Старый грубый крест - Терри Биссон

сама бесконечность. Я мог видеть в нём звёзды за звёздами.

Хварлген, казалось, почувствовала облегчение от того, что Тень исчез.

— Я буду рада, когда «Диана» прибудет сюда, — сказала она. — Я не знаю, в какую сторону повернуть, в какую сторону двигаться дальше.

Я сел в изножье кровати. Доктор Ким сделал ещё вдох «Умиротворителя» и передал ингалятор мне.

— Доктор Ким!

— Успокойся. Он больше не подопытный кролик, Сунда, — сказал он. — Его кишечник больше не является дорогой, связывающей звёзды.

— И всё же. Вы же знаете, что он только для смертельно больных людей, — сказала Хварлген.

— Мы все смертельно больны, Сунда. Просто выходим на разных остановках.

***

В тот вечер после ужина мы играли в «Монополию». Тень появился снова, и снова ему нечего было сказать.

— Он не говорит, пока мы его не вызовем, — сказала Хварлген.

— Возможно, церемония, председатель, наблюдающие за ней лунни — тоже часть протокола, — сказал доктор Ким. — Как и вопросы.

— А как насчёт Других? Как вы думаете, мы их увидим? — спросил я.

— Я предполагаю, что их не нужно видеть, — сказал доктор Ким.

— Что вы имеете в виду?

— Представьте себе существо, большее, чем звёздные системы, которое манипулирует на субатомном уровне, где ньютоновская вселенная является нелогичной фантазией, которую невозможно осмыслить. Существо, воспроизводящее себя в виде волн, чтобы существовать, это одно и в то же время много. Существо, являющееся не строкой гдекогда, как называет это Тень, а серией разовых событий…

— Доктор Ким, — сказала Хварлген. Она вела осторожную, но смертельно опасную игру.

— Да, моя дорогая?

— Обратите внимание. Вы только что остановились на моём поле. Наличные или в долг?

— В долг, — ответил он.

***

В ту ночь мне приснился сон. Я проспал допоздна и проснулся измученным. Я нашёл Хварлген в Центральном, она разговаривал по телефону с Сидратом, как обычно в последнее время. Лунни менял плакат с D=29 на D=11.

— А-Вот-И-Джонни и Сидрат только что пересекли перевал Волчий ручей, — сказала Хварлген, вешая трубку.

— Они включились по полной, — сказал я.

— Они используют ускорители, — подтвердила она. — У всех есть чувство, что наше время истекает.

По договорённости это должен был быть наш последний сеанс связи. Все лунни уже были там; в жёлтых туниках они были похожи друг на друга, как пчёлы. Я сел на обычное место, что, по-видимому, было частью протокола. Я наслаждался своим положением на видном месте — особенно с тех пор, как мне не приходилось снимать штаны.

Хварлген поставила чашу на пол, и тёмный кит нырнул, красиво изогнувшись, из своей чаши, а Тень появился в образе человека.

Хварлген посмотрела на меня.

— У вас есть вопрос?

— Что произойдёт после сообщения? — спросил я.

— Я перестану существовать.

— Неужели мы перестанем существовать?

— Вы — строка гдекогда.

— Что вы такое? — спросил доктор Ким.

— Не «что». Точка гдекогда.

— Когда произойдёт сообщение? — спросила Хварлген.

— Скоро.

Он повторялся. Мы повторялись. Было ли это моим воображением, или Тень действительно казался усталым?

Хварлген, совсем как демократка, повернула свой стул к лунни, собравшимся в дверном проёме и около кровати. — У кого-нибудь из вас есть какие-либо вопросы?

Их не было.

Наступило долгое молчание, и Тень начал исчезать. Мне казалось, что я вижу его в последний раз, и я испытал чувство потери. Это же был мой исчезающий образ…

— Подожди! — хотел сказать я. — Говори!

Но я ничего не сказал. Вскоре Тень вернулась в свою чашу.

— Мне нужно немного поспать, — сказал доктор Ким, делая вдох «Умиротворителя».

— Пойдёмте, майор, — сказала Хварлген. Мы ушли, забрав с собой лунни.

***

Я сам приготовил себе обед, а потом немного посмотрел «Бонни и Клайда» с лунни. Как и они, я устал от Луны. Я устал от Тени. Устал ждать и сообщения, и прибытия «Дианы» — оба события были нам неподконтрольны.

Я прогулялся по малоиспользуемому периферийному туннелю, который вёл из Южного в Северный через Западный. Там было холодно и пованивало. Впереди я увидел новый, незнакомый свет. Я поспешил в Западный, догадываясь, что это такое. В сорока километрах отсюда высокий неровный край 17000-футовых вершин на западной окраине кратера Королева был залит солнечным светом.

До рассвета оставалось ещё несколько часов, но он уже коснулся вершин безымянных гор, проявлявшимися в небе столь же ярко, словно новая луна, луна Луны, кусками отбрасывая тени на дно кратера. Всё было будто вверх тормашками.

Мне показалось, что наблюдая за рассветом, я простоял несколько часов. Рассвет придвигался очень медленно, словно часовая стрелка, и я стал замерзать.

С Западного я срезал путь прямо в Восточный, хотя меня и не звали. Хварлген всё ещё разговаривала по телефону, и мне захотелось с кем-нибудь поговорить. Может быть, доктор Ким уже проснулся.

В лазарете пахло сенокосом Теннесси, навевая внезапные воспоминания о детстве и лете. Тень стоял в тени под магнолией, выглядя измученным. Словно старик, подумал я, который истончается.

Доктор Ким смотрел прямо на звёзды. Ингалятор выпал из его руки на пол. Он был мёртв.

***

Доктор Ким оставил четыре листа в конверте с пометкой «Сунда» с инструкциями, кому позвонить, когда он умрёт. Его дети. Они жили в четырёх разных часовых поясах, разбросанных по всей Земле. Большинство из них пробудились ото сна, но не были удивлены; доктор Ким уже попрощался с каждым.

Наблюдая за тем, как Хварлген звонит, я впервые за много лет почувствовал тоску по семье, которой у меня никогда не было. Я побрёл от Центрального вокзала обратно в Восточный. Тело доктора Кима было помещено в шлюз для медленной декомпрессии, и комната была пуста, если не считать Тени, который молча стоял в ногах кровати, подобно плакальщику. Я лёг на кровать доктора Кима и посмотрел наверх сквозь магнолию, пытаясь представить, что видели его глаза в последний момент. Рассвет ещё не коснулся купола, и галактики повисли в небе, подобно отблескам от горящего города.

Хварлген заехала за мной, и мы провели короткую службу в Центральном. Тело доктора Кима всё ещё находилось в воздушном шлюзе, но карманный Данте и ингалятор на столе представляли его. Лунни дежурили посменно, поскольку готовили станцию к приёму.

Затем мы облачились в скафандры.