За секунду до сумерек - Евгений Штауфенберг

Тропа не человеческая, люди так не ходят, сначала в одну сторону, потом внезапно, без каких бы то ни было видимых, логичных признаков, вдруг в другую, если там даже и опасно, то человек все равно бы сделал все по-другому. Люди просто так даже не думают, и побеспокоиться стоило, все правильно, только вот Чия это почему-то совсем не трогало, об этом просто было лень задумываться. «Отупел совсем, что ли? – он поглядел на копье в руках. – Во, бдительный, копье взял и успокоился, все, думать больше не надо, теперь мне и дубины этой хватит».

Местность вокруг поменялась. Он не сразу понял из-за чего – света стало меньше, из воды здесь повсюду возвышались толстые ярко-зеленого цвета стебли, они странно утолщались к верху, и верхние, вощенные на вид листья, тоже были длиннее тех, что в низу. Раньше Чий такого не видел, не кустарник и не дерево, скорее какая-то трава.

Почему он не захотел, чтобы повернули тогда? Чий уже не первый раз об этом задумывался, всякий раз вот также без ответа. Он не понимал Израна. Дорога опасная? Да опасная, из-за кочевников. Непонятно зачем, так как дома может и не быть? Тоже правильно. Но ведь все это, Чий понимал, делалось с одной настоящей целью – попугать их как можно дольше, чтоб потом сами умоляли вернуться, и что бы всё-таки в конечном счёте вернулись… Куда?! Зачем?! Для чего ему все это?

Чий машинально посмотрел вперед. Из-за толстых массивных стеблей видно было лишь впереди идущего, все остальное благодаря извивающейся тропе, скрывалось в этой яркой зелени.

А с чего я взял, что он добивается чего-то? Догадка его поразила, он понял, что уже настолько привык к тому образу безошибочного Израна, что думает о нем только так. Дурак, какой дурак, он же сам не знает, зачем ему нужно это. Ошибки? Он совершает их так же, как и все, может, упорствует в них дольше, хотя бы с походом этим. А я-то… Все объяснялось, просто и до конца. И это противоречие: не пустить их сразу, чтоб пойти потом – он просто не знает, как сделать по-другому. Он не умеет по-другому и боится точно также. Умный не умный, а не знает и боится. «Вон и я сам, – подумал он, – глупым себя не считаю, а так же, что делать, не знаю. Только я и не делаю ничего, а он делает, как привык, то что умеет».

Чий вдруг понял, что ему неуютно и страшно теперь. Может потому, что уверенность Израна, хотя и непонятная, а все же создавала впечатление какой-то согласованности и рациональности, то что все произошедшее можно, следовательно, разрешить, и уже мало-помалу разрешается. Жило внутри Чия такое чувство – раз он уверен и чего-то добивается. А на самом деле… На ум пришло какое-то сравнение, все это было на что-то очень похоже, причем до боли, но он никак не мог представить конкретный сюжет, только какие-то слабо связанные ассоциации не то про пастушью собаку, потерявшую хозяина, не то про что-то еще. Ладно, не в примере дело, решать надо, что дальше будет… Все-таки как получалось, значит, такой же, как и все, тоже верит, что там, где-то, у него есть дом. Можно было просто подойти, когда он будет один, и обсудить «в открытую», без намеков да боязни, а так прямо. Что тогда?

Чий опять, не задумываясь, посмотрел куда-то вперед, через чащу зеленых узловатых кольев.

С того их разговора они так больше толком и не общались. Формально Изран то и дело давал понять, что отношение к нему теперь как к одному из своих, как и к Вороту, и Тольнаку, но в действительности он чувствовал, что по сути все осталось прежним, во-первых, из-за их разности, а во- вторых, он по-прежнему, как и задумывалось, был помощью Краюхе на случай угрозы, и, значит, они, как и раньше, были по разные стороны.

«Как бы он отнесся? – Чий задумался. Ну, наверное, все-таки спокойно, да драки бы не дошло, может, даже и доверительно, якобы доверительно, ведь это равносильно тому что поражение своё признать, то что ошибся, а он этого не любит, правды бы, наверное, все равно не сказал, так под дурачка бы заделался. Не знаю, мол, идти надо, а там поглядим. Ладно, пока до этого ещё не дошло, и мы поглядим», – решил он. Тем более что затевать этот разговор не хотелось. Он и сам не знал почему, просто не хотелось. Быть может, потому что раньше, до того разговора, он к Израну лучше относился, ну, сорвиголова он, ну, подчиняются когда ему, любит, брата тенью считал, но это все… Детством от всего этого отдавало или если и не детством, то привычным чем-то. А теперь-то оказывается, что все это не так.

Чий иной раз ловил себя на мысли, что присматривается к нему со спины, украдкой, тут же отводя взгляд, когда он поворачивался в его строну. В напряжении постоянном, и ждет от него чего-то, и, как ему казалось, временами, Изран это чувствует, и тогда становилось почему-то неловко, как будто это не от Израна подлости ожидать можно, а он сам что-то такое подлое делает, как будто друга обманывает. А особенно эта неприязнь, наверное, после их разговора с Воротом появилась, теперь ведь точно известно… «Точно, разговор! – вспомнил он. – Это ведь раньше подозрения только были». У Чия аж мурашки по телу пробежали от этого неожиданного воспоминания. Он неуверенно огляделся.

Это было в ночь до того, как они оставили мари и пошли по настоящей хляби. Со времени привала у ямы практически ничего не произошло. Они еще раз заметили следы орды через пару дней, следы были явно старые, и было неясно, когда здесь стояли кочевники, до или после того привала, где Чий нашел застежку.

Досаждали, в основном, мелочи, обыденные и повседневные: стала кончаться вода, и ее теперь не хватало, так что в день они пили не больше пригоршни, она сильно затухлась за неделю, чтобы не было поноса, ее еще раз прокипятили, но на вкус она была мерзкая и отдавала чем-то похожим на гнилую картофельную шелуху. Особой опасности со стороны зверья им не грозило, он не слышал, чтобы к Болоту забирались тудары, один раз ночью к лагерю подходил сатр, но они сейчас были сытые и не нападали на человека. Такой – как очень высокая, длинноногая рыжая собака, они иной раз в холке доходили до плеча, но тогда, с расстояния, он казался просто очень тощим и абсолютно незлобным. По-настоящему опасно было