Страж фараона - Михаил Ахманов

Рихмер, тоже с поспешностью вскочивший на ноги, недоуменно замер, приоткрыв рот.

– Сто дебенов? Я думал, это шутка, господин… Ты – вершитель судеб, посланец Осириса… Зачем тебе золото?

– Возьмешь его себе, – бросил Семен, направляясь к двери. – Боги ценят полезных и верных слуг. Я следую их примеру.

Хранитель врат склонился и распахнул перед ним дверь.

Я говорил о его милосердии – скажу и о жестокости. Да, он убивал, если надо было убить! Но вершилось это не по велению сердца, склонного к пролитию крови, а в силу необходимости и чаще всего – для защиты других людей, которые были ему близки и дороги. Он охранял их как самый верный сэтэп-са, и потому я называю его Стражем…

Глава 9

Охота над красными скалами

Вернувшись в мастерскую, Семен разослал помощников: Сахуру отправил в дом Пуэмры, к его сестре и матери, Атау и Небсехта, третьего из подмастерьев – в Ипет-ресит, приказав им, чтобы разыскали Сенмута. Оставшись в одиночестве, он вытащил из потайного места секиру, завернул ее в старые тряпки и обвязал веревкой, плетенной из тростника. Затем, сдернув полотно, вгляделся в каменные черты Меруити, будто испрашивая у нее совета.

Ему казалось, что царица ветров и тьмы смотрит сейчас не ласково, а повелительно, как бы напоминая: ты должен меня защитить! Должен, ибо затем ты и явился в этот мир, и нет других оправданий твоему присутствию!

– Я уже многих убил, – тихо произнес Семен, баюкая сверток с секирой. – Убил допросчика-писца и тех нехеси… Может, кара была заслуженной, но видишь ли, милая, я не люблю убивать. Прежде я этим не занимался.

«То было прежде, – безмолвно сказали каменные губы. – Теперь обстоятельства изменились. Все меняется, ваятель, – мир, и жизнь, и ты вместе с ней».

– Меняется, – согласился Семен, взвесив в руке секиру. – Увы, не в лучшую сторону!

«Не в лучшую, но и не в худшую – в нужную», – возразила каменная царица, и минут пять они в молчании взирали друг на друга. Потом Семен сказал:

– Пожалуй, ты права. Значит, и это дело с Софрой надо закончить?

«Надо», – подтвердила она. Взор ее был повелительным и строгим.

Семен кивнул, набросил на изваяние покрывало и, взвалив тяжелый сверток на плечо, вышел из мастерской.

Солнце склонялось к западу, но зной был все еще таким, что на камнях, казалось, можно печь лепешки. Все обитатели ремесленного городка попрятались, пережидая жаркое время, и лишь Урджеба, сухопарый бровастый помощник Инени, медленно брел от пальмовой рощи к пристани, заглядывая по дороге то в проемы мастерских, то в опустевшие дворы. Семен заторопился навстречу, потом, замедлив шаг, спросил, не видел ли Урджеба третьего пророка, а если видел, то где, когда и как его найти. Шевельнув бровями, помощник сообщил, что почтенный Инени отправился домой: вызвали к болящему, и, вероятно, тот – персона из самых важных, раз понесли к пророку, а не к целителям в храм. Семен пробормотал слова благодарности и широким шагом направился к роще; Урджеба крикнул вслед, что бегать сейчас не стоит: Ра гневен, ударит по черепу, и не отделишь жизнь от смерти.

И правда, жарковато, мелькнула мысль, когда Семен, утирая пот, добрался до поникших пальм. Тут он свернул, но не направо, к стенам святилища, а налево – усадьба Инени располагалась в двух тысячах локтей от ремесленного городка, среди садов и рощ, тянувшихся километров на тридцать, до южных окраин Кебто. Путь к усадьбе был недолог; к тому же под кронами сикомор и тутовника зной переносился легче, и через четверть часа впереди возникла белая ограда, а за ней – плодовые деревья, обступавшие плотным кольцом жилище Инени.

Пуэмра лежал в дальней, самой прохладной комнате, и над ним хлопотали третий пророк и двое крепких служителей, которых Семен счел санитарами или медбратьями. Юноша был уже омыт, раны смазаны мазью кифи, и теперь служители, осторожно приподняв безвольное тело, закрывали их чистым полотном. Инени склонился над левой рукой Пуэмры, разглядывая три обожженных пальца и сокрушенно покачивая головой: ожоги были слишком глубокими, кое-где до кости, а от ногтей вообще ничего не осталось.

Опустившись рядом, Семен спросил:

– Ну что? Выживет?

– О том спрашивай не у меня, а у Амона, – отозвался жрец. – Душа его у двери царства мертвых, Сенмен; шаг вперед, и вместо лекаря придется приглашать бальзамировщиков.

Бросив взгляд на слуг, Семен склонился к уху Инени.

– Ты знал, что он?..

– Догадывался, но был уверен, что ученик не предаст учителя. Пальцы придется отнять… да, придется… – Лицо целителя стало печальным. Он повернулся к Семену и, не понижая голоса – видно, слуги были людьми доверенными, – произнес: – Если тебя угощают прошлогодними финиками, друг мой, выбери тот, который еще не подгнил. – Затем Инени снова занялся изуродованной ладонью Пуэмры, бормоча: – Лучше уж он, чем другой… у этого юноши было ко мне почтение… что бы он Рихмеру ни доносил, плохого в сказанном им не нашлось… За это, думаю, и поплатился. За меня!

– Не только за тебя, – откликнулся Семен, ощупывая сквозь ткань лезвие секиры. – Знаешь, я ведь встречался с Рихмером. Посидели, потолковали… Больше он не доставит тебе хлопот. Ни он, ни Софра.

– Это хорошо, – пробормотал Инени, думая совсем о другом. – Пальцы… Жалко! Жалко резать! Новых ведь не пришьешь! – Он поднял голову и вдруг спросил: – Скажи, все ли болезни и раны лечат в твоей стране? В тех временах, когда о нас забудут?

– Не все. Могут сердце заменить, а пальцы – вряд ли. Ты режь, иначе он умрет! Парень валялся в грязи, а грязь, когда проникает в рану… – Семен смолк, глядя в бледное лицо Пуэмры; слова «гангрена» в языке Та-Кем не было.

– Я понимаю. – Инени потянулся к раскрытому сундучку с целебными зельями, чистыми тряпками и бронзовыми ножами. – Я видел воинов, которым не промыли небольшой порез… обычно на ноге… туда попадают песок и земля, и плоть гниет… – Не прекращая говорить, он перетягивал пальцы Пуэмры тугими бечевками. – Плоть гниет и распухает, рана становится красной, потом синей… кожа на ощупь горяча, и нет таких лекарств, чтобы вернули душу в тело… если не отсечь – смерть! – Нож сверкнул в его руке, и вслед за этим раздались глухие стоны юноши.

Семен поднялся, прижимая к ребрам сверток с секирой. Он чувствовал себя лишним среды суеты у ложа больного: один из служителей лил в рот Пуэмры вино, другой придерживал его за плечи, а сам целитель копался в сундучке, выискивая нужные лекарства.

– Отправляйся домой, – произнес Инени, не поднимая головы. – Мне интересно послушать о встрече с Рихмером, но не сейчас, а через пару дней, когда я пойму, что скрыто в руке Амона для этого юноши, жизнь или смерть. Главное ты уже сказал: хлопот не будет. Я тебе верю, Сенмен!

Когда Семен вышел в сад, в воротах появился Сахура, а с ним не старая еще женщина и девушка лет шестнадцати с милым личиком и кроткими глазами. Мать Пуэмры и Аснат, его сестра… Видимо, они торопились изо всех сил – ноги в пыли, кожа блестит от пота, волосы растрепаны. Семен кивнул им и вытянул руку к дому.

– Он там. Мудрый Инени врачует его.

– Он жив? – Глаза Аснат наполнились слезами.

– Жив, но… Инени говорит, что жизнь его в руке Амона.

– Как и наши, – прошептала мать Пуэмры и направилась в дом.

Не прошло и пяти минут, как на дороге снова взметнулась пыль – на этот раз под ногами Сенмута, спешившего к усадьбе с целой свитой из стражей, писцов, посыльных и носильщиков. Повинуясь его жесту, люди эти встали в отдалении, а Сенмут, вытерев покрытый испариной лоб, промолвил с облегчением:

– Хвала Амону, ты благополучен, брат мой! Этот Небсехт не самый умный из твоих помощников… Я так и не понял, что случилось. Я думал, что с тобой…

– Со мною все в порядке, – прервал его Семен, – а вот о Пуэмре такого не скажешь. Пальцы сожжены, грудь и спина изрезаны, да и лицо… – Он махнул рукой. – Ну, до языка и глаз, по счастью, не добрались. Целы!

Брат помрачнел.

– Рихмер? Он, клянусь Маат! Но за что?

– За то, что парень не захотел за мной приглядывать. Вернее, приглядывал, а толком ничего не доносил… Пришлось, понимаешь, выпытывать! Откуда я взялся да что умею… вдруг такое смогу, что Софре пригодится!

Кулаки Сенмута сжались, лоб прорезали морщины. Стиснув зубы, он пробормотал:

– Чтобы он лишился погребения, этот Рихмер! Чтобы шакалы сожрали мумию его отца! Чтобы…

– Не проклинай его, – сказал Семен. – Теперь он мой слуга.

– Слуга? – Брат в недоумении уставился на него. – Как – слуга? Он служит только Софре!

– Их обоих отдал мне Осирис – и жизнь их, и смерть. – Семен наклонился к брату и прошептал: – Не удивляйся, Сенмут, и ни о чем не спрашивай. Ты ведь помнишь, кто меня прислал? Осирис, поверь, не возвращает умерших с полей Иалу для собственного развлечения. – Выпрямившись, он подтолкнул Сенмута к дверям. – Иди, брат мой, и сядь около девушки, к которой склонилось твое сердце. Если Пуэмра выживет, разделишь с ней радость, если умрет, разделишь горе. Иначе зачем вас соединили боги?