Буковый лес - Валида Будакиду

Поздно вечером снова записывали «дневники». Интересно, что спрашивали у Вальдемара и у Машеньки? Узнать это невозможно. Камеры не выключаются ни на мгновение, только когда Линда и Инка одновременно ложатся спать. Даже двумя словами с Вальдемаром перекинуться невозможно. Это начинает жутко нервировать, ведь так хочется с ним поговорить. Задать ему вопросы, на которые Линда долго сама искала ответа, спросить совета, похихикать в конце концов. Хочется узнать, каким он был в детстве, кем были его родители, где он познакомился с Клавой, счастлив ли он с ней? А эта его красавица, улетевшая в Салоники, ценит его, любит? Нет, скорее всего, она не до конца понимает кто рядом с ней живёт. Она не может знать его истинную цену. Любительница пластмассовых когтей, путешествий и собственной персоны, сидела бы при родном муже и берегла его, чтоб ненароком никто не увёл. Надо поросить завтра к Вальдемара посмотреть его школьный и армейский альбомы. Машенька сегодня их так и не вытащила.

«Интересно, у него в классе была кличка? Прозвище было?» Вот у меня было много. В школе я была «жиртрест», «чучело». Это уже потом в Медицинской Академии Русик Алборов назвал меня «Марго», от «Королева Марго». Вальяжная кличка! А ещё называли «Маргошка». Одногруппникам так больше нравилось. Ещё была «Жужа». «Марго круче. Бабушку со стороны отца звали Маргарита. Так что мне это имя не чужое. А если б я с Вальдемаром училась в классе, как бы его назвала? Скорее всего, от фамилии – „Мирон“. „Мирошниченко“ – очень красивая фамилия.»

Что спрашивали у Линды ночью на «дневниках»? Опять ерунду. Что она думает о семейной жизни Вальдемара? Как она считает – нашли ли общий язык Эндрю и Клава, они ведь ровесники? Что ей не нравится в Машеньке? Как ей Вальдемар? Типа она за него замуж выходит. Какая разница «как»?! Уж разницы если никакой, то можно говорить всё что угодно. Только немигающий взгляд Инки, ощущаемый Линдой даже сквозь, бьющие в лицо, мощные прожекторы, не даёт врать. Линда выкладывает, как на духу, всю правду, такую правду, от которой сама в шоке. Она завороженная в комнате без света говорит, как во сне.

Второй день реалити

Ночью, после «дневников» Линда долго не могла уснуть. От Иннескиных вроде бы ничего не значащих вопросов стало не по себе. На самом деле эти вопросы заставляли Линду задумываться о вещах, на которые раньше ей ни разу не пришло в голову обратить внимание. Зато теперь эти неприметные мелочи упорно всплывали в памяти сами по себе, медленно протискивались на передний план, не давая мыслить о другом, становясь значимыми и важными.

Она снова и снова пересматривала, перемалывала, проживала съемочный день. Как только её оставляли в покое с бесконечными беседами, Линда мысленно выносила на анализ и критику деталей происшедшего. Она именно так работала, делая переводы неизвестных греческих авторов и, анализируя тексты, составляя портреты и биографии. Здесь, на съёмках Линда каждое мгновенье совершенно реально ощущала, что всё, ранее казавшееся ей незыблемым, монументальным, все основы её мироздания, базис, на котором держался мир, с грохотом раскалывается на огромные мраморные глыбы белоснежного Парфенона, а камень помягче уже почти перемололся и превратился в песок. Её мир рушился на глазах.

Утром снова подняли в шесть, снова они вдвоём шли спортивным шагом по уже знакомым тропинкам, только на этот раз на ногах Линды сверкали белым лаком новые шикарные кроссовки – как ей объяснили – «первый» подарок «любимого супруга», намекая на то, что возможен и «второй», и «третий» в обмен на примерное поведение. Она шла, то и дело, бросая восторженные взгляды то на свои ноги, то на партнёра по съёмкам.

В лесу около купели они встретили двух знакомых, или незнакомых Вальдемара, этого Линда понять так и не смогла. Потом они все вчетвером, разложившись на пне, пили горячий отвар из термоса, и от густых клубов пара шёл терпкий запах лесных трав; мерно беседовали странными словами, предлагали друг другу «отведать». Потом «лесные братья» ушли. Вальдемар снова полез в купель в костюме Адама, снова Линда категорически отказалась от омовений, снова он был зол на неё за неповиновение. Но Линда так остроумно шутила, так классно скалилась своей честной улыбкой, что по возвращению домой Вальдемар перестал дуться и даже предложил:

– Майне Гелибт! – Хоть хозяин леса и брал частные уроки немецкого языка с преподавателем, произношение у него пока явно хромало, – Гелибт! – Повторила она, – А не сходить ли нам с тобой погулять на Китайскую пустынь? Это куда я тебе вчера обещал сводить. Я отпросился с работы и сегодня совсем свободен.

«Какая разница куда идти?! Так хочется центр Киева посмотреть, но «Китайская пустынь» так «Китайская пустынь».

– Кстати, – чувствуя ответственность момента, Вальдемар даже перестал перекатывать во рту очередной пищевой комок, – ты знаешь, почему она называется именно «Китайской»?

Ой, как стыдно опять отвечать «Нет»! Ну, прямо снова как греки двадцать восьмого октября 1940 года. Так там Бенито Муссолини был, а тут совсем другое. «Хоть бы бегло перед отъездом просмотрела в интернете самые исторически значимые места Киева. Нормальные люди, когда куда-то собираются так и делают.»

– Охи! – Линда включила «дуру».

«Дура» – очень проверенный и гениальный способ уходить от ответа.

– А ты сам, птичечка моя, помнишь что такое «охи»? Я тебя вчера утром учила греческому языку, когда ты в купели полоскался. Нука-а-а, отвеча-а-а-ай…

– «Охи» – это «нет»!

Без запинки. Отлично.

– Бравоо-о-о! – Линда прыгает и хлопает в ладоши, – Марик, твой зрачок на свет реагирует та-ак быстро, ты такой талантливый, потрясающе! Ты скоро заговоришь на языке Зевса, и раз ты такой умный и начитанный, то явно догадался, что я тупо не знаю почему она, в смысле «пустынь» «Китайская». Китайский «термос» – знаю, китайская «тушенка» – тоже, «стена китайская» слышала, но как выяснилось, её вовсе не китайцы строили, а вот «пустынь» – увы, точно не знаю.

– Ладно, ты одевайся, в смысле по-человечески оденься – Клавкину юбку длинную найди в шкафу, не надевай больше эти рваные штаны, платок на голову накинь, на территорию монастыря женщин в брюках не пускают – грех это. Женщина должна быть женщиной, а мужчина-мужчиной. В этом мире все имеют своё предназначение, которое им дал Бог. В Священном писании есть порицания тому, кто носит одежду противоположного пола.

И потом – подолом длинных юбок женщина накапливает энергию Землю. А это полезно не только для неё, но и для окружающих. Волосы зачеши назад, чтоб на глаза не падали. У женщин энергия проходит через волосы, недаром раньше отращивали длинные косы. Приведи себя в порядок. Человек, с открытой душой входящий в Храм Божий скромен, терпелив, прост, смиренен, просветлён. Каждый его жест должен быть отмечен внутренней гармонией. Веди себя прилично, чай в монастырь идём, не в суши-бар.

«Ого! Только второй день съёмок, а Вальдемар открывает всё новые и новые черты своего характера. Что ж будет в конце? Если верить его постулатам, то юродивая женщина, живущая в дупле – это святая, а просто женщина в брюках – грехопадение. Это почище Аристотелевской теории полового расизма.»

– К сведению отдыхающих: я не люблю ни суши, ни «общепиты» в целом ещё с «сока», – Линда сказала про «совок» лишь бы что-то ответить.

– А Клава любит! – Не смог скрыть своего удивления «муж» и тут же переключился на Клаву, – Хоть каждый день води!

– В монастырь?! – Съязвила Линда.

– В суши-бар! Каждый день японские блюда есть будет.

– А-а-а… я то думала-а-а… Клавдия твоя, я вижу, вообще большая оригиналка: и маникюриться, и по пятницам в бане париться, и сырую рыбу в водоросли завёрнутую ест. Ты вообще меня достал своей Клавкой. Что ты мне её всё время расхваливаешь, точно я сватов к ней засылать собираюсь? – Линда разозлилась не на шутку. А что он постоянно её со своей Клавой сравнивает?! Контуженный что ли?! Каждая женщина сама по себе, и не надо ей в пример никого пихать. – И, потом – как это у вас всё сочетается? Обитание по дуплам и бани с мужиками, такие прямо христиане и японские суши любите? То от одного ты в восторг впадаешь, то от другого. И вообще – вы в курсах, что от сырой рыбы можно кишечных паразитов подхватить? И будут они потом у тебя под рубашкой по телу полза-а-а-ать, или у твоей Клавы… Бя-я-я!

Или вот мне вот всегда интересно было – как с этими встроенными в себя ногтями люди ноги моют? Или ещё бывает, люди себе волосы приклеивают. У твоей Клавки, поди, не вся шевелюра то своя? Я её фото видела. Тебе, Вальдемар, как человеку увлечённому «здоровыми образами» жизни это надо было бы принять к сведению. Ты уж определись с постулатами, дражайший, а то у тебя с одной стороны на окне банка с головастиками, освящённая советским юбилейным гривенников, который ты торжественно называешь «магнит», а с другой – смертельные инфекции под ногтями горячо обожаемой половины. А как определишься – будешь замечания мне делать про брюки и непокрытые головы!