Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

То, что силы дивизии растянуты на такое внушительное расстояние, не могло не внушать тревогу не только с точки зрения решения тактических задач, но и потому, что это затрудняло командование, особенно для Шерера, который еще при Холме привык лично отдавать все распоряжения своим подчиненным. В некотором роде не было бы большой натяжкой сказать, что никакой дивизии не было, а лишь пять отдельных полков, дислоцированных в разбросанных по большой территории точках. Как, скажите, в такой обстановке отдавать приказы? Те наверняка придут в противоречие с мнением полковых командиров на местах, которые наверняка знают обстановку на вверенном им участке гораздо лучше, он же будет принимать решения лишь на основе полученных по телефону донесений. Либо будет вынужден, тратя понапрасну время и силы, разъезжать туда-сюда по пыльным дорогам, чтобы увидеть все собственными глазами. Поскольку линия фронта временно более-менее стабилизировалась, может, в этом не было большой беды, но кто знает, что ждет их завтра?

Наступление на «Хорьке» было одной из небольших по масштабу, но отнюдь не по своей жестокости операций, призванных выдворить русских из стратегически важной полосы, по которой пролегало шоссе.

Главное шоссе, этот термин в России привыкли произносить с сардонической усмешкой, поскольку сама дорога представляла собой пыльный, порой непроходимый проселок, которым, однако, приходилось пользоваться для доставки боеприпасов и провианта. Это самое шоссе — единственное, что соединяло между собой Велиж и Великие Луки, и русская артиллерия, засевшая на господствующих над «Хорьком» высотах, располагалась менее чем в миле от него. Если же перенаправить обозы по еще более глухим дорогам, что пролегли среди кишащих партизанами лесов, это прибавит несколько часов, если не целый день, к поездке между двумя этими городами.

Что еще хуже, в отдельных местах линия фронта пролегала позади шоссе. Вдоль него, с той стороны, оставались лишь небольшие группы прикрытия, призванные оберегать эту жизненно важную артерию от русских. Жизнь солдат в этих отрядах была вечным испытанием нервов и отнимала слишком много сил. Одни, посреди глухомани, ни на минуту не могли позволить себе расслабиться, даже когда казалось, что все вокруг спокойно, причем несколько дней подряд. Русские снайперы, разведывательные дозоры или отряды партизан время от времени давали о себе знать, хотя и не слишком часто. Немецким солдатам приходилось быть вечно начеку, жить в постоянном напряжении. Поэтому не было ничего удивительного в том, что нервы подчас начинали сдавать. Какая это все-таки мука — заставлять себя бодрствовать, когда тебя клонит в сон, зорко смотреть и ничего не видеть, — и так час за часом.

Эти отряды сменялись каждые несколько дней, и солдаты, возвращающиеся на место основной дислокации, были рады даже самому унизительному наряду, чтобы подольше побыть там. Шоферы транспортов, что двигались вдоль шоссе, также жили в постоянном напряжении, особенно на тех участках дороги, которые мало чем отличались от ничейной земли.

Такую скверную ситуацию со снабжением, будь это какая-то другая война, наверняка бы сочли нетерпимой. Однако люди привыкают к самым тяжким условиям, даже к жизни в обстановке постоянного страха, учатся терпеть постоянные лишения. Причиной такого положения было зимнее контрнаступление русских войск, и ни Шерер, ни его предшественник не располагали необходимыми силами для того, чтобы закрепиться по ту сторону шоссе. Такое положение раздражало, хотя одновременно удивляло своим идиотизмом, поскольку эта ситуация возникла лишь в силу полного отсутствия в этой части фронта приличных дорог. Вот только где их взять здесь, в России? Отсюда и раздражение, и злость, и ощущение собственного бессилия, готовое вырваться наружу, когда, кажется, нет больше сил терпеть эту монотонную, изматывающую, адскую скуку.

Но даже сейчас у Шерера не было солдат, чтобы обеспечить безопасность дороги. Еще будучи в Витебске, он отлично понял, что имел в виду фон дер Шевалери, когда сказал, что в конце зимы они благодарили судьбу за то, что остались живы. Кажется, пришла пора навести здесь хоть какой-то, но порядок.

Он заранее знал, что если русские начнут наступление в районе «Хорька», в его распоряжении будет одна-единственная усиленная рота. В чем, сказать по правде, не было ничего хорошего. Ведь здесь как минимум требовался целый батальон. Крейзер, командовавший полком, дислоцированным близ Великих Лук, соглашался с ним, вот только где взять целый батальон на линии фронта, которая и без того напоминает открытую дверь.

Шерер настаивал, чтобы на случай контратаки со стороны русских в его распоряжении была еще одна рота, а то, что контратака будет, сомневаться не приходилось. У Крейзера было недовольное выражение лица человека, который слышит очевидные и, увы, неизбежные вещи. К этому времени полковые командиры привыкли действовать так, как когда-то он сам привык действовать в дни осады Холма — то есть лично командовать вверенными им подразделениями, не полагаясь на приказы свыше. Разумеется, ни о какой полной самостоятельности не могло быть и речи. Они не имели ничего против установления хороших отношений с Шерером, однако, подобно скупцам, чахнущим над своим богатством, не спешили делиться своими силами. Кто знает, какой очередной кризис может разразиться и откуда тогда им ждать помощи?

— Черт! — выругался Шерер, прибыв в цитадель Великих Лук, которую Крейзер выбрал себе в качестве командного пункта. — Это отнюдь не демонстрация силы. Потому что, честно говоря, демонстрировать нечего. Если мы хотим чего-то добиться, то нам нужна как минимум рота.

— Я бы с удовольствием задействовал даже несколько рот, герр генерал, — ответил Крейзер. — Как вы предлагаете, я наскребу вам еще одну, которая будет идти следом за штурмовым отрядом.

Шерер уловил в его словах плохо скрываемый вызов, однако виду не подал. Можно подумать, что у него самого есть лишние люди, которых при желании можно взять из других полков или даже из резервного корпуса в Витебске. В принципе, можно поступить и так, вот только у фон дер Шевалери лишних людей нет, да и у него самого тоже. «Хорек» — не более чем гнойный прыщ, который легко ликвидировать силами одной роты. Проблема в другом — какие силы придется задействовать, когда русские примут контрмеры, а то, что они их примут, сомневаться не приходилось.

— Ну, хорошо, — ответил Шерер, — такой подход, Крейзер, мне нравится не больше, чем вам. К тому же, кроме «Хорька», на дороге есть еще три другие точки, позволяющие ее контролировать, чем и займутся наши остальные полки. По-хорошему, нам нужна небольшая наступательная операция, чтобы одним ударом покончить со всеми этими змеиными гнездами раз и навсегда. Иными словами, на пару километров передвинуть линию фронта по всей длине. Думаю, нам этого вполне хватит. Беда в другом — чтобы осуществить эту операцию, нам потребуются свежие силы, как минимум, целая дивизия. Только кто по собственному желанию расстанется с целой дивизией? Вот мы и вынуждены уничтожать эти точки по отдельности. И я прошу вас задействовать ради этого всех имеющихся у вас солдат. Как вы понимаете, мы все здесь сидим в одной лодке.

— Знаю, — отозвался Крейзер.

Шерер уже произносил эту фразу, причем не один раз, еще в Холме. И вот теперь в силу привычки произнес ее снова, хотя знал, что одних избитых слов мало, нужен конкретный план действий. Но, бог мой, он устал, страшно устал от необходимости всякий раз, когда требовалось настоять на своем, прибегать к официальному тону. Это было ему чуждо и жутко выматывало.

— Местность к северу от Великих Лук представляет собой одно сплошное болото, — произнес он. — Впрочем, вам это известно даже лучше, чем мне. Ведь вы здесь, можно сказать, старожил. Возьмите роту с того участка, даже если для этого вам понадобится оставить там лишь горстку караульных. Потому что сейчас этот район для нас является глубоким тылом, и пусть вас, Крейзер, не удивляют мои слова. Возможно, когда наши южные армии сделают свое дело на Кавказе, то какие-то боевые части перекинут нам сюда, на север. Я верю в вас, Крейзер. Главное, соберите нужное количество людей.

Последняя фраза вступала в полное противоречие со всем тем, о чем они только что говорили, однако Шерер произнес ее нарочно, чтобы еще раз подчеркнуть важность задачи. Наступление началось в плотном тумане утром 3 августа. Крейзер основательно к нему подготовился, и «Хорек» был взят с относительно небольшими потерями. Порой казалось, что летом русские расслабились и пребывают в легкой дремоте, набираясь благодаря этой своей странной сонливости сил к очередной серии ударов — когда бы та ни последовала. В одном сомневаться не стоило: как только они ее с себя наконец стряхнут, последует удар, и наверняка жестокий. Артиллерийские батареи, молчавшие вот уже несколько недель, отчего их даже не нанесли на карты, принялись поливать позицию «Хорек» мощным огнем. К середине утра откуда-то выползли с полдесятка танков «Т-34», и как оказалось, это было только начало. В распоряжении Шерера бронетехники не было, да и вообще бойцы штурмового отряда не ожидали встретить на своем пути вражескую бронетехнику. С собой у них было лишь два противотанковых орудия, и как только «Хорек» был взят, они устроили там две огневые точки. Увы, эти орудия калибром 3.7, презрительно прозванные в народе дверными колотушками, были бессильны против советских боевых машин — за исключением разве что стрельбы прямой наводкой. Солдаты штурмового отряда столкнулись с суровой реальностью — русские танки, наступающие на их позиции, в то время как они сами неспособны нанести ответный удар. Противотанковые орудия были из числа тех отвратительных пушек, предназначенных для близкого столкновения человека и бронетехники, и штурмовой отряд, зарывшись в захваченные у русских окопы, применил против танков все, что у него нашлось: связки гранат, мины Теллера, разного рода взрывчатку, которую, подставляя себя под пули, устанавливал, вскарабкавшись на танк, доброволец.