Рука, кормящая тебя - Эй. Джи. Рич

От какой песни ее пробивает на слезы, но она стесняется в этом признаться. Ха! – писала Распутница.

Я чуть было не сорвалась к телефону, чтобы срочно позвонить Селии.

Распутница: Ты уже что-то с нее поимел?

Беннетт: Ты выражаешься как десятилетний мальчишка.

Я оторвалась от компьютера и подошла к окну. В воздухе кружился легкий снежок, но до земли еще не долетал. Меня не мутило, мне не было плохо. Я совершенно не злилась, мне не хотелось кричать и швырять в стену посуду. Меня охватило иное чувство – оно было тихое, безголосое, но не менее горькое и пронзительное. Жгучий стыд. В присутствии других мы чувствуем унижение; стыд – наедине с собой. Преодолеть стыд труднее.

На оконное стекло упала снежинка. Упала и тут же растаяла. Я видела, как она тает. Это заняло долю секунды. Что может произойти за секунду?

Я была рада, что догадалась сходить в аптеку и взять ксанакс. Я выпила сразу целую таблетку, уже зная, что скоро приму еще и вторую, не дожидаясь, когда подействует первая. Я не могла читать дальше, поэтому переоделась в пижаму и уселась читать дальше.

Я пыталась найти хоть какие-то зацепки, чтобы понять, кто такая Распутница. Она не прислала Беннетту ни одной своей фотографии. Но зато я нашла собственные фотографии, которые Беннетт пересылал ей. Никакого компромата там не было, но мне все равно не понравилось такое вторжение в личную жизнь: вот я жарю ему омлет, вот я сижу с полотенцем на только что вымытой голове. И даже одна фотография, как я кормлю Тучку, Джорджа и Честера. Распутница знала, кто я. Знала, где меня можно найти. А я не знала о ней ничего. Я пошла в спальню и заперла на замок решетку на окне, хотя понимала, что это не самая надежная защита. Я уже знала, что не могу читать дальше. Я просто не выдержу.

Однажды я уже пережила подобное убийственное ощущение собственного распада: те двое извращенцев издевались надо мной как хотели, а я была совершенно беспомощной и ничего не могла сделать. Даг. Кэндис. Она забрала у меня триста долларов, чтобы купить ему пиво. Она меня не развязала, когда у нее появилась такая возможность. Я читала электронные письма, словно раздвоившись: я тогдашняя и я теперешняя. Как будто смотришь фильм ужасов одновременно с субтитрами и со звуком – страх пробирает вдвойне. Наверное, мне было бы не так обидно, если бы он ей написал, что я не слишком хороша в постели.

Распутница: Она все еще трудится над дипломом – жертва изучает виктимологию?

Беннетт: И все-таки надо отдать ей должное: она жаждет знаний. Она к чему-то стремится.

Распутница: Не будь таким нудным. А в постели она тоже изображает жертву?

Беннетт: Джентльмены не выдают чужих тайн.

Ага, как же, не выдают! Я попыталась сделать глубокий вдох и испугалась, что сейчас задохнусь. Я наклонилась вперед, свесив голову между коленями, закрыла глаза и постаралась дышать нормально. Мне в лоб ткнулось что-то холодное, и я резко дернулась от неожиданности. Это Оливка прижалась ко мне мокрым носом. Она пришла меня утешить. Собачка тихонечко заскулила, и я взяла ее к себе на колени и принялась гладить по мягкой шерстке. Уже очень скоро сердцебиение пришло в норму, и я снова смогла дышать.

– Добрый доктор Оливка, – сказала я маленькой белой собачке.

Она лизала мне руки, быстро-быстро работая язычком, и это было так трогательно и забавно, что я поневоле улыбнулась ее пылким стараниям меня успокоить, вернуть из дальних пределов, куда меня унесло.

Я легла в постель совершенно без сил, не могла даже читать или смотреть телевизор. Я попыталась выполнить упражнение на расслабление всех мышц, которое выполняла не так давно в ванне. Колени были зажаты. Они никак не расслаблялись. Ладно, вернемся к ним позже. Руки: вообще без проблем. Плечи и трапециевидные мышцы – нормально. Я вернулась к коленям. Вторая попытка. Они как будто окаменели. Мне вспомнилось, что древние греки считали, будто в коленях находится корень жизни, и поэтому мы падаем на колени, когда умоляем сохранить нам жизнь. Может быть, мне надо встать на колени и молить о пощаде?

С людьми случаются вещи куда хуже. Ужасные вещи, которые даже не хочется называть. Но люди как-то справляются и живут дальше. И все у них хорошо. Значит, я тоже выдержу. Я смогу пережить эту боль. Но сейчас меня это не утешало. Мне все равно было больно.

Я перевернулась на бок и с удивлением поняла, что не испытываю никакой злости и горечи. По идее, сейчас я должна проклинать всех мужчин, любовь и романтику. Но я вдруг осознала, что хочу всего этого, очень хочу – и скорее, скорее, чтобы то, что я прочитала сегодня вечером, не исключило эту возможность уже навсегда.

На мгновение я приняла свет уличного фонаря за луну.

Наутро меня посетила мысль, которая совершенно меня убила: наверняка Беннетт показывал Распутнице и меня, как Саманту и Сьюзен. Быть может, Распутница сидела прямо за нами в кинотеатре, когда мы смотрели «Человека-гризли»? Или приезжала в ту же гостиницу в Мэне, где у нас с Беннеттом было свидание? Или сидела рядом со мной на какой-то публичной лекции в колледже? Может быть, мы с ней встречались и даже общались? Я очень старалась не перейти грань между рациональными размышлениями и паранойей, но после вчерашних отравляющих писем в голову лезли малоприятные мысли о людях, пораженных вирусом, пожирающим плоть. У меня еще были руки? У меня еще остались ноги? Разве не чудо, что я еще в состоянии ходить и стоять у плиты в ожидании, когда закипит чайник?

Когда зазвонил телефон, я чуть не подпрыгнула от неожиданности.

– Хорошие новости, – сказала Билли. – Хотя плохо так говорить. Потому что для нас хорошие, а вообще грустные. Мне сейчас сообщили, что той больной старой собаке в нью-милфордском приюте остался максимум день.

– Тебе позвонили?

– Я здесь, с Альфредо. Привезла «мусорных» песиков. Нам удалось вывезти четверых. Альфредо устроил их на новом месте. Они вроде довольны. Троим мы уже нашли дом, скоро их заберут.

Несмотря на обиду и ревность, мое восхищение Билли в этот момент было искренним. Она сделала хорошее, достойное дело, и она помогает мне с – Тучкой.

Если уж я не могу защитить себя, то могу защитить хотя бы свою собаку.

Я вывела Оливку гулять. Скоро и Тучка сможет гулять на воздухе. Мы пошли к зоомагазину. Оливка узнала дорогу к магазину игрушек и ускорила шаг. Последнюю часть пути она уже летела впереди меня, натягивая поводок. По магазину важно расхаживал песик – дворняга с явной примесью бигля – совершенно один, без хозяина. Он подошел к ящику косточек из сухожилий, выбрал одну, взял ее в зубы и деловито направился к выходу. Я рассмеялась и спросила у продавца, видел ли он, что у них тут завелся воришка.

– Руди у нас угощается в кредит, – ответил мне продавец.

Руди работал «служебным питомцем» в туристическом агентстве, расположенном в том же здании. Я купила для Тучки упаковку кусочков сушеной печени, и мы с Оливкой пошли домой.

Простые житейские радости вроде покупки лакомства для собаки придали мне сил читать дальше. Как бы мне ни было противно и больно все это читать, мне хотелось понять, кто такая Распутница. Возможно, я все же найду хоть какие-то указания.

Распутница: Она не упоминает тебя в завещании?

В каком завещании? Кто?

Беннетт: Она живет в съемной квартире, машины у нее нет. Денег тоже. Она немного зарабатывает и почти все отдает на благотворительность.

Мои пожертвования на приюты для бездомных животных?

Распутница: Да уж, все трудятся в поте лица ради денег. Мало кому удается пожить в свое удовольствие.

Беннетт: Но тебе удается.

Распутница: Я могу себе это позволить, как тебе хорошо известно.

Беннетт: Я все думаю об этом фильме, «Человек-гризли». Он тебе тоже понравился, помнишь? Этот Тимоти Тредуэлл с его страстью к медведям гризли… Как он их обожал! А в итоге они же его и загрызли. В смысле, какой-то бездомный? В том же приюте, где она им помогала?

Я испытала огромное облегчение из-за того, что они говорили не обо мне, но самое главное – из-за того, что Беннетт был мертв. Мне казалось, я знаю, что собой представляют социопаты; я могла прочитать целую лекцию по данной теме. Но только сейчас я окончательно осознала, что это за люди.

Он говорил в таком тоне о женщине, на которой собирался жениться, о женщине, которую убили в том самом месте, где она бескорыстно помогала другим. В голове промелькнула старая, как мир, мысль: Неужели ничто не свято? И этот фильм, «Человек-гризли»… Судя по переписке, он понравился им обоим, но я тоже его смотрела и хорошо помню, что подругу Тредуэлла, которая сопровождала его в экспедиции, тоже загрызли медведи.

Я дочитала до того места, где с бездомного, арестованного по подозрению в убийстве Сьюзен Рорк, сняли все обвинения. После этого тон писем Беннетта резко переменился. Он тревожился, что полиция станет его разыскивать. Вместо того чтобы его ободрить и успокоить, Распутница просто не приняла его страхи всерьез. Она даже сменила тему беседы и принялась рассуждать о том, куда они поедут отдыхать на ближайшие праздники. Но Беннетт снова вернулся к тому, что его беспокоило. Его тревоги и страхи ее раздражали. В какой-то момент она написала: Да что ты как маленький! А потом я наткнулась на фразу, которую перечитала раз двадцать, выискивая сарказм. Но не нашла. Беннетт защищал меня перед ней: Морган очень добрая. Она никогда не будет обращаться со мной так, как ты.