Федор Годунов. Потом и кровью - Иван Алексин

— Ладно, Господь с ним с поляком. И что ты теперь думаешь делать, раз не услышал?

— А что тут думать, государь? — Грязной прислонился спиной к борту, зорко наблюдая за палубой. — По всему видать, неспроста судьба нас с тобой свела, если даже на другую галеру за тобой потащила да за тридцать лет на этой каторге сдохнуть не дала.

— С тех самых пор, как Иван Васильевич выкупить тебя из плена татарского отказался?

— С тех, — согласился со мной бывший опричник. — Осерчал, видишь ли, хан, что выкуп богатый получить не смог.

Я задумался, рассеянно наблюдая, как кружат над галерой крикливые чайки.

Вот и вторая нестыковка между известным мне прошлым и нынешним настоящим. В той, описанной в учебниках истории, Иван Грозный хоть и изрядно покуражился над попавшим в плен к татарам опричником, но в итоге Грязного всё же выкупил. Да и умер Василий Грязной ещё в правление грозного царя. И хоть точная дата смерти одного из лидеров опричнины историкам неизвестна, но после 1577 года никаких упоминаний о нём нет. А ведь с тех пор почти тридцать лет прошло.

И вот что с этим прикажите делать? Я ещё толком и не сделал ничего, а история прямо на глазах меняться стала. Я же теперь ни в одном предстоящем событии полностью уверенным быть не смогу. Вот усидит, вопреки всем реалиям, на троне самозванец и всё. Все мои усилия и потуги гроша ломаного стоить не будут. Тогда уж лучше среди тех же запорожцев до конца жизни затеряться. Хоть умру свободным и без удавки на шее.

Ну, ладно. К этой проблеме я позже вернусь, в более спокойной обстановке. Это если выживу, в предстоящем сражении, конечно. Сейчас в отношении Грязного нужно что-то решать. Взять бывшего фаворита Ивана Грозного себе на службу? А нужен ли он мне? На Руси у старика уже ни связей, ни влияния не осталось. Только слава дурная, да куча врагов из родовитых бояр, чьих родственников он когда-то загубил. Да, и признаки зарождающегося безумия налицо. Хотя мне ли его в этом упрекать? Я за пару месяцев, что в зиндане провалялся, чуть с ума не сошёл, а он три десятка лет в подобном кошмаре просуществовал.

А с другой стороны, Грязной, ни смотря на свой возраст, ещё довольно крепок и воин хороший. Не хуже других во время шторма рубился. Опытный воевода, опять же. Ещё при Иване Грозном полки и в Ливонскую войну, и против татар водил. И предан будет мне не хуже, чем Малюта тому же Грозному. Тут его безумие мне как раз на руку играет. Он ведь, и впрямь, неистово верит, что наша встреча по промыслу Божьему произошла. И моё появление — это награда за все те лишения, что он в неволе перенёс. Да он теперь надо мной как наседка над золотым яичком трястись станет! Иного шанса с почётом на Русь вернуться, у него нет.

Так что нужно всё-таки брать бывшего опричника к себе на службу. В моём положении преданными людьми не раскидываются, потому, как и кидаться-то особо некем. Раз-два, отчёт окончен. Да и то, насчёт «два», я уже погорячился. Грязной первым и последним на данный момент будет.

— Ты не сомневайся, Фёдор Борисович, служить тебе верно буду, словно пёс цепной, — верно истолковал мои раздумья Грязной. — А нужда придёт и голову за тебя сложу, сам знаешь.

— Что за службу хочешь? — напрямик спросил я, уже всё для себя решив.

— Не по чину холопу у царя что-то требовать, да условия ему ставить, — покачал головой бывший опричник. — Если будет на то Божья воля и вернёшь ты, Фёдор Борисович престол отца своего, то и вознаградишь слугу своего преданного Ваську Грязного, как сочтёшь нужным. Об одном прошу, — твёрдо посмотрел мне в глаза старик. — Если сгину я, не оставь милостью своей сынка моего, Тимошу, если жив он окажется и детишек его, если народились таковые.

— По весне был жив, — решил успокоить я старика. — Полковым воеводой в Смоленске служил. Уже и два внука у тебя выросли: Борька да Васька. Чуть старше меня годами будут.

— Неужто, — подался ко мне Грязной всем телом. В его глазах начали набухать слёзы. — Благодарствую за добрую весть, государь, — неожиданно отвесил он мне поясной поклон. — Я только надеждой сына повидать, все эти годы и жил.

— Ладно, — кивнул я старику, оглядываясь по сторонам. Как бы не заметил кто и не задумался: «Чего это бывший помойный Федьке Чернецу поклоны бьёт»? — Беру я тебя к себе на службу, Василий Григорьевич. И если престол батюшкин вернуть получится, в думу тебя введу. Рядом с троном встанешь.

— Неужто, думным дворянином пожалуешь? — не поверил своим ушам Грязной. Ну да, рода бывший опричник был худородного и, хоть и ходил в любимчиках у самого царя, больший придворных чинов так и не выслужил. Для него в царскую думу попасть — несбыточная мечта.

— Зачем дворянином? — раз уж я решил услугами старика воспользоваться, то нужно привязывать к себе наверняка. Чтобы и мысли потом предать не было. — В думные бояре тебя пожалую. Да стой ты! — еле успеваю подхватить бросившегося было ко мне в ноги новоиспечённого боярина. — Совсем из ума выжил! Ещё увидят! Выдать меня, хочешь, старик?

— Прости, государь, — Грязного аж затрясло от нахлынувшего возбуждения. — Вот и дождался на старости лет! Худородные Грязные в бояре вышли! Я отслужу! Глотки ворогам твоим грызть буду, в том именем Господа нашего клянусь!

Ну вот, дела в гору пошли. Преданный воевода у меня уже есть. Остался сущий пустяк — войско где-то для него набрать.

— А для начала нужно ляха этого убить, — поднял на меня горящие глаза будущий боярин. — О том не заботься. Тут другое, — Василий запнулся, подбирая слова и так и не подобрав, рубанул на прямую. — Ты уж прости, государь, но никто на Руси не должен узнать, что ты в неволе у басурман побывал. Кандалы ты, слава Господу, совсем недолго носил. Зиму где-то перезимовать, следов и видно не будет.

— В Сечи и перезимуем.

— Можно и в Сечи, — не стал спорить со