Рука, кормящая тебя - Эй. Джи. Рич

Может быть, Беннетт закрыл собак в ванной? Он мог это сделать, если кто-то к нему приходил. Они всегда слишком шумно встречали гостей. Но Беннетт никого не знал в этом городе. Или врал, что не знает. Он должен был знать этого человека, иначе зачем он загнал собак в ванную? Пока гость поднимался по лестнице, у Беннетта как раз было время закрыть собак. Но что было потом?

Ванна уже остывала, и я добавила горячей – воды.

Человек просто физически не способен сделать то, что сотворили с Беннеттом.

Я пожалела, что не взяла с собой в ванную всю бутылку просекко. Выпить явно не помешало бы, но мне не хотелось вылезать из горячей ванны. Мысли неслись в голове бешеным вихрем, и я не знала, как их успокоить. Давай рассуждать логически, уговаривала я себя. Но нет… Перед глазами стояла кошмарная картина: мертвая Пэт с вырезанным сердцем. Никакая собака не смогла бы проделать такое. Кстати, собаку Пэт так и не нашли. После смерти хозяйки она исчезла. Но у себя дома я видела изуродованное тело Беннетта и собак, вымазанных в крови. Что я проглядела?

Могло быть такое, что Беннетта убил человек, который к нему приходил, а перед тем как уйти этот человек выпустил собак из ванной? Могло быть такое, что собаки набросились на уже мертвое тело? Хотя судмедэксперт, проводивший вскрытие, должен был отличить раны, нанесенные человеком, от ран, нанесенных собачьими зубами. Впрочем, он тоже мог что-то недоглядеть, поскольку все были уверены, что Беннетта загрызли собаки.

Так, погодите… Кто мог желать Беннетту смерти? Сьюзен Рорк убили раньше, чем умер Беннетт. У Пэт были причины его ненавидеть, но тогда кто убил саму Пэт? Саманта, несколько месяцев получавшая электронные письма от мертвого человека… может, она создавала себе алиби? Когда мы с ней говорили по телефону в последний раз, я старалась быть вежливой и деликатной, но при этом категорически не желала поддерживать ее иллюзии. Поддерживать чьи-то иллюзии – занятие неблагодарное и опасное. Но теперь я подумала, что, может быть, это были не иллюзии и не бред воспаленного мозга? Может быть, она сама писала себе эти письма? А может, и не писала, а лишь говорила, что он ей пишет. Полиция наверняка знает, как это выяснить. Осталось только понять, как убедить детектива взять ордер на обыск.

Я вылезла из ванны и открыла слив. Завернувшись в полотенце, я наблюдала за тем, как из ванны вытекает вода. Стивен сказал, что я могу возвращаться к нормальной жизни. Но он ошибался.

– Меня кое-что беспокоит. И этого не было в полицейском отчете.

Когда Стивен спросил, что я имею в виду, в его голосе явственно слышалась скука. Я рассказала ему о царапинах с внутренней стороны двери в ванную. Он сказал, что царапины были с внешней, а не с внутренней стороны. Он хорошо это помнит.

– Ты только что вернулась с его похорон. Не забивай себе голову.

– Я уверена, что не ошиблась насчет царапин.

– Я бы запомнил, если бы они были с внутренней стороны. Но даже если ты не ошиблась, что это доказывает?

– Это доказывает, что в квартире с Беннеттом был кто-то еще.

– Знаешь, ты бы поговорила с Селией…

– Это не психологическая проблема, – ответила я. – Речь идет об улике, оставшейся незамеченной.

– И кто, по-твоему, был с ним в квартире?

Если сказать ему, что, по-моему, это была Саманта, он точно вызовет мне санитаров.

– Саманта. Мне нужно взломать ее электронную почту.

– Ты собираешься провоцировать сумасшедшую? – спросил Стивен.

– Так она же ничего не узнает. У тебя есть на примете какой-нибудь хакер, который возьмется за эту работу?

– За такое меня лишат права на адвокатскую практику, но я не буду тебе помогать не по этой причине. Дай мне слово, что позвонишь Селии.

Но вместо этого я позвонила Маккензи. На этот раз он сам подошел к телефону – потому что я звонила на мобильный. Если я правильно разбиралась в своих ощущениях относительно этого человека, он был рад меня слышать. Но я не особенно доверяла ощущениям, опасаясь принять желаемое за действительное. Я сразу же перешла к делу. Сказала, что мне надо кое-что посмотреть в полицейском отчете о смерти Беннетта.

– У тебя случайно нет копии?

И уточнила, что именно мне нужно проверить.

Он предложил заехать ко мне с полицейским отчетом сразу после работы. Я быстро составила мысленный список всего, что нуждалось в уборке и чистке, потом подумала: «Да черт с ним» – и поблагодарила Маккензи.

Час спустя я как угорелая носилась по квартире со старомодным соломенным веником. У меня была чудо-швабра, но я так и не сумела ее освоить. Потом я открыла коробку с влажными антибактериальными хозяйственными салфетками и, опустившись на колени, принялась оттирать кафельный пол в ванной. Жалко, что Стивен поторопился заменить дверь. Но для себя я решила так: если в полицейском отчете, который сейчас принесет Маккензи, я найду фотографию, где на внутренней стороне двери в ванную нет никаких царапин, я успокоюсь и выброшу из головы все подозрения. А пока что продолжу уборку. Главное – поймать нужный настрой. Скрупулезная и тщательная уборка успокаивает не хуже, чем дзен-медитация. Надо почаще устраивать дома «большую чистку», подумала я. А потом весь настрой пошел насмарку.

У меня в наушниках как раз заиграли «Лейк стрит драйв», когда музыка прервалась, сменившись мелодией телефонного вызова. Я достала из кармана айфон. Судя по междугородному коду, звонили из Мэна. Рене находилась в ярости. Она сказала, что ее совершенно не радует, что я даю ее номер каким-то психованным девицам, которые донимают ее, звонят по сто раз на дню, бьются в истерике и обвиняют ее в том, что она врет о смерти собственного сына. Эта девица, сказала Рене, утверждает, что она невеста Джимми. В заключение Рене попросила меня уважать ее право на уединение, отныне и впредь.

– Я ей не давала ваш номер, – сказала я. – Рене, мне очень жаль, что все так получилось.

Но Рене уже отошла от телефона. Трубку взяла Ванесса, такая же злая и раздраженная, как на похоронах брата.

– Может быть, вас, девочки, это и веселит… может быть, это шутка такая: называться невестами моего мертвого брата… но нам почему-то совсем не смешно. И маме особенно.

– Это не шутка. Никто ни над кем не смеется.

– Тогда скажи этой придурочной, чтобы она оставила маму в покое, – потребовала Ванесса.

– С ней вообще бесполезно о чем-либо говорить. У нее навязчивый бред.

– У вас у всех навязчивый бред.

Ванесса бросила трубку.

Мне надо было пройтись, чтобы собраться с мыслями и избавиться от неприятного «послевкусия» от телефонного разговора. Я надела пальто, сунула в карман кредитку и отправилась в дорогой магазин сыров. Надо было купить еще и вина… или не надо? Чем принято угощать человека, который придет к тебе в гости с полицейским отчетом и фотографиями твоего бывшего любовника, разорванного в клочки? В конце концов я взяла банку греческих оливок, самые дорогие в галактике сырные палочки и несколько бутылок местного крафтового пива «Злой близнец».

Я увидела Маккензи, когда свернула на Гранд-стрит. Он меня не заметил. Я думала, он приедет на велосипеде. Но сегодня он пришел пешком. Раньше у меня не было случая понаблюдать за ним со стороны, оставаясь невидимой. Одно дело, когда ты шагаешь рядом с человеком, и совершенно другое – когда смотришь на него издалека, причем он не знает, что ты за ним наблюдаешь. Он шел широким, пружинистым шагом, ступая на носки, так что пятки почти не касались земли; у нас в старших классах так ходили будущие «качки», и это меня раздражало еще тогда. Но Маккензи не важничал, не упивался собой. И он не несся вперед сломя голову, как будто он весь из себя занятой человек и его время ценнее, чем время всех остальных, вместе взятых. Он шел уверенно и спокойно, словно в ритме музыки, звучащей у него в голове, – музыки, которую мне тоже хотелось бы услышать.

Я понимала, что это нечестно и некрасиво, но все равно продолжала за ним наблюдать, не выдавая своего присутствия. Я шла за ним по пятам, держась на расстоянии в полквартала, пока он не остановился у моего подъезда. Я спряталась за почтовым фургончиком, припаркованным на въезде во двор, досчитала до десяти, шагнула на тротуар, окликнула Маккензи и со всех ног бросилась к дому, как будто до этого тоже бежала, боясь опоздать.

Он обернулся ко мне. Его улыбка явно не соответствовала мрачному содержимому его портфеля. Если бы встретились где-нибудь в баре, мы бы, наверное, обнялись, но сейчас у меня в одной руке был пакет с покупками, в другой – ключи, и нам еще предстояло подниматься по лестнице. Я помедлила у двери. Мне не хотелось, чтобы все пять пролетов Маккензи смотрел мне в спину, но я понимала, что он пропустит меня вперед. Хотя с чего бы я так напряглась? Мы просто шли вверх по лестнице, а не карабкались на кровать-чердак, где, если пара разделась еще внизу, первый, кто забирался наверх, являл партнеру не самый удачный ракурс.