Песнь мятежной любви (СИ) - Райль Регина

Я хотела сказать, что мне пора идти, как парень вдруг выдал:

— Кстати, Симона и Антон помирились. Ты знала?

— Нет, она мне ничего не говорила, — я качнула головой.

С того раза мы с Симой не разговаривали. Мне некогда было из-за учёбы и репетиций, а ей, выходит, из-за новой порции упырьей любви. Что ж, я не обиделась, с друзьями проще делить печали, чем радости.

— Отлично, — в этот раз улыбка вышла честной. — Я рада, что они помирились.

— Ты тогда нехило прочистила Антону мозги. Извини, я подслушивал не нарочно.

Родион снова шагнул ко мне, я — от него.

— Да ладно, не такая уж это и заслуга, — я пожала плечами.

— Я кое-что понял из тех твоих слов, — он закусил губу и посмотрел в сторону. Его нахмуренный лоб и задумчивый вид обескураживали. — Ты и мне подкинула пищу для ума.

— Правда? Какую? — почти непринуждённо спросила я, но чуть не вскрикнула, когда позади вдруг выросла стена. Как же резко и неожиданно стало некуда отступать! Чёрт!

— Что нужно бороться за своё счастье, — сказал Родион легко и вдохновенно, одним шагом сокращая дистанцию между нами.

Неловкость разлилась в скованном теле. Всё-таки загнал меня в ловушку!

Я хотела скользнуть в сторону, но Родион заключил меня в клетку своих рук: упёр кисти в стену возле плеч и наклонился.

Его дымчатые глаза гипнотизировали. Так близко я его никогда не видела. Идеальный, без изъяна. Парень, которого я любила, но к которому не должна была испытывать никаких чувств, потому что отношения заведомо обречены на провал.

Я перестала дышать, любуясь его безупречным лицом, резко очерченными скулами и линией подбородка. Через пару секунд я приоткрыла рот, чтобы вдохнуть. А Родион снова посмотрел на мои губы, после чего подступил вплотную.

Боже, куда ближе? Мне стало жарко от его тела, душно от сладкого аромата кожи. Хотелось коснуться её губами и таять, таять… Меня будто паралич разбил, я не могла поднять руку, чтобы оттолкнуть его. Наверное, это моя смерть. Сердце стучало так громко и часто, что казалось, заметно, как дрожала на груди футболка.

Я вжалась в стену до боли в лопатках. Волосы Родиона почти касались моего лица и пахли сигаретами и специями. Я тоже посмотрела на чёткий контур его губ, на приподнятые уголки, дерзкий изгиб верхней. Не знала, что дыхание может сбиться сильнее — боже, чуть податься вперёд, и я поцелую его. Мне безумно хотелось это сделать, дать Родиону укусить мою губу с пирсингом, позволить пощекотать нёбо языком. Внизу живота стало больно. Я сама не поняла, то ли застонала, то ли всхлипнула, и отчаянно мотнула головой.

— Что ты делаешь? — голос вернулся, слабый и надломленный паникой.

Страх сдавил внутренности, заметался в груди. Не целуй, пожалуйста, лучше убей! Иначе не сдержусь. Отдам тебе себя и пропаду. А я не хочу сгорать дотла!

— То, что должен был сделать давно, — Родион оторвал от стены руку и с убивающей нежностью коснулся моей пылающей щеки, а потом скользнул по шее.

Нарочно или нечаянно его проказливые пальцы оказались на плече под слишком свободным воротом футболки. Кожа словно вспыхнула.

Я задыхалась, из горла рвались сдавленные всхлипы, истерика крутила меня без слёз. Страх приколотил стопы к полу огромными гвоздями, больно и беспощадно. Я не могла двинуться и подняла голову. Мне не убежать! Мышь перед котом. За секунду перед тем, как быть съеденной. Родион склонился ещё ниже, и я ощутила его лёгкое дыхание на лице.

Он собирался поцеловать меня прямо сейчас!

Я билась в агонии придуманных мучений. Собрав оставшиеся силы, я крепко зажмурилась и закусила губы. Хочет целовать против воли? Пусть пробует! Я не буду этого видеть и не отвечу на ласку. Потому что для меня это пытка!

Но наказания не последовало. Прошла секунда, три, пять, а его губы так и не коснулись моих. Боже, меня колотило так, что ещё миг — и я хлопнулась бы в обморок.

— Майя, ты чего? Будто я тебя бить собираюсь, — нотки обиды и печали окрасили спокойный мужской голос, в котором отголосками ещё звучала нежность.

Родион отпустил моё плечо и снова коснулся щеки. И тут я не выдержала — вскинула руки, отбрасывая его кисть, закрыла лицо ладонями и съехала спиной по стене.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я не сразу решилась выглянуть из укрытия рук, и отняла дрожащие пальцы от лица, лишь удостоверившись, что меня больше не собираются трогать.

Родион стоял поодаль спиной ко мне. Спасибо, Вселенная, что сейчас он на меня не смотрел. Нужно срочно уходить, пока он не завёл разговор и не потребовал объяснений. Да, я снова бежала от проблемы, но это виделось мне правильным решением.

Или самой крупной ошибкой в жизни.

Если я уйду, больше мы не поговорим. Возможность всё решить сейчас ускользала, просачивалась невидимым дымом в дверную щель. Попробуй-ка, верни!

Меня бил озноб, зубы вытанцовывали что-то адское, а, судя по тому, как остервенело я сжимала их, имели все шансы раскрошиться. Я встала на шаткие ноги, подняла рассыпанные шмотки и шагнула к двери. Родион не обернулся, хотя слышал, что я собираюсь. Его осанка больше не была идеальной, и сам он уже не казался мне аристократом, превратившись в обычного человека, которого больно ударили. Никогда прежде я не видела его таким удручённым: опущенные плечи, склонённая голова. Казалось, в нём что-то сломалось, и он еле стоял на ногах.

Боже, как я смогла отвергнуть его? Откуда взялись силы? Он тянулся поцеловать меня, его глаза обожали, а прикосновения дурманили лаской. Ещё никто не касался меня так нежно и эротично. Позволь я случиться этому поцелую, может, жёсткая кожура, которой я заботливо укрыла своё сердце, лопнула бы. Но шкура прочна, её ни резать, ни колоть, только рубить, а я, правда, не знала, что мне ещё нужно, чтобы перестать бояться отношений.

Подойти бы сейчас к Родиону, обнять, разрыдаться и вымолить прощение. Но ноги понесли меня к выходу. Не в силах что-либо сказать, сама не своя, я пулей вылетела за дверь. Как сумасшедшая, сбежавшая из психушки, я не знала, куда мне идти и что делать в мире разумных людей. Я точно лишилась рассудка. Меня разрывали жестокие противоречия: я бежала от того, рядом с кем больше всего на свете хотела находиться.

Я ужасно устала. Меня вымотало это чувство, сил сопротивляться не осталось. Я теряла себя и последнюю гордость. Пожалуйста, пусть это прекратится! Если вырвать сердце из груди, страдания кончатся? Наверное, да. Всё сразу кончится.

Жалкая и слабая. Истерзанная. Умерщвлённая. Плоть без души. Призрак без тела.

Так я себя чувствовала.

Осознание того, что я одна не справлюсь, треснуло меня по голове. Чем сильнее я трепыхалась, стараясь избавиться от чувства, тем сильнее оно затягивало. Болото. Я уже по шею в мерзкой жиже. Скоро зальёт рот, и я задохнусь.

Нужен тот, кто вытянет. Меньше всего я хотела делиться с кем-либо, но иного пути не видела. Я слишком долго пыталась быть сильной, а держать всё в себе и ни с кем не делиться — тяжело, страшно и мучительно. Это как носить внутри клубок ядовитых змей или улей ос, которые периодически жалили, и не сметь сказать об этом, потому что никто не поверит.

Но мне и так не поверят. Суровая бунтарка Майя, это неженственное чёрствое существо влюбилось? Меня на смех поднимут! Да и кому рассказать? Кого избрать жертвой и вылить на голову помои, называемые моими душевными страданиями? Кто поймёт?

Первая мысль была шальная: выложить всё Родиону без посредников. Только уже поздно. Я оттолкнула его. Ушла. Чуть не убила себя собственными руками, губами, словами.

Во мне ещё теплилась надежда справиться с этой любовью, с новыми силами, с чьей-то помощью. Перебирая возможные кандидатуры, я отметала одну за другой пока, не остановилась на одном человеке. Пальцы дрожали, пока я искала его в списке контактов и нажимала на вызов. Прямо сейчас договорюсь, по горячим следам, иначе передумаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Голос срывался, когда я назначала встречу. Однако, дружелюбие и охотное согласие, успокоили меня. Значит, я всё-таки на верном пути и выбрала правильного человека.