Лиловые люпины - Нона Менделевна Слепакова

я начала догадываться, сопоставлять. И читала я, и слышала — и радио, и разговоры про кремлевских врачей, про преступную сеть «убийц в белых халатах». Но какое отношение имеет этот ужас к обыкновенному детскому доктору Спичке, к Орлянке, которой, оказывается, лучше из-за имени-отчества не быть на виду? То, на что намекала Спичка, — это ведь не сейчас и не у нас. Оно осталось где-то далеко, до революции, в страшной главе из «Белеет парус одинокий» или еще в жутких подробностях о фашистских лагерях смерти. Но чтобы Тома, какая-никакая, анаша училка? Спичка что-то путает! У нас в классе необычные имена и отчества считаются скорее оригинальными и заманчивыми, а фамилии вроде Дрот и Файн — просто разновидностью русских несклоняемых фамилий, лишенных привычных окончаний: ну, были бы, к примеру, Дротина или Файнова — кто бы вообще обратил внимание?

— Да пойми, не в одной Томе дело, мам, — сказала Наташка, — а в том, что все они, все, понимаешь, против меня единогласно!..

— А тут уже, Тура, сработал обыкновенный закон зависти. Ты отличница с первого класса, ты же и комсорг, не много ли?

— Зависти? Мне? Да я им никогда ничего плохого… — возмутилась Наташка. — Да и они мне тоже — никогда. Я думала, они меня любят, ну и я их.

— Бывает зависть, Турка, которая не капает по капельке, а выплескивается вся разом, одним швырком, в наиболее подходящий момент. Вот она и накопилась, вот она и выплеснулась, а момент для нее подставили Тома с Пожаровой.

Тут уж мне стало обидно за наших. Никогда они Наташке не завидовали, ни ей, ни другим отличницам. У нас принято было даже несколько пренебрежительное отношение к примерным пай-девочкам. Да и комсоржество — что интересного в этой нагрузке, чему тут завидовать-то? И не потому они голосовали против Наташки. Попросту поднялась одна рука, а за ней другие. Я сама это видела, а Наташка, должно быть, от расстройства не разглядела или Спичке не сумела пересказать как следует.

— Так вот я и говорю, — негромко, убедительно продолжала Спичка, — посиди-ка тихо, нечего тебе высовываться. А в тишине и уроки делать сподручней, и музыкой можно подзаняться, а то запустила, вот уже недели две не ходишь к Алле Вениаминовне.

Наташка, словно согласившись, молча собрала тарелки и вышла в кухню — мыть. Мы со Спичкой остались наедине.

— Простите, Элеонора Григорьевна…

— Снова-здорово?

— Ах да, простите за «простите». Но неужели вы и вправду не сердитесь на Наташу?

— За что же на нее сердиться? Девчонку в пол втоптали, а я на нее же буду гавкать? — с прежней вольной легкостью возразила Спичка. — Она мне дочь!..

— Но если вы считаете, что Наташу втоптали, можно сходить в школу, с Томой поговорить, с директрисой Марьей Андреевной. Вот Зинаида Ильинична, Лоры Бываевой мама, ходила и скандалила, когда Лоре несправедливо поставили трешку в четверти по геометрии.

— Я, сейчас— в школу, скандалить?! Я пока в психиатрической на учете не состою! Ежели я наскандалю у МАХи, Турку не то что из комсоргов, из школы погонят! А может, и побьют ее впридачу ваши единогласные. Были уже случаи в других школах, правда среди мальчишек.

Я, хоть обычно мне это было совсем несвойственно, второй раз подряд обиделась за свою школу и за всех за них. Это Наташку погонят, побьют — будущую и несомненную золотую медалистку?! В мужских школах, конечно, чего только не бывает, на то там и хулиганьё. Но у нас?!. Все-таки Спичка хватает через край, перебарщивает! Это тихое, напряженное и настороженное ожидание словно само уже готово напасть…

— Ну уж нет, я на Турку беды не наведу, — заключила Спичка. — Я ей мать. Я ее люблю.

— Наташку легко любить, — сказала я, забыв запрет на суффикс «ка» и радуясь возможности переменить разговор, — она у вас и отличница, и ведет себя лучше некуда, и по дому вам помога… — Я осеклась, перехватив удивленный взгляд Спички, и сообразила, что невзначай выдаю свою тайную порочность.

— А ты думаешь, если бы она стала хуже учиться и прекратила бы мыть тарелки, я ее не любила бы?..

— Но она же искупает этим все, что вы для нее делаете, — повторила я вечный резон своей матери.

Спичка полыхнула так, что мне показалось — сейчас в комнате запахнет паленым. Я даже невольно убрала руки под стол: еще отлетит раскаленный кусочек серы и обожжет.

— Искупает?! То есть покупает? Покупает мою любовь?! И что такого я для нее делаю, скажи на милость? Кормлю-одеваю? А что, мать должна дочку морить голодом и водить голышом, если она не отличница и по дому не помощница?! Странноватое существо твоя Никандра, — бросила она входящей Наташке, — она у тебя считает, что любовь можно купить. Стало быть, и продать! Смотри, Никандра, моя птичка, как бы такие понятия не привели тебя впоследствии на дурную дорогу! — Это было сказано с нарочитой, иронической напыщенностью.

Отлично поняв, что она разумела, мы с Наташкой переглянулись и хихикнули. Наташка, уже переодевшаяся в домашний ситцевый халатик, повесила на гвоздь у двери посудное полотенце и вдруг закружилась, вальсируя, по комнате, чего, в отличие от всех от них, никогда не позволяла себе в школе. Я и представить себе не могла, что она умеет так изящно и раскованно кружиться. Пусть это выглядело не очень-то красиво при ее полноте и коротких ножках, — не в том дело. Главное, чувствовалось, что она никого не боится и ни на кого не оглядывается, и она, кружась, ни разу не задела ни стола, ни рояля.

— Никандра! Я стихи про Тому придумала! Пока мыла посуду!

— Давай-давай, Турка, чти! — сказала Спичка.

— Это как будто из «Демона». Там у меня не везде вышло, Никандра, может, подскажешь? И не закончено, не получилось, как Демон является нашей Томе.

Известный Демон невеселый,

Свершая свой… какой-то… путь…

— Воздушный, — предложила я.

— Правильно, Никандра!

Свершая свой воздушный путь,

Над нашей средней женской школой

Решил немного отдохнуть.

В тот миг прекрасная Тамара

Стояла с мелом у доски.

Звучал англяз.

За парой пара

Влетала в наши дневники.

Мы разленились не на шутку,

Нас проучить пора давно!

И, чтоб отвлечься на минутку,

Тамара глянула в окно.

Лазурный взор ее прелестный

Блуждал… там как-то… в высоте…

— Невинно, — опять вставила я.

— Точно, невинно, как же еще? — крикнула Наташка. — Что ж я не до дула?

— Ай да Никандра!.. — Спичка вовсю хохотала, ну как девчонка, сгибаясь на стуле в три погибели, так что каменные красные бусы тяжело елозили