Доноры за доллары - Михаил Серегин

– Вот здесь, – указал он на ящики.

После этого он повернулся к нам и выжидающе уставился на Чехова. Тот кашлянул и спросил:

– Значит, вы хотите сказать, что здесь хранится пепел тех несчастных, которых вам привезли?...

Заведующий медленно кивнул головой.

– Вот, Ладыгин, куда будут приходить родственники покойных. По-модному, по-европейски. А что, голубчик, кроме этого, ничего не осталось? Одежды там, обуви?

– В общем, на них было в основном казенное белье. В нем и жгли. Только у одного... Я одежду сжег, а то, что в карманах – оставил. Для родственников, если они объявятся.

Чехов оживился:

– Так-так-так! А что ж там в карманах было интересного?

– Да ничего интересного.

Пихтин пожал плечами и стал с усилием выдвигать один из ящиков стоящего тут же стола. Вытащил жестянку и вытряхнул ее содержимое на стол. Я разочарованно вздохнул: это были расческа и носовой платок. Чехов же довольно потирал руки:

– Предъявите, так сказать, предметы мужского туалета. Документы, деньги и ценные вещи храните в несгораемом шкафу. – Он снова коротко хохотнул, совершенно не обращая внимания на близость покоящихся здесь людей. – А знаете, Пихтин, я бы на месте ваших клиентов просто бы вас расстрелял из пистолета в упор. Что ж вы, негодяй, деньги с людей берете, а сами всяческие улики храните в коробке из-под печенья?

Пихтин промолчал.

– Ну, кому-то не повезло, – констатировал Чехов и засунул предметы в пакетик, запечатав его нажатием пальца.

После этого он пошел к выходу. Мы поспешили за ним.

Поднявшись наверх, Чехов повернулся к заведующему и сказал:

– В общем, так. Вы помогли следствию, и за это вам – большое спасибо. Пока – я повторяю, пока – мы вас арестовывать не будем. Однако вы должны дать мне подписку о невыезде. К тому же вы просто обязаны сообщать мне о каждом следующем посещении ваших сообщников. Причем немедленно!

После этого мы пожали руку поникшему Пихтину и с удовольствием вышли на морозный воздух.

Чехов немедленно закурил. Я последовал его примеру.

– Уфф, ну и местечко, – пробормотал Чехов, оглядываясь на темную громаду дымящего крематория. – Зато – качественный скачок!

Он потряс у моего носа пакетиками.

– Тебе, Ладыгин, кажется, вещественных доказательств не хватало? Теперь они у тебя есть. По этим предметам мы быстренько установим личность их владельца, не сомневайся.

Мы уселись в машину и поторопились уехать подальше от этого места. По дороге Чехов спросил:

– Я что-то в запале забыл о твоих делах спросить. Что нового у тебя?

– Карточку у меня свистнули.

– Во как. Значит, вещь на самом деле важная. Кто спер – твой Лямзин опять?

– Не поверишь – моя Инночка.

– Да-а? Вот эта твоя длинноногая помощница? Что, она тоже в деле?

– Да нет, ее Штейнберг завербовал. Только разведчица из нее хреновая – спалилась с первого раза.

– А у нее что за интерес? Денег ей пообещали?

– Нет. За всем этим делом кроется какая-то тайна. Шантаж.

– А-а, – понимающе закивал Чехов. – Тайная страсть и все такое...

– Не знаю, – ответил я, сквозь замороженное стекло глядя на приближающиеся огни города. – Радует только одно – карточку не получит и Лямзин.

– Как знать, как знать, – сказал Чехов, ловко перестраиваясь в центральный ряд. – Может быть, они заодно.

– Может быть, – согласился я. – Тогда не сносить мне моей буйной головы.

– Ну, это мы посмотрим, – возразил Чехов, громко сигналя наглецу, который пытался подрезать нас на повороте.

Дима с большим удовольствием исполнял свои обязанности, и его рвению были рады все – от сестры-хозяйки до менеджера. Его симпатичное лицо было поводом для мечтаний всех молодых работниц санатория, и даже развращенные клиенты позволяли себе с ним некоторые вольности.

Дима же радушно улыбался в ответ на все потрепывания по щеке, похлопывания по плечу, угощения и презенты. Но в душе он ненавидел это место, в котором ему чудилась скрытая враждебность и какая-то грязь. Но он молчал и продолжал вытирать пыль и пылесосить ковры в служебных помещениях, не забывая поглядывать в документы, оставленные на столах рассеянным начальством.

До сей поры не было ничего интересного. Дима понимал, что терпение, молчаливое терпение, и только оно, может ему помочь дождаться своего часа. То, что этот час настанет, было не догадкой, а уверенностью.

Дядя Митяй и его сестра Антонина нормально отнеслись к тому, что Дима без всяческих объяснений остался жить в будке стрелочника. Он приносил домой свой заработок и практически полностью отдавал его на хозяйственные нужды. Зарплата была неплохая, и поэтому любые вопросы по поводу расходов на его содержание отпадали совершенно. Матвеич был доволен, что у него появилась какая-то компания. Он любил играть с Димой в шахматы, гонять его в деревню за самогоном и учить жизни, неизменно заканчивая одним и тем же:

– Эх, Митька! Не нюхал ты еще пороху!

Антонина тоже не была против, что у брата появился такой странный жилец. Только женское любопытство раздирало ей нутро и заставляло тайком наблюдать за каждым Диминым шагом – насколько это было возможно. Она точно знала, что здесь кроется какая-то тайна. Распаленное телевизионными сериалами воображение рисовало ей то принца инкогнито, то государственного преступника в подполье.

Иногда она осмеливалась завести разговор о его семье, его интересах, о его прошлом. Он в основном отмалчивался или отшучивался, и это только убедило ее, что с этим парнем что-то не так.

О своих опасениях Антонина поведала брату.

– Мало ли на свете злодеев, – закончила свою речь она. – Смотри, пристукнет он тебя и деньги заберет. Окажется, пригрели змею на груди.

Матвеич стукнул кулаком по столу и грозно сказал:

– Дура ты, баба! Деньги заберет! Нашла тоже богатея: какие же у меня деньги? Если только свою зарплату обратно отожмет – так то им заработанное. Фигня все это, Тоня! Мало ли что с человеком могло случиться, жизнь – штука такая... И с вопросами своими к нему больше не лезь – видно, неприятно парню.

Антонина обиженно промолчала, но Диму больше не допекала, а, наоборот, стала заботиться о нем с удвоенным усердием. Если не преступник – значит, бедолага. А если бедолага, то ее долг сделать его жизнь легче, насколько это в ее женских силах.

А Дима спрашивал себя: сколько еще ждать? Почему он еще ничего не знает? Сколько можно терпеть все это унижение, намывая полы, по которым ходит убийца его Наташки? Хотелось просто взять автомат и перестрелять всех, кто находится в «Шишке», к чертовой матери или же взорвать здание со всеми его многочисленными роскошными корпусами. Но ни автомата, ни бомбы у Димы не было. Да и были бы – разве он сможет? Все, что ему оставалось, – терпеть и ждать.

Он отдавал себе отчет в том, что его родители и родители Наташи уже с ума сошли от беспокойства. Но никому из них он вестей подавать не собирался. Не о чем, и нельзя.

Он постарался свести знакомство в санатории с «особами приближенными» – бухгалтершами, секретаршами и прочими необходимыми для каждого рабочего процесса лицами. К Диминому счастью, все они были особами женского пола. Они угощали симпатичного парня шоколадками и строили глазки, но при его появлении переворачивали бумаги и ставили компьютер на скрин-сервер. Задавать им конкретные вопросы он опасался.

Дима буквально сломал голову, придумывая, каким способом можно проникнуть в тайну санатория. Как обычно, помог случай.

– Степа, сколько можно! Я тебя просила ставить зубную щетку в стакан, а не на край раковины!

Нравоучительный голос супруги был обычным аккомпанементом к утренним сборам на работу.

«И что ты будешь делать! – ругал себя Лямзин. – Каждый день она меня за эту дурацкую щетку пилит, а я все равно ее забываю». Он зло отпихнул ногой кота, на котором только и мог срывать злость в этом доме.

Супруга его между тем появилась в дверном проеме, загородив его.

– Завтрак сам разогреешь – я опаздываю, – безапелляционно заявила она, повернулась к зеркалу и стала стаскивать бигуди со своих жидких волос.

Степан Алексеевич ничего не возразил. Придется остаться без завтрака – он тоже опаздывал.

– Дина! – крикнул он в соседнюю комнату. – Выключай «Денди» и обувайся – мы уже уходим.

Дина что-то проныла в ответ, и пришлось дать ей подзатыльник для скорости. Надев пальто, Лямзин с неудовольствием обнаружил, что сигареты похищены старшим сыном, а остатки зарплаты – женой. Обычная история. Придется опять лезть в заначку – не с голоду же умирать!

Волоча хнычущую дочь к садику, Лямзин снова задумался о своей жизни. Как его угораздило до такого докатиться? И что с этим делать? В общем, мысли его текли по привычному руслу.

Только придя на работу, он смог напустить на себя обычную спесивость и важность. Хмуря брови, провел обычную утреннюю планерку, удовлетворенно отметив для себя, что подчиненные, как обычно, молчаливы и послушны. Это была его единственная отдушина.