Обнаженная. История Эмманюэль - Сильвия Кристель

В машине мы с Беном ругаемся. Мы оба обижены: не смогли друг друга найти. Но я-то все время была здесь. Приехав домой, я выпиваю большой стакан коньяку и доедаю оставшиеся на журнальном столике шоколадные батончики. Слушаю музыку диско. Бен идет спать. Через несколько часов я рухну без сил в гостиной. Меня разбудит сестра.

Вечеринок много, все они одинаковые, я нюхаю кокаин, блуждаю в шелковых костюмах от «Шанель», пью и падаю.

— Сильвия, я хочу жить в Голландии. Мы с Артуром возвращаемся, — говорит Марианна.

Она настроена серьезно, даже мрачно. Отстаивает свое решение, у нее твердая позиция. По-матерински объясняет мне, что такая жизнь не для ребенка, а она так любит Артура, ему будет лучше в Европе с ней и с нашей мамой. Он будет ждать меня там, вдали. Он поймет, что я работаю, пойдет в нормальную школу и будет окружен подлинной любовью матери и сестры… Марианна настаивает. Мне нечего возразить. Бен едва переносит моего сына. Марианна умоляет меня согласиться.

— Ты права, уезжайте с Артуром…

Не помню, чтобы меня это опечалило. Скорее я была довольна, испытала облегчение, ведь мой сын уехал от этой жизни в постоянном мороке. Я вернусь, я постараюсь приехать как можно скорее.

Мы собираемся на вечеринку, нас пригласила в Малибу еще одна знаменитость. Я вызываю гримершу и парикмахера. Хочу быть красивой. Бен протестует, говорит, что это слишком, что я не в себе, ведь в Калифорнии так одеваются только для получения «Оскара». Мне плевать, я европейская звезда, я родом с изысканного континента, я не такая, как они, и хочу, чтобы они это знали!

Чтобы выглядеть красивой, я провожу у зеркала несколько часов. На мне прелестный, идеально покрытый лаком шиньон. На веках серебристые тени, губы накрашены красной помадой, я в новом шелковом платье кремового цвета. Я себе нравлюсь, улыбаюсь своему отражению, радуюсь тому, что больше тут никто так не выглядит. Шампанского! Ставлю в гостиной ведро со льдом, кладу туда пузатенькую бутыль и усаживаюсь, держа в руке зеркальце, чтобы навести последний лоск. В комнату входит Бен, осматривает меня с неприязнью, ведь я делаю что хочу, он high (под воздействием наркотиков) и возбужден. Схватив ведро с шампанским, он обрушивает его мне на голову. Мы в ярости схватываемся. Ему так же противно, как и мне. Я сильнее и к тому же в истерике, откуда только силы взялись, он защищается, кричит «прости», хохочет, рычит оттого, что я делаю ему больно, я продолжаю, он колотит меня, я кидаюсь в него чем попало. Вот меткий бросок, он скрючился и убежал. Я рыдаю протяжными, тяжелыми всхлипами. Я измотана, ложусь в одежде на кровать. Вся моя косметика остается на простынях. Краски смешались — черная, розовая, серо-голубая, бриллиантовый блеск, похоже на следы маленькой бойни, еще не высохшая абстракционистская мазня. Сперва тщательно все это вытираю, потом любуюсь своей кинозвездной рожей будто с переводной картинки, бесформенной разноцветной кучей, как на детском рисунке. Ложусь спать.

Я улетаю в Европу повидать сына. Мне стоит огромных усилий не пить, быть clean, сдержанной, представительной.

Выгляжу я нормально. Алкоголь не повредил моей внешности. Это генетическое. На мою семью спиртное не влияет. Кожа осталась нежной, бело-розовой, вокруг глаз — ни синевы, ни водяных мешков, ни глубоких морщин или отметинок от разорвавшихся сосудиков.

В самолете я не пью ни капли, это рефлекс матери. Я еду к сыну. Он знает, что я тружусь, зарабатывая на жизнь. Я говорю с ним много раз в неделю, хотя мать считает, что ежедневные звонки ему вредны. Уже три месяца я не видела Артура. Сейчас он уже большой малыш. Самый красивый, самый нежный, очень послушный. В поезде Амстердам — Утрехт мне в голову лезут странные мысли. У сына еще не окончательно сформировался мозг. А если он стер меня из памяти? Если решил забыть свою мать, как забыла мать Марианна? А вдруг я приду обнять его, наклонюсь, выронив пакеты с привезенными подарками, а он скажет, что не знает меня, что моя мать и есть его настоящая мама и что так ему лучше, ибо та мать, которая предпочла семье работу, ему не нужна. Дыхание перехватывает, я озираюсь по сторонам, где-то здесь должен быть бар. Немного коньяку — и вся эта дурь выветрится. Сын поймет меня, простит меня.

— Коньяк, пожалуйста… двойной…

Мой голос звучит еле слышно.

— Сию минуту.

Бармен пристально вглядывается мне в лицо. Он узнал меня под нелепыми темными очками, как ни старалась я отвернуться, как ни показывала всем своим видом, что я не в себе и хочу побыть одна. Бармен прошел через весь бар, чтобы получше меня разглядеть. Снимаю очки и смотрю ему в глаза. В моих глазах слезы, губы дрожат, я смотрю на него, не отводя взгляда. И мысленно спрашиваю: «Что ты хотел увидеть? Звезду в отчаянии? Звезду пьяненькую? Так смотри же, вот я, перед тобою. Смотри вволю. Дай салфетку, я распишусь на ней, только без твоего имени, имени твоей супруги и дежурной фразы, ибо сегодня мне страшно, я хочу выпить. Так налей, наконец, дай платок и иди прочь».

Официант отводит глаза и уходит, ни о чем не попросив. Потом он мягко скажет мне: «Угощайтесь, мадемуазель Кристель…»

Артур обрадовался мне, он прыгает, как собачка, испуская радостные вопли. Мать обняла меня, я плакала и смеялась. Никогда раньше я не плакала, вот оно что, а теперь плачу, значит — меняюсь.

Я уезжаю, проведя с матерью и сыном несколько по-настоящему радостных дней. Я в форме. Раздарила подарки, поучаствовала в простой и размеренной семейной жизни, помогла по хозяйству, гуляла с сыном, держа его за руку, бегала с матерью по магазинам, мы вместе ели, чокались. Мать не изменила прежним наклонностям, но Артур, «ее маленький мужчина», страхует ее.

Я видела, как мать любит Артура, их любовь взаимна и безгранична. Иногда мне казалось, что я здесь лишняя — вроде заявившейся издалека богатенькой тетушки, которую любят за то, что она всегда привозит много прекрасных подарков. Ну и хорошо, я еще наверстаю упущенное, я знаю, что мой сын доволен.

Я еду работать.

Париж — Лос-Анджелес, меня ждут в Америке. «Эйр Франс», Руасси с его почти новенькими эскалаторами-трубами. Я лечу первым классом. Буду сниматься в фильме «Конкорд Аэропорт 80» Даниэля Лауэлла Рича на студии «Юниверсл» с самой знаменитой из французских звезд, с