Сестры. Дом мертвеца - Белов Александр Иванович

Вечером приехал Юра с загадочно молчаливой Динкой. Та не признавалась, чем они весь день занимались с Юрой, а когда Света ее прижала, ответила: «Знаешь, я ведь дала честное слово, что никому не проболтаюсь». И удалилась, гордая своей честностью, загонять козу Маруську, от которой ее было не оторвать. Дине казалось, что Маруська все- таки человек, но в другом обличье. Коза совершенно все понимала и отвечала с человеческими интонациями: клянчила, требовала, обижалась, сердилась.

Пес Полкан, рассказывала ей Ангелина, тоже когда-то человек был. Когда они в магазин приходили, он вставал на задние лапы и витрину разглядывал – где какие мясопродукты. Выбирал всегда правильно, только свежие сосиски или колбасу, вся деревня ему доверяла. Когда они работали в огороде, он всегда помогал, землю лапами рыл, картофель выкапывал. Когда ссорились со Степанидой, сердился и пробовал их мирить, бегал от одной к другой, уговаривал. А когда он помирал, то видели они, что душа от него облачком отлетела. Совсем был человек, да какой хороший, порядочный, таких еще поискать.

Может быть, все вообще наоборот, размышляла Дина. Кот, курица и коза Маруська – люди, а- люди – это животные. Просто когда шла борьба за власть, люди победили животных, а если бы животные победили? Дина ужаснулась. Тогда бы она просилась в дом, а коза Маруська ее безжалостно выгоняла. Дина засомневалась, хорошо ли было бы наоборот. Пусть уж так, как есть. Пусть человек будет главным.

К вечеру, когда козу загнали в сарай, Дина заскучала. Никакой компании, детей в этих деревнях вообще не водилось. Одни старики и взрослые. Она уже выясняла у Ангелины, где, например, их внучки. Но та ответила, что Степанида вдовая, то есть мужа у нее нет. А если нет мужа, значит, и детей не заведешь. Дина на это согласилась, что, пожалуй, это верно, потому что ребенку папа нужен, но тогда вставал вопрос, куда же деваются мужья.

На всех не хватает, – сообщила Ангелина. – Одни пьяницы кругом, а кому они нужны? Добрых мужиков не найдешь, а дурных, ну их, без них спокойней.

С этим тоже нельзя было не согласиться, если вспомнить того же Колюню.

С Юрой они весь день бездельничали на станциях. Пустяками занимались. Он то просил ее узнать у женщины, как лучше проехать до Шилове, то у водителя, чтоб дорогу показал, только надо, чтоб из машины вышел. Один раз всадил ее в форточку, потому что двери не открывались, ключ покривился. Про такую ерунду и рассказывать нечего, но Юра взял С нее клятву, что это будет их секрет. Свете о нем знать не надо.

Еще они искали Зину, но она моталась с похоронами. К вечеру Зина нашлась, но на них с Юрой внимания почти не обратила, только позвала на похороны, но разговаривала сухо и вежливо, как с посторонними. Юра сказал, что у нее денег на похороны нет, оттого горюет. А должники ее только злорадствуют, что вот, мол, доторговалась до того, что мужа прозевала. И еще толкуют, что не убили его, а сам повесился от такой бабы. Юра с Зиной разговаривал тоже вежливо, но как Дине показалось, презрительно, а за глаза насмешливо называл «молодой вдовой» и «невестой».

На другой день состоялись похороны, да такие, что весь район о них толковал потом три месяца. Вначале все шло, как положено. Зинку мучили все, кто мог. Вся деревенская любовь к торговцам и предпринимателям выразилась в полную силу. И приличного места на кладбище не оказалось, и гроба не нашлось, потому что плотник запил, и венки корова языком слизнула. Оттого, что Зина из сил выбивалась, чтоб Колюню прилично похоронить, стали талдычить, что она сама убийц наняла, а теперь следы заметает. Да так искусно, что лица на ней нету и кожа повисла. Настоящая артистка, хоть в театре выступай. О Колюне никто особенно не жалел, мужик он был никудышный, и получше его люди померли без этакого шума, и зачем Зинке этот спектакль, если не утаить настоящую причину?

На похоронах она отличилась: рыдала-рыдала и высказалась-таки. Детский стишок в насмешку выдала. Брякнула: «Наконец-то ты, грязнуля, Мойдодыру угодил!» Что и означало, что она смерти его втайне желала. А как иначе было трактовать эту выходку?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но дело на том не кончилось. Когда уже гроб закопали и сели поминать – Зинка прямо во дворе столы поставила – приехала телевизионная группа. Поздравлять ее. И с чем? Тут всех прямо как бревном пришибло. Зинка, оказывается, в розыгрыше журнала какого-то победила и выиграла. Не больше, не меньше, как миллион рублей. Ничего не делала, анкету заполнила, отправила, на журнал подписалась и выиграла. Виданное ли дело, чтоб так повезло, и главное, кому? Телевизионная группа, увидев накрытый стол, решила, что здесь выигрыш празднуют, а это победительница мужа хоронит, и вид у ней под стать только что похороненному супругу. Он в гробу лучше смотрелся. Но они все равно вручение награды представителями журнала засняли. Дело известное: богатый и в гробу выглядит лучше, чем бедный на свадьбе. А Зинка теперь богатая.

Телевидение уехало, все выпили, стали, конечно, с вдовой мириться. В конце концов, не такая уж она и плохая. Не жадная, в долг всегда давала, не припирала, у кого нужда. В общем, пожалели эту гадюку-миллионершу, так она в ответ концерт закатила – мол, ешьте, пейте, гости дорогие, глаза бы мои вас больше не видели с вашей злобой и завистью. Чтоб вы все подавились. Тут, конечно, кусок в горле у любого застрянет. И свекровь ее, Колюнина мать, встала и на стол харкнула. Так Зинка на нее бросилась с кулаками. Старуху с ног свалила, крича, что та всю жизнь ее попреками заела, источила, как ржавчиной, а жила на ее деньги. Вразнос пошла, деньгами попрекала свекровь и убежала в лес, крича «Да подавитесь вы, сволочи!» В общем, Санта-Барбара.

Все эти районные пересуды Дина со Светой слушали то от хозяек, то от Юры, то от Семена, не преминувшего их навестить.

Дина же, которую Юра снова взял с собой, на другой день много чего увидела и собственным глазами. Они с Юрой, сойдя в Ольховке, встретили Зину в станционном ресторане. Сидела она одна во всем зале, стол перед ней ломился, в графине стояла водка, да только она ни к чему не притрагивалась, а смотрела сквозь стеклянную стену, точно ничего не видела.

Дине она показалась худой и красивой. Она была накрашена, хорошо причесана, в черном платье и на каблуках. Вокруг глаз темное, глаза и губы блестят. Зина позвала их за свой стол, угостила, выпила с Юрой немного водки и даже улыбнулась Дине. Правда, с усилием.

Юра, выпив, упрекнул Зину, зачем она на похоронах стихи про Мойдодыра прочла. Дина аккуратно хлебала щи и делала вид, что разговор ее не касается, но слушала очень внимательно и с интересом. Многое было непонятно, но кое-что запомнилось очень хорошо.

– Так ведь, – ответила на его вопрос Зина, – я и не помню, что говорила. Ум словно помутился. Наверное, хотела сказать, что Колюня погиб, оттого что за меня вступился. Первый раз в жизни вступился, когда меня бандиты избили. И что я это ценю. Вот так, наверное.

– Эх, Зин, наивная ты душа... – пожалел ее Юра. – Придумываешь, чего нет. Разве Колюня был на такое способен?

– Был.

– Ну ладно, ладно, успокойся. Пусть он будет героем. Так всем лучше.

– Да, – эхом отозвалась Зина. – Так лучше.

– Я тоже не люблю мир без обмана.

– Это не обман. Все так и есть, – хмуро возразила Зина.

– Хорошо. Ладно. Пусть. Я с тобой согласен.

– Со мной теперь все согласны, – с горечью произнесла Зина. – Я теперь миллионерша. Словно бы я другая стала, лучше или красивей...

Дина понимала, что спор шел из-за Колюни. Зина верила, что он хороший, а Юра нет. Считал все обманом, на это и намекал. У Дины насчет Колюни было собственное мнение. Ни хорошим, ни плохим она его считала. У него было монгольское бешенство, а потому он мог сделать что угодно, всякое мог сделать. Бешенство, оно и есть бешенство, и спорить тут было нечего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Ты всегда была красивой. Спина, ноги, волосы – красивая женщина без вопросов. И с характером, – продолжал Юра, ласково погладив Зину по спине. Та отодвинулась. – Ты что делать думаешь? Не сейчас, а вообще?