Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

Здесь лейтенант посмотрел на часы и поднял руку. Все остановились на небольшой возвышенности рядом с узкоколейкой.

Некоторые из солдат оглядывались на Великие Луки, которые по-прежнему виднелись вдали — здания на фоне горизонта, высокие и одновременно маленькие.

Батарея минометчиков была там, и первые крики донеслись уже в первые секунды после того, как лейтенант посмотрел на часы. Крики минометчиков — это само по себе выброс адреналина в кровь. В такие мгновения, пока гремит залп, страх куда-то исчезает сам. Они все пережили когда-то это.

Даже трусы и те, кого страх давно превратил в ненадежный балласт, неожиданно ощущали поднятие духа, пусть даже всего на двадцать-тридцать секунд. Потому что это происходило непроизвольно, словно оглушительный этот грохот был сродни некой природной силе. Стоило минометам заговорить с их стороны, как сердца тотчас переполнялись мужеством. Если же они грохотали со стороны русских, то испарялись последние его остатки.

Это был рев, вполне определенный и узнаваемый. Его последствия неизменно бывали ужасны.

Залп состоял из тридцати-сорока ракет, которые вылетали одна за другой. Этот вой, помноженный на тридцать, производил на человека множественный эффект, сродни множественному оргазму. Это, пожалуй, хотя и грубое, но наиболее точное описание. Небо прочерчивали длинные последовательные изогнутые полосы дыма, и они, задрав головы, следили за ними взглядами. Одновременно с хлопком, сопровождавшим вылет ракеты, слышался звук, столь же легкоузнаваемый, словно во что-то твердое вогнали металлическую пику. Можно даже сказать, это был почти звон, как будто кто-то быстро ударил в колокол. Спутать его с чем-то было невозможно, тем более что никто не мог объяснить, что было ему причиной. Невозможно еще и потому, что он был хорошо различим на фоне куда более оглушительного грохота пусковой установки и разносился на огромные расстояния. Долетал он и до них.

Залп взорвал землю примерно в километре перед ними. Там же, где они стояли, лишь пару секунд спустя едва заметно дрогнула земля. Или едва заметно лишь потому, что они к этому уже привыкли. Ведь на самом деле вибрация эта была вполне ощутима. Взрывная волна прокатилась, постепенно затухая. Даже на том расстоянии, где они стояли, им на мгновение заложило уши. Штурмовые отрады, что двигались впереди и уже пересекли насыпь несколько часов назад, еще в предрассветной мгле, наверняка потеряли слух на минуту-две. Точно так же, как и русские в нулевой точке, все те красные, что не были моментально уничтожены взрывом.

Оглушенные первым залпом, солдаты роты пополнения не ожидали второго, который в данный момент прогрохотал у них над головой. Унтер-офицеры устремили взгляд на лейтенанта в ожидании нового сигнала. Взмах руки, и они повели солдат за собой. Они двинулись через насыпь небольшими группами, по три-четыре человека.

Теперь они наступали в спешном порядке, зная, что впереди их ждет неприятель и его разведчики, которые наверняка держат местность под своим зорким оком, пока еще не пришли в себя. Не успел стихнуть грохот минометов, как заговорили другие орудия. И все-таки, как только они оказались в укрытии березовой рощи, дышать стало легче. Ах, эти березовые рощи! Они могли быть такими же густыми, как и вековые леса, леса, которые внушали страх и через которые они были вынуждены пробираться всего несколько месяцев назад.

Пару часов назад через эту рощу прошел и штурмовой отряд. Лейтенант предполагал, что их здесь кто-нибудь встретит и проведет за собой остаток пути. Несколько минут они ждали, а заодно использовали этот короткий привал, чтобы перевести дыхание. Лейтенант выругался, хотя и представлял, что творится там, впереди, и потому не спешил кого-то в чем-то винить. Что ж, придется искать путь самостоятельно. Под березой, опустившись рядом с ним на колени, унтер-офицеры внимательно изучали карту — впрочем, они это делали уже несколько дней подряд. Они успели не только выучить ее наизусть, но и отработали всю операцию, когда стояли в лесах возле Великих Лук.

Поэтому когда один из них, взяв с собой двоих солдат, пошел искать проход среди минного поля, поиски не заняли у них много времени. Когда они вернулись к месту привала, остальные также поднялись на ноги и колонной по одному двинулись дальше.

Поперек тропинки валялось мертвое тело. Лейтенант узнал в мертвеце солдата из взвода Шрадера. Возможно, это и был их проводник. Он был убит выстрелом в голову и лежал как раз посередине узкой тропы, проложенной посреди минного поля. Крутом раздавался шелест березовых листьев — как в старые, добрые, мирные дни. Нужно было поторапливаться — если где-то засели снайперы, то желательно как можно скорее уйти отсюда. Лейтенант дал сигнал, и солдаты колонной по одному продолжили путь, нервно поглядывая на убитого, проходя мимо него. Березовые рощи почти не пострадали от обстрела, и теперь вокруг них струился солнечный свет, а грохот канонады раздавался все ближе и ближе.

На самом деле мертвец, которого они приняли за убитого проводника, таковым не был. Несчастный погиб рано утром, в тумане, когда штурмовые отряды еще только продвигались вперед. Они полагались на фактор внезапности и, когда прогремел первый выстрел, решили, что их обнаружили. Аккуратный выстрел в голову — шальная пуля так никогда не попадет. Но, скорее всего, так оно и было. Они подождали в тумане, но новых выстрелов не последовало. В этом месте до них донеслись звуки русской гармошки, слабые из-за тумана, однако хорошо различимые. От позиции «Хорек» их отделяли лишь несколько сот метров. Они продолжали идти и с первым лучами солнца обрушились на врага, застав его врасплох.

Это было всего несколько часов назад.

Рота пополнения уже почти подошла к этому месту, но неожиданно столкнулись с отрядом Шрадера, когда тот возвращался назад по проходу минного поля. Грохот стоял такой, что разговаривать было невозможно. Вид у Шрадера был жуткий. Впрочем, не у него одного. И уже то, что постоянно приходилось повышать голос, чтобы быть услышанным, казалось, повергало его в еще большее уныние. Однако он взял себя в руки и продолжал кричать, указывая куда-то вперед. Лейтенант прислушался и тоже посмотрел в ту сторону, куда указывал Шрадер. Кто там? Командующий офицер? Шрадер вновь что-то крикнул и указал вперед. Лейтенант кивнул. Он схватил Шрадера за плечо, после чего начал отдавать команды своим подчиненным.

Кроме взвода Шредера, штурмовая рота состояла еще из четырех взводов, не считая вспомогательных. Последние остались на «Хорьке». Остальной части штурмового отряда также придется остаться на позициях, которые они занимали с самого утра, однако теперь в их распоряжении будет также рота пополнения, которая на самом деле если кого и пополнит, то лишь отряд Шрадера.

Шрадер, при всем своем немалом мужестве, пребывал в состоянии шока — с ним осталось лишь пятеро из его первоначального отряда. Среди них также были и раненые, которых требовалось нести на носилках. К тому же санитар сказал лейтенанту, что некоторые из них умрут, если их быстро не вынести из зоны боя. Да, но только кто именно? Санитар бездушно указал пальцем на обреченных на смерть.

Другие, хотя также находились в тяжелом состоянии, были вынуждены ждать своей очереди и терпеть до тех пор, когда выделят тех, кто смог бы положить их на носилки и унести в тыл. Лейтенант дал Шрадеру в помощь трех солдат своей роты. Это был широкий жест, который, возможно, даже противоречил духу полученного им приказа — что каждый солдат был нужен на «Хорьке», однако Шрадер пользовался в роте уважением, лейтенант же никак не ожидал увидеть его и его солдат такими. Нет, эти были даже не ранены. Эти уже были мертвы, если только в самое ближайшее время им не будет оказана медицинская помощь.

Но чем еще он сам мог им помочь? Его внимание было сосредоточено на орудийном грохоте всего в сотне метров впереди. Два других санитара пошли было вместе с ним вперед, однако он велел им остаться. Ведь теперь посреди нескончаемого грохота кричали от боли его собственные раненые солдаты. Времени на Шрадера у него не было, самому бы не растеряться, поддержать хоть бы видимость порядка в собственных мыслях.

Над березовыми лесами виднелась невысокая гряда холмов, а впереди — все новые и новые покореженные березы. Эта гряда напоминала разверстую рану, в которой валялись обрывки колючей проволоки и мертвые тела, которые почти не выделялись посреди царившего хаоса, за исключением тех, что повисли на колючей проволоке. Артиллерия среднего калибра продолжала поливать ее огнем, а время от времени эту какофонию дополнял грохот крупнокалиберных орудий.

Марш назад был долгим и тяжким. Испытанное солдатами потрясение было вполне естественным, и те трое, кому повезло избежать ран, не были выведены им из строя. Они могли говорить, пусть и с трудом, но все же. Двигались они словно роботы, правда, роботы, полностью обессиленные. Однако при необходимости они могли действовать, полагаясь либо на инстинкт, либо на боевой опыт. На их счастье, обстрел прекратился, несколько случайных снарядов — не в счет. Похоже, русские вели обстрел наобум, или же причиной тому было недостаточное количество их собственных орудий у Великих Лук Последнего факта было достаточно, чтобы наполнить их сердца тревогой, однако они уже так устали, что чувства их притупились. Довольно того, что они пережили до этого.