду про отца. Йозеф же, судя по всему, многое про него знал.
– На плёнке указан 1989 год, – сказала Пенелопа.
– Значит, Йозефу было шесть лет, когда мой отец погиб. Наверное, особенный возраст для вервольфа.
– Они развиваются быстрее, а живут дольше.
– Люди и тут проигрывают, – усмехнулся Юлиан. – Пенелопа, подай мне вторую плёнку.
Однако, это обернулось разочарованием – плёнка оказалась пуста. Неизвестно, для чего Вильгельм запрятал её в свой архив. Или же данные были удалены – это Юлиан вряд ли когда-то узнает. Во всяком случае, не сегодня.
– Пенелопа, можешь забрать записи себе? – попросил Юлиан. – Не хочу, чтобы миссис Скуэйн заметила, что я их брал. У тебя будут в безопасности. Как-нибудь ещё посмотрю на отца.
– Без проблем. Даю слово, не потеряю.
И Юлиан очень ей верил. Или надеялся верить. Всё-таки доверил ей самое важное, что имел на данный момент – частицу своего отца на киноплёнке. Это мало, но что-то – лучше, чем ничего.
11. Соучастник
"Да, мой нос длиннее, чем у большинства людей и из чужих дел никогда не вылезает. Сколько я не убеждал себя, что пора остановиться – подсознание не слушало. В итоге однажды наступил один момент, когда я оказался втянут во всё это по уши и обратной дороги уже не было. Тогда я и начал корить себя за излишнее любопытство…"
Юлиан Мерлин, октябрь 2010
Несмотря на приближающийся ноябрь, листья с деревьев Свайзлаутерна ещё не опали, окрасив его в приятный оранжевый цвет. Деревья в этом городе были в обильном количестве и являлись местным достоянием наравне с Департаментом и Парламентом.
Однако порой золотая осень нагоняла на душу ноющую тоску, которую могло снять только общение с близкими друзьями. Одиночество загоняло в полный тупик и являлось на данный момент злейшим и опаснейшим врагом, грозящим полностью разрушить психику молодого человека.
Поэтому Академия, к величайшему удивлению, стала не врагом, а другом, потому что была единственным способом спасения от угрожающего одиночества, которое начало преследовать Юлиана Мерлина в доме миссис Ривальды Скуэйн.
Она стала очень закрыта внутри себя после смерти Люция Карнигана. Хоть Юлиан активно подозревал её саму в этом злодеянии, скорбь она выражала очень правдоподобно. Кто кого обманывает – выяснять не приходилось.
– Ты снова не заметил меня! – угрожающим тоном воскликнула Хелен, словно из ниоткуда появившаяся в буфете и нарушив тем самым идиллию, которая сопровождала Пенелопу и Юлиана.
– Ты мне? – спросил Юлиан. – В смысле, привет. Присаживайся.
– Я стояла на крыльце, когда ты подъехал к Академии. Можешь себе представить, Пенелопа – он прошёл мимо меня, не обратив никакого внимания!
– Прости, – улыбнулся Юлиан, едва сдерживая смех. – В следующий раз обязательно буду внимательнее.
– Да-да, сколько раз я уже это слушала.
– Хелен, ну почему ты всегда мучаешь его? – пожаловалась Пенелопа. – Он же едва тебя знает!
– Надо же. Вы называете это "едва"? Мы все – братья по оружию. Или вы забыли тот случай с волками?
– Йохан тоже наш брат по оружию? – спросила Пенелопа.
– Да. Брат по оружию, но неудачник. Кстати, о волках… Он не погиб.
– Кто не погиб? – пристально прислушался Юлиан.
– Ну, тот вервольф. Которого Йохан пырнул слоновой костью. Он сейчас находится в больнице и, по-моему, у него всё хорошо.
– По-твоему или со слов твоей матери? – спросила Пенелопа.
– И то, и то. По крайней мере, он не в реанимации, а значит, идёт на поправку…
– Йохана ты уже обрадовала? А то он на измене весь сидит после того случая.
– Обрадовала, – ответила Хелен. – Сняла грех с его души. Только он всё равно напоминает унылую старую губку. Вы тоже замечали?
– Постой, – вмешался Юлиан. – Он там находится в обличии волка?
– Нет! Ты что, ничего не знаешь? Вервольфы могут на какое-то время обращаться в человека… Кстати, надо посмотреть на него. Вдруг симпатичный..
– Ты свихнулась, Холли? – остерегла её Пенелопа. – А что, если он тебя узнает?
Хелен недовольно фыркнула носом.
– Я же незаметно. Попрошу маму, даст мне халат…
– Не вздумай! – стояла на своём Пенелопа. – Если он нас узнает, то крышка…
– Постой, – сказал Юлиан. – Я бы очень хотел пообщаться с этим вервольфом. Пенелопа, ты понимаешь, о чём я, и что хочу узнать.
– Всё! – в голосе Пенелопы были замечены нотки нервозности. – Делаете, что хотите. Самоубийцы. Но меня во всё это не вмешивайте.
Юлиан уткнулся в тарелку. Ссориться с Пенелопой из-за какого-то юного вервольфа ему очень не хотелось. Оставлять своё любопытство неудовлетворённым тоже.
Но выбор он сделал:
– Хорошо. Ты права, Пенелопа. Бредовая идея. В конце концов – что я от него узнаю? Он же юный. Совсем не Йозеф.
– Йозеф? – спросила Хелен. – Кто это?
– Это старый друг Юлиана. Тебе о нём знать не положено.
– Ну, как всегда. Ничем не удивлена. Снова Хелен в стороне – ничего ей знать не надо. Злые вы! Но, если что, Юлиан – его зовут Теодор и лежит он в 404 палате.
– Даже не думай, Хелен! – ещё раз оговорила её Пенелопа.
Пенелопа состроила какую-то кислую рожицу в адрес Хелен, и ты немного успокоилась. Учитывая болтливость это неугомонной девчонки, секреты в её голове надолго не задержатся и выйдут в свет.
После скучного занятия физической культуры ни капли не уставший и не вспотевший Юлиан переодевался в общей мужской раздевалке, наблюдая за общением своих сокурсников. Знал из них он только Йохана, но тот был не особо разговорчивым парнем, поэтому друга в его лице Юлиан ещё не обрёл.
Когда Йохан пытался открыть свой шкафчик, его там ожидала небольшая неприятность – оттуда вылетел непонятный серый пузырь, реактивно устремившийся прямо в сторону его несчастного лица.
Когда пузырь разорвался, из него прямо на лицо Йохана вылилась фиолетовая слизь, буквально полностью покрывшая его лицо и заставившая недовольно сморкаться и плеваться.
