Сбывшиеся сны печальной блондинки - Яна Розова

Умный ты, дантист Ведищев! Помучайся немного, потом узнаешь.

— Или это из-за Садкова? — Он помрачнел. Другой мужчина, успешный и привлекательный, казался не меньшей проблемой, чем все перечисленное. — Он же тебе в отцы годится! Послушай, он не женится на тебе, он живет ради дочери! Я знаю…

— …ты лечил ему зубы!

— Да! То есть нет, просто… Не важно! — как мне нравилось, что он нервничает! — Алла, у вас нет будущего вместе. А я дам тебе все, чего ты заслуживаешь!

Я встала с дивана, притворно вздохнула и, пряча улыбку, направилась покурить на кухню. Олег остался сидеть на полу. Отсутствие результата не казалось ему результатом.

Глава 11

Игорь позвонил утром. К телефону подошел Олег. Он провел полный допрос звонившего: кто (хотя узнал Садкова сразу), зачем, почему, и все это тоном Эдгара Гувера. Я вырвала у него из рук трубку, чтобы прекратить хамство.

Шеф сказал, что презентация назначена на сегодня и было бы правильно, если бы я приехала на «химию» посмотреть на ход дела и помочь в мелочах. Обижаться на то, что теперь мне доверяют только мелочи, было глупо. А вот приглашение поучиться стоило принять.

Когда я сказала Ведищеву, что должна уехать по делам на целый день, он обиженно поджал губы. Но, видимо, решил быть хорошим и потерпеть мои выходки до тех пор, пока не получит желаемого. Поэтому он покормил меня шикарным пышным и нежным омлетом и отпустил на все четыре стороны. Разве дождешься омлета от законного супруга?

На «химии» шла подготовка к презентации. Мои сотрудники, зомбированные столичным обаянием Игоря, выполняли любое его желание. И все было не так! Я кинулась в гущу событий, наводя смуту и сея беспорядок. Добилась лишь того, что Садков пообещал связать мне руки, но сначала — заклеить рот.

Мужчины ничего не понимают в цветах. Садков выбрал для презентации ярко-оранжевый цвет. То есть это он так считал, а я видела ядовито-желтый. Он резал глаза. Оранжевый еще мог бы символизировать спелые плоды, взращенные на удобрениях химзавода, но ядовитый желтый говорил только о глубоком химическом заражении почв после использования продукции Гродинского химического.

Мы с шефом поругались, сотрудники растерялись, произошла задержка в сроках реализации планов, и меня посадили в уголок с товарищеским наказом — не тявкать! Что за люди! Ладно, посижу, решила я. Все равно ситуацию не спасти. Загублено дело моей жизни!

Но тут вспомнила: надо же узнать, не было ли гостей в клинике Олега? Гостей, искавших «правильные» чертежи. Клиника, конечно, находилась на территории завода, но от главного административного корпуса пришлось бы топать до нее километр, точно. Я подошла к Игорю и твердо сказала:

— Если ты хочешь, чтобы я не мешала, дай мне машину с водителем!

Он дал бы мне и самолет, лишь бы я отстала.

Через пять минут я уже подъезжала к клинике. Старый корпус химзавода был отремонтирован и выглядел аккуратно, хотя и не слишком современно. Входная металлическая дверь с глазком была заперта. Я постучала. Дверь, после предварительного осмотра, открыли, и я увидела охранника, парня, когда-то работавшего у нас в агентстве. Как его звали — не смогла сразу вспомнить, но широко улыбнулась и сказала:

— Привет! Ты теперь тут работаешь?

— Привет, — ответил он. — А клиника закрыта!

— Знаю. Мне просто надо посмотреть на кабинет Ведищева.

— Нельзя, — это было сказано не очень строго. Вспомнила, что нравилась ему в то время, когда ходила мимо него по два раза в день, утром и вечером.

— Давай позвоним ему и попросим разрешения! — предложила я.

Ведищев долго пытал меня, зачем да почему. Удовлетворившись моим обещанием развеять дымку тайны при личной встрече, он велел дать трубку охраннику и разрешил ему отпереть кабинет. Точно так же он доставал с утра Садкова. Может, думает, что я решила здесь встретиться с любовником?

А кабинет и комната отдыха главы клиники вполне располагали к приему лиц противоположного пола. Вот, пожалуйста, здесь заметно, что хозяин имеет не только деньги, но и вкус. В кабинете, удивительно светлом и чистом, от пола до потолка располагались застекленные стеллажи с книгами. Справа — литература по специальности, слева — художественная. Все лучшее, выбранное во всех временах и странах: от Конфуция до Акунина. Читать запоями раньше было в характере Олега. Это у него от Ольги Павловны, страстного книгочея. Рабочий стол — современный, удобный, изящный. Компьютер, принтер и тому подобное.

Дверь в комнату отдыха была открыта. Там стоял коричневый кожаный диван, к которому подходило определение «нехилый», телевизор, на полу — мягкий ковер. Один угол был отведен под импровизированную кухоньку. Здесь и жарит Ведищев оладушки для своего сына. Из комнаты еще одна дверь вела в ванную.

— Греб твою мать! — выругался охранник.

Я обернулась, потрясенная грубостью, и только тут заметила, что решетка с окна комнаты отдыха была спилена, а створка приоткрыта. Дверца сейфа располагалась в необычном месте — почти возле пола, между диваном и стеной. Похоже, обычно ее прикрывал низенький журнальный столик, но сейчас он был отодвинут, а сейф открыт.

Пришлось согласиться с Семеном, так звали охранника — вспомнила вдруг!

Заглянув в сейф, увидела, что там совсем пусто. Ну ни пылинки — и на полу валяется обрывок бумаги. Воры выгребли из ниши все.

Осталось позвонить маме. Я не стала тянуть, а прямо из кабинета Ведищева набрала укороченный по региону код и родной с детства номер. Мне повезло, трубку сняла Катя, жена брата. Я любила своих братьев, но из всех их жен (а каждый из троих успел жениться по паре раз!) мне нравилась только Катя. Не блистая внешними данными, она была привлекательна редкой душевной теплотой. Генке, ее мужу, уж слишком повезло. Так не должно быть, чтобы женщина, которая умнее, добрее, образованнее, скромнее, терпеливей мужа, пахала двенадцать часов в сутки в колхозе за мизерную зарплату, тянула на себе домашнее хозяйство, состоящее из коровы, двух поросят, кур и прочего, да еще и возилась с вечно пьяным от безделья дураком, ее супругом. И сейчас у Кати был усталый голос, надтреснутый, может, даже убитый. Оказывается, умерла большая часть цыплят, которых Катя взяла недавно, надеясь вырастить и продать через годик.

— За что ни возьмусь — все прахом, — сказала невестка.

— Катя, бросай все, приезжай в город! Найду тебе работу, будешь в тепле сидеть.

— Ох, Алла! Куда я поеду! Тут Генка неделю не просыхал, а вчера у него сердце схватило. «Скорой» не дождешься, он лежит белый, мать причитает, дети плачут! Наконец, приехали врачи, отвезли в больницу. Я назад пешком три часа шла — автобусы у нас после десяти на ходят. Пришла — скотину кормить надо. А утром такое…