Слепой поводырь - Иван Иванович Любенко

на сеансе. И они же, опять якобы случайно, обнаруживают его труп. А вот 1356 рублей, поученные им в тот вечер за выступление пропадают. Деньги испарились, как эфир. Барышня, кстати, тоже исчезает, а потом пытается бежать из города. Оказавшись на допросе, бесстыдно лжесвидетельствует. А её знакомый — слово соучастник пока применять рано — ещё более цинично ведёт себя на очной ставке…

— Что за вздор! Анна никого не убивала. Она была со мной, — возмутился Клим.

— Выгораживаете её? Или себя? А может, Струдзюмов именно вас и видел в тот вечер у «Херсона»? Поэтому вы с ним и расправились? А потом велели своей однодельнице смотать удочки? Как вам гипотеза?

— Это не гипотеза. Это алогичная ересь. Бред сумасшедшего, страдающего манией величия.

— Осторожней со словами! А то ведь могу и протокол оформить за оскорбление государственного чиновника при исполнении служебных обязанностей и передать дело в мировой суд. Дней семь проведёте в кутузке. Так что не буду вас задерживать, господин Ардашев, вы свободны. Пока свободны. Вполне надеюсь, что дело по убийству Вельдмана обрастёт уликами, как днище корабля ракушками. И я позабочусь, чтобы в его трюме нашлось место и вам.

Следователь вышел в коридор, но дверь оставил открытой.

— Спасите меня, Клим, прошу вас! — прошептала Анна и разрыдалась. — Только не бросайте! Умоляю!

— Анна, милая Анна, успокойтесь. Я вытащу вас отсюда. Даю слово.

— Правда? Обещаете? Клянётесь? — подняв умаляющие глаза спросила она, вытирая платочком слёзы.

— Да, да, да… Напишите прошение о залоге. Они обязаны предоставить вам бумагу и перо. Полностью отрицайте вину. Смело заявите об этом на суде. Скажите, что Пантелеевич Архипович Ардашев готов внести десять тысяч рублей. Заседание закрытое, но я буду с деньгами за дверью. Пусть меня пригласят…И запомните адрес моего отца — Пантелея Архиповича Ардашева — Барятинская, 7, где вы будете проживать. Иначе вас арестуют.

— Пантелей Архипович Ардашев — прошептала она — Барятинская, 7, десять тысяч рублей.

— Верно.

Скрипнула дверь, и в проёме, как в картинной раме, появился Славин. Позади него маячил конвоир.

— Не намурлыкались ещё? — с иезуитской улыбкой, спросил следователь и приказал: — Ардашев немедленно покиньте следственную камеру.

С трудом сдерживая гнев, Клим удалился. Едва выйдя на улицу, он закурил.

— Слава Всевышнему, вас отпустили! — подбежав, выпалил Ферапонт. — А вы, я вижу, этому не рады?

— Анна у них. Они подозревают её в убийстве Вельдмана.

— Матерь божья!

— Нонсенс, естественно, но завтра суд. Будут избирать меру пресечения. Надобно тысяч десять. Тогда можно рассчитывать на залог.

— Да где же взять-то такие деньжищи?

— Я знаю одно место.

— И где же оно?

— Поедемте, покажу.

III

Сумерки вновь окутали Ставрополь. Черепичные крыши домов потускнели и казались тёмными, точно политые смолой. На Барятинской раздавался петушиный крик, коровье мычание и лай дворовых собак, будто это был не центр города, а околица села.

Пантелей Архипович и Ольга Ивановна, сидя за столом гостиной, только что выслушали рассказ сына. На упрятанных под зелёный абажур свечах лампы, обгорали липкие мошки. Не проронив ни слова, хозяин дома вышел в спальню. Он вернулся почти тотчас же, держа в руках пачки ассигнаций, туго перевязанных банковской бечёвкой.

— Вот, сынок, всё что у нас осталось после продажи имения и внесения моего пая в завод земледельческих орудий — двенадцать тысяч. Бери. Надеюсь, барышня эта не сбежит от нас, и залог тебе вернут. Комнату мы ей отведём. У нас одна пустует. Пусть живёт. Когда заседание?

— Завтра.

— А что потом?

— Я отыщу убийцу Вельдмана, и Анну отпустят.

— Дай-то бог! — недоверчиво покачал головой отец. — А может, обратиться к адвокату?

— Бессмысленно. Он не имеет права участвовать в любых заседаниях и следственных действиях в ходе предварительного расследования. Обвиняемый получает право на присяжного поверенного только после составления обвинительного акта перед передачей уголовного дела в окружной суд[60].

— Ах да. Я совершено забыл об этом.

— Спасибо вам, дорогие мои, — проронил Клим и, взяв деньги, ушёл к себе.

Увидев друга, Ферапонт обрадовался:

— Вот это да! Я всегда говорил, что Пантелей Архипович — добрейшей души человек. И что теперь?

— Спать. Завтра многое решится.

— Я почитаю немного, а потом погашу лампу. Увлёкся одним уголовным романом.

— И что же вас заинтересовало?

— «Секретное следствие».

— Шкляревский?

— Он самый.

— Глядишь, так и в сыщики подадитесь.

— Нет, я свой выбор сделал — служение Господу.

— Что ж, тогда я тоже что-нибудь полистаю.

Клим снял с полки «Атлас Российской Империи» и открыл его на странице «Гродненская губерния». Через пять минут он мысленно проговорил: «Ну вот, мозаика начинает складываться». Вдруг он вскочил с постели и бросился к костюму. Пошарив в боковом кармане, Клим вытащил крохотную металлическую трубочку, о существовании которой совсем забыл. Ферапонт, увлечённый чтением, не обратил на это никакого внимания.

Глава 18

Суд

Окружной суд с камерою прокурора и нотариальным архивом располагался в бывшем здании Общественного собрания на углу Николаевского проспекта и театральной улицы с 1 сентября 1885 года. Сам дом принадлежал почётному гражданину города Макару Варфоломеевичу Попову, сдававшему недвижимость властям.

Вход в храм правосудия находился почти напротив театра, где ещё недавно выступал магнетизёр Вельдман. Клим, держа в руках отцовский саквояж с деньгами, вошёл в казённый дворец с благоговейным трепетом. Невдомёк было ему, что через восемнадцать лет на громкие процессы с его участием будет невозможно купить билет. И коллеги, шутя, предложат присяжному поверенному Ардашеву устроить судебный бенефис.

Мимо студента сновали солидные адвокаты в дорогих английских костюмах, с шёлковыми галстуками и в накрахмаленных сорочках со стоячими воротниками, уголки, которых были загнуты по последней моде. В самом углу сидел арестант в кандалах. Его охранял стражник с каменным, как у изваяния лицом. Мещане, крестьяне и купцы, ожидающие вызова в судебную камеру, расположились на деревянных скамьях вдоль стен, увешанных четырьмя потушенными керосиновыми лампами. Свободных мест не было. Хлопая высокими двустворчатыми дверьми, из кабинетов показывались чиновники. За ними шествовали прокуроры в форменных мундирах. В полутёмном коридоре, освещавшимся днём только торцевыми окнами, пахло керосином, табаком и немытыми телами. Лишь изредка веяло ароматами дорогих духов, исходящих от богатых дамочек, которые посещали процессы из любопытства, стремясь избавиться от провинциальной скуки.

Клим остановился у расписания судебных заседаний. Ему повезло. Ждать оставалось недолго. Мера пресечения дворянки Анны Никаноровны Бесединой должна была быть рассмотрена судьёй Г. И. Побединским.[61]

— Небось залог принесли? — послышалось за спиной.

Ардашев повернулся и встретился взглядом со Славиным. Не желая с ним общаться, студент отошёл в сторону.

— Ну-ну, — желчно усмехнулся чиновник и направился в