Живи и помни (СИ) - "jane_lana_doe"

— Типа того.

Её расслабленность постепенно передавалась и ему — напряжение уходило, и ему на смену приходили черты, более присущие Вите Пчёлкину: наглость и развязность.

— А номер как?

Такого Черкасова ну никак не ожидала. Намёк был прозрачнее стекла, и теперь стало очевидным вот, что: Пчёлкин справился-таки со своим внутренним напряжением. Девушка покачала головой и со звоном положила на журнальный столик ключ.

— Пойди и посмотри. А я тебя пока здесь подожду.

Не взять ключ было бы некрасиво. Она его обыграла. Молодой человек прищурился, взглянув на бывшую девушку, и, взяв-таки колечко с брелоком, поднялся с кресла.

— Я ведь пойду.

— Да бога ради. Потом впечатлениями поделишься.

Закатив глаза, Пчёлкин нарочито вальяжной поступью двинулся к лестнице, чем привлек внимание девушки-администратора. Краем глаза Лизавета заметила на себе любопытный взгляд служащей, но виду не подала, предпочтя отдаться изучению глянцевых изданий, небрежно разбросанных по столику.

***

…Она сидела в холле уже битый час, и начала всерьёз раздражаться. Что он там, заснул, что ли? Уже даже рецепция успела сделать пересмену, а она всё так и сидела, словно собачка, в ожидании, когда же чёртов Пчёлкин соизволит спуститься в холл! Злоба на нежданного гостя накатила очередной волной, и девушка, наплевав на всё, резко встала с кресла. В конце концов, что он там такого делал-то?! Это уже просто неприлично. Хотя, о каком приличии можно было говорить, когда речь шла о Вите Пчёлкине?..

Он был в номере. Сидел в комнате, освещаемой лишь торшером, развалившись в прикроватном кресле, и читал книжку. На мгновение повернувшись в сторону вошедшей в комнату девушки, он вновь переключил всё своё внимание на томик, который держал в руке.

— «Резкая, невероятной силы судорога наслаждения прошла по её телу; толчки следовали один за другим, и это стало для неё мучительно-сладкой пыткой, потом зверь ослабел, ритм замедлился и, наконец, по её бедру потекла струйка липкой жидкой массы. Ноги её расслабились, соскользнули вниз и опустились на пол».{?}[Марио Пьюзо «Крестный отец»]

Черкасова рассмеялась и сложила руки на груди. Ну конечно же, из всей книги он выбрал именно этот отрывок, чтобы прочесть его вслух, ничего удивительного.

— Это самое начало, я его уже читала.

Он вновь обернулся, посмотрел на неё, затем отложил книгу на прикроватную тумбочку и встал. Окинул комнату придирчивым взглядом.

— А здесь довольно недурно.

Лиза опёрлась плечом о стену и тряхнула волосами, которые уже почти высохли. Всю жизнь они доставляли ей кучу проблем из-за своей пушистости и длины, но отрезать сокровище девушка даже не думала, и потому после больницы снова отрастила их практически до былой длины.

— Вить, ты явно хочешь поговорить. Так говори, я тебя слушаю.

Молодой человек промолчал и отошел к окну. Оперевшись о подоконник, он выглянул на улицу: собирались тучи, должно быть, дождь зарядит на всю ночь… Проклятье, почему он думал о чёртовой погоде вместо того, чтобы говорить?! Ради этого ведь ехал сюда! Руки непроизвольно сжались в кулаки, делая ненависть к самому себе, окутавшую его волной, очевидной.

— Прости меня.

Она вздрогнула и подобралась, во все глаза глядя ему в спину. Не таких слов она ждала от него, никак не таких. Она ждала чего угодно: шуточек, привычной развязности, чего угодно, но не этого…

— Что ты сказал?

Пчёлкин развернулся, и, в пару шагов сократив расстояние между ними, схватил девушку за плечи.

— Лиз, я всё знаю. Я сволочь и мразь, я… я должен валяться у тебя в ногах всю оставшуюся жизнь. Я даже не имею права просить у тебя прощения, потому что я его не заслуживаю, — Витя ткнулся лбом в лоб Лизаветы. Она смотрела на него неотрывно, но вырваться не пыталась, и этого уже было предостаточно. Выдохнув, молодой человек продолжил: тише и оттого проникновеннее: — У меня было три года, чтобы все забыть, чтобы найти кого-то… Я пытался. И не смог.

Лиза открыла было рот, чтобы что-то ответить, но он не дал ей этого сделать, буквально перебив и продолжив свою речь — сбивчивую и рваную. Он так долго готовил её, но сейчас все нужные слова словно ветром сдуло. Он так и говорил — продолжая прижиматься к ней лбом и глядя в сверкавшие в полумраке серые глаза.

— Всё, что с тобой произошло, произошло из-за меня. Я знаю это. Из-за меня погиб Юра, из-за меня ты осталась изувеченной. Я сам, своими руками сломал самое дорогое, что у меня было. Если бы ты только знала, как сильно мне хотелось порой сдохнуть. Лиз… если у меня есть хотя бы один шанс из миллиарда, я его использую. Я всё готов ради тебя сделать.

Девушка слабо пошевелилась в его руках, и он ослабил хватку, выпуская её и позволяя отойти на пару шагов назад. Во все глаза она смотрела на него — того, кто когда-то был самым родным и близким; того, кто так круто изменил её жизнь однажды; того, кто сейчас ненавидел самого себя за всё, что сделал ей. Она смотрела на него и не знала, что ответить.

— Знаешь… — кое-как совладав с собой, Лизавета вздохнула и придала голосу как можно больше лёгкости. — Попробовал бы ты всё-таки ещё раз и поискал бы себе кандидатуру получше. Я — не та, кто тебе нужен.

— А откуда ты знаешь, что для меня лучше?

Он отвернулся и отошёл к туалетному столику, на ходу рывком расстегнув верхнюю пуговицу чёрной рубашки, а затем опёрся руками о столешницу: ему явно не хватало воздуха. Протяжно вздохнув, низко опустил голову. Его движения говорили лучше слов, и она прекрасно понимала, что творилось у него на душе. Лиза вздохнула и посмотрела на него; взгляд её зацепился за что-то, блеснувшее сквозь расстегнутую рубашку. Девушка подошла к Пчёлкину и коснулась рукой его плеча, а когда молодой человек обернулся, невольно ахнула: цепь. Та самая цепь на его шее. Её цепь, её подарок на его восемнадцатый День рождения. Внутри всё потяжелело, налилось свинцом. Судорожный вздох вырвался из груди, и Лизавета дрожащими пальцами коснулась горячего металла. Он следил за каждым её движением и скрипнул зубами, когда она случайно провела пальцем по его ключице.

— Я люблю тебя с семнадцати лет.

Она взглянула на него и не нашлась, что ответить. Тяжесть в животе стала невыносимой; она была в шаге от того, чтобы сдаться. Она впервые слышала от него такие слова, впервые слышала признание в любви. Еще во времена их отношений он предпочитал действие слову. Сейчас же он стал совсем другим…

Молодой человек вдруг слабо рассмеялся и покачал головой. Он не знал, что ещё сказать, и находиться в этой комнате, наедине с ней, вдруг стало очень сложно. Внутри всё рвалось на части. Обернувшись, он схватил со спинки кресла плащ и направился в сторону двери, даже не глядя в сторону опешившей девушки.

— Вить! — она окликнула его в самый последний момент. Он замер, не спеша повернуться к ней лицом, и тогда Лиза, глубоко вздохнув, заговорила, стараясь умерить дрожь в голосе. — Так получилось, что у меня в жизни было только два по-настоящему близких мне человека…

Пчёлкин обернулся и взглянул на девушку. Он ждал, и даже в почти кромешной темноте Лизавета могла заметить напряжение в его взгляде. Судорожно вздохнув, Черкасова оперлась спиной о туалетный столик и моргнула, сдерживая слёзы.

— И одного из них уже три года, как нет в живых.

Молодой человек перехватил плащ другой рукой и сделал несколько шагов в сторону Лизы. Сократив расстояние между ними до минимума, он взглянул ей в глаза, и умудрился увидеть в них так много, что никаких слов не хватило бы, чтобы описать этот взгляд. Словно подчиняясь инстинкту, Пчёлкин осторожно, практически невесомо провёл пальцами по щеке девушки.

— А второй? — вопрос прозвучал тихо и хрипло, не так, как он хотел бы.

Лиза неопределённо качнула головой, не сделав ни единой попытки отойти или прервать его касание. И тогда он провел пальцами вниз, к шее и ключице. Девушка прикрыла глаза, шумный вздох вырвался из её груди, и это послужило сигналом. Осторожно, нежно и чувственно он коснулся губами её губ. Плащ с шорохом скользнул на пол, но он не обратил на это никакого внимания; он целовал её так, как никогда раньше — с такой пьянящей нежностью, с такой лёгкостью, что казалось, ещё немного, и она потеряла бы равновесие, одурманенная лаской. Оторвавшись от таких родных губ, он начал изучать её шею, покрывая нежную кожу короткими, едва ощутимыми поцелуями. Шумно выдохнув, она запрокинула голову и сильнее прижалась к туалетному столику, ища в нём опоры. Она проигрывала бой, позволяя своему дыханию учащаться, а ногам предательски подкашиваться. Стараясь справиться с головокружением, она опёрлась руками о лакированную столешницу, и тем самым словно раскрылась перед Витей, прогнувшись в спине. Она сдавалась в его плен, чувствуя горячую волну наслаждения в низу живота. Желание зарождалось в ней всё сильнее, и он почувствовал это — медленно его руки, до этого сжимавшие её талию, двинулись вверх, и, найдя узел махрового халата, с легкостью распутали его. Мгновения — и халат спал с хрупких плеч, отчего бархатная кожа девушки покрылась мурашками. Лиза прерывисто вздохнула, ощутив собственную наготу, и не нашла в себе сил открыть глаза. Истома брала верх над разумом, и она с готовностью принимала это, отдаваясь наслаждению. Витя чуть отстранился и сделал лёгкое движение рукой — от живота до шеи, минуя обнаженную грудь. Первый стон сорвался с родных губ, и это словно свело его с ума, вынудив стиснуть зубы, сдерживая себя. Халат упал на ковёр, и Лиза, лишившаяся одеяния окончательно, прильнула к Вите, словно пряча себя. Грудь коснулась груди, и лишь ткань мужской рубашки служила преградой. Молодой человек коснулся губами искусанных губ Лизаветы и развернулся к кровати, ни на миг не выпуская девушку из своих объятий. Пара шагов — и он мягко опустил её на холодное одеяло. Новый стон вновь помутил рассудок, вновь заставил почувствовать себя сумасшедшим; от губ он медленно перешёл к ключице, груди, животу… Руки его легли на бедра девушки и чуть развели их: теперь, опустившись на неё, он мог почувствовать жар её тела, такой желанный и манящий. Лишь его одежда служила преградой, он понимал это, но не торопился раздеваться; ему нравилась эта игра, нравилось чувствовать её наготу сквозь ткань. Его руки играли с ней, ласкали, не пропуская ни миллиметра. Спустившись ниже, он провел кончиком носа вокруг пупка девушки, а губами коснулся края тонких черных трусиков.