100 великих литературных героев - Виктор Еремин

В 1958 г. Гарсиа Маркес женился на Мерседес Барча. От этого брака родились два сына – Родриго и Гонсалес.

Поскольку в Колумбии к писателю относились с изрядной долей подозрительности, ему пришлось скитаться по миру. Некоторое время Маркес жил на Кубе, но окончательно обосновался в Мехико, где в 1961 г. был создан знаменитый роман «Полковнику никто не пишет». Слава же пришла к писателю в 1967 г., когда он опубликовал роман «Сто лет одиночества». Оба произведения входят в цикл о Макондо.

Следующий роман Маркеса появился лишь в 1975 г. Это была «Осень патриарха». Написанию романа предшествовал своеобразный «заговор» крупнейших писателей Латинской Америки против диктатур и диктаторов. Помимо Маркеса к работе над произведениями о тиранах и тирании одновременно приступили: К. Фуэнтес, А. Карпентьер, А.Р. Бастос, М.О. Сильва, Х. Кортасар. Каждый должен был создать книгу о природе тирании и показать сущность конкретных диктаторов: на Кубе – Х. Мачадо и Ф. Батисты; в Мексике – П. Диаса; в Парагвае – Г. Франсиа. В результате в 1970-х гг. были написаны три романа о диктаторах: «Я, Верховный» А.Р. Бастоса, «Превратности метода» А. Карпентьера и «Осень патриарха» Г. Гарсиа Маркеса.

Обычно говорят, что Маркес представил читателю гиперболизированный образ вымышленного американского диктатора в лице Генерала Вселенной и Генералиссимуса Времени Сакариаса. Однако повторюсь, на самом деле можно с известной долей оговорок утверждать, что прототипом президента стал Иосиф Виссарионович Сталин в представлении западных демократий, а его подручного Хосе Игнасио Саенс де ла Барра – Лаврентий Павлович Берия. Конечно, советский вождь получил ряд черт вышеперечисленных властителей XX в., и Маркес в духе своей музы поместил его в ограниченный мир маленького островка в Карибском море, однако сути это не меняет. Весь роман пропитан впечатлением писателя от посещения им СССР в 1957 г.: «…мы не встретили никого, кто столь бесповоротно высказывался против Сталина. Очевидно, в сердце каждого советского человека живет миф, обуздывающий доводы разума. Они словно говорят: “При всем, что мы знаем о нем, Сталин есть Сталин. И точка”». [121]

Отсюда и возникла идея ряда исследователей творчества Маркеса, будто одной из ведущих тем «Осени патриарха» стало мифотворчество толпы, созидающей себе кумира-тирана. Думается, писатель сделал ставку на более изощренную и очень популярную в интеллигентской среде идею – он попытался продемонстрировать и обличить перед читателем хама на троне. Конечно, под хамом понимается не наглец, а выходец из простонародья, неграмотный, малосведущий в тонких материях, лишенный изысканных манер и знаний этики, но напористый, наглый, с высочайшей силой воли… как правило, крестьянин или люмпен.

Хам может быть только диктатором, а где диктатура – там продажность и тирания. Мир же тирана неизбежно наполнен мертвячиной во всем ее разнообразии. Именно этот либеральный шаблон и заслоняет перед нами ряд куда более важных черт диктатора Сакариаса, которые помимо воли Маркеса перекрывают весь вылитый на него негатив.

Прежде всего, генерал взял власть в свои руки в условиях народной катастрофы, когда в тысячи крат возрос «смертельный риск, которым отмечена жизнь носителя верховной власти». [122] Как единственная на тот момент могучая личность, осознавая свою ответственность в условиях всеобщей безответственности, Сакариас «стал править страной как Бог на душу положит, и стал вездесущ и непререкаем, проявляя на вершинах власти осмотрительность скалолаза и в то же время невероятную для своего возраста прыть… и был окружен сонмищем дипломированных политиканов, наглых пройдох и подхалимов, провозглашавших его коррехидором землетрясений, небесных знамений, високосных годов и прочих ошибок Господа… он правил так, словно был уверен, что не умрет никогда».

Такое поведение настолько разнится с образом любого мелкого латиноамериканского диктатора, что невольно становится сомнительным приход Сакариаса к власти с помощью американских моряков или всеобщий страх в дни их бегства. Ведь ничего потом не изменилось, поскольку у кормила страны стояла единственная волевая личность данного общества. Именно это и показал, и доказал, возможно, помимо своей воли, писатель. Особенно это заметно в финальной сцене подавления заговора военных, намеревавшихся свергнуть диктатора. Во главе заговора стоял генерал Родриго де Агилара (ассоциация с Л.Д. Троцким, в меньшей степени – с М.Н. Тухачевским).

«…шторы на дверях раздвинулись, и все увидели выдающегося деятеля, генерала дивизии Родриго де Агилара, во весь рост, на серебряном подносе, обложенного со всех сторон салатом из цветной капусты, приправленного лавровым листом и прочими специями, подрумяненного в жару духовки, облаченного в парадную форму с пятью золотыми зернышками миндаля, с нашивками за храбрость на пустом рукаве, с четырнадцатью фунтами медалей на груди и с веточкой петрушки во рту. Поднос был водружен на банкетный стол, и услужливые официанты принялись разделывать поданное блюдо, не обращая внимания на окаменевших от ужаса гостей, и когда в тарелке у каждого оказалась изрядная порция фаршированного орехами и ароматными травами министра обороны, было велено начинать вечерю: “Приятного аппетита, сеньоры!”»

Поражает прозорливость этого неграмотного сына крестьянки, который в отличие от колерованного военного интеллигента четко расставлял по местам все политические силы вверенного свыше в его руки общества. «А когда генерал Родриго де Агилар сказал, что вопрос не в том, уходить или не уходить, а в том, что “все против нас, мой генерал, даже церковь”, он возразил: “Ни фига, церковь с теми, у кого власть!” А когда Родриго де Агилар сказал, что посредничество необходимо, потому что верховные генералы заседают уже сорок восемь часов и никак не могут договориться, он отвечал: “Неважно, пусть болтают, ты еще увидишь, какое решение они примут, когда узнают, кто больше платит!” – “Но вожаки гражданской оппозиции сбросили маску и митингуют прямо на улицах!” – воскликнул Родриго де Агилар, на что он ответил: “Тем лучше, прикажи повесить по одному человеку на каждом фонаре площади де Армас, пусть все видят, у кого сила!” – “Это невозможно, – возразил генерал Родриго де Агилар, – за них народ!” – “Вранье, – сказал он, – народ за меня, так что меня уберут отсюда только мертвым!”»

Еще более поражает врожденный талант Сакариаса управлять обществом. Он поделился своим опытом с маленьким сыном, потенциальным преемником власти диктатора:

«“Никогда не отдавай приказа, если не уверен, что его выполнят!” …единственная ошибка, которой не может себе позволить человек, облеченный властью, – это приказ, отданный без уверенности в его выполнении…»

Но генерал Сакариас, как и каждый великий диктатор, остается для нас трагической фигурой. И дело даже не в его одиночестве. Хуже – абсолютная власть всегда бесплодна! Что бы она ни породила, независимо от чистоты и благородства замысла при зачатии, неизбежно будет погублено тем низменно подлым окружением, которое единственное по законам бытия может сложиться вокруг властителя. И гибель эта может случиться и при жизни диктатора, и уж тем более после его смерти.

Жену и сына-наследника Сакариаса разорвали и сожрали на рынке одичавшие собаки. «Они сожрали их живьем, мой генерал! Но это не обычные наши уличные дворняги, а неведомые нам волкодавы с бешеными желтыми глазами и гладкой акульей шкурой! …Шестьдесят собак, мой генерал, шестьдесят совершенно одинаковых собак! Никто и опомниться не успел, как они выпрыгнули из-за овощных прилавков и набросились…» Кто эти волкодавы, понятно каждому.

И еще один постоянный рок любого диктатора. «Мать моя Бендисьон Альварадо, – думал он, – как это может быть, что у меня оказалось столько врагов?»

«Что касается количества врагов, то Хосе Игнасио Саенс де ла Барра объяснил ему, как это получается: “За шестьдесят – наживаем шестьсот, за шестьсот – наживаем шесть тысяч, и так до шести миллионов!” – “Но это же вся страна, черт подери, – воскликнул он, – так мы никогда не кончим!” Но Хосе Саенс де ла Барра невозмутимо заметил: “Спите спокойно, генерал! Мы кончим, когда они кончатся!”»

Габриэль Гарсиа Маркес запретил экранизацию своих произведений, равно как и счел неразумным их иллюстрирование.

Немецкая литература

Барон Мюнхгаузен

Барон Мюнхгаузен – главный враль мировой литературы. Заметьте, не лжец, не злокозненный обманщик, а именно враль – «говорунъ, разскащикъ, забавный пустословъ, шутникъ, балагуръ» [123] или «тот, кто любит рассказывать вздорные, нелепые и т. п. вещи, выдумывая их на ходу». [124] Так обычно рассказывают «правдивые» истории маленькие дети, имея собственные представления и о мироустройстве, и о месте человека в природе и обществе. По мере того как мы взрослеем, дар враля растворяется в познании. Остается только удивляться и восторгаться теми исключительными личностями, кто, отбросив в сторону философию, науку и житейские знания, умудряется столь искренне, столь забавно и увлекательно врать нам истории, позволяющие хоть не надолго покинуть обыденность и окунуться в мир детской непосредственности.