Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты - Владислав Чернилевский

повернул голову в мою сторону и улыбнулся открытой улыбкой. Его взгляд задержался на мне совсем ненадолго прежде, чем вновь стал следить за дорогой. Но этот жест совсем не спасал ситуацию.

Запертую дверь на минус третьем этаже я мог открыть ключом Давида. Но лестничная площадка находилась под наблюдением видеокамер. Дверь запечатывали бумагой и клеем. Каждое утро и вечер охранник убеждался, что печать осталась на месте. Даже если никто не увидит, как я открою дверь, служба безопасности все равно узнает, что я нарушил жесточайший запрет. Вполне возможно, что я еще не покину подвал, как Алексей Георгиевич меня арестует.

– Это измена, – прошептал я.

– Теперь ты принадлежишь другому миру, где нет стран и нет законов. Здесь нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного. Каждый равен каждому.

– Я не космополит и не имею паспорта гражданина мира.

Я хотел добавить, что всегда был патриотом своей страны, но посчитал, что это будет слишком пафосно, и замолчал. Если бы я сказал так, то я бы соврал: когда встал вопрос о собственном выживании, игры в секретики, Табу и надзирателей казались мне ничтожно смешными. Если государство не может мне ничем помочь, то я больше ничего не должен своей стране. Тем более что речи о продаже государственных тайн даже не шло. Я мог быть спокоен за свою совесть. Была только одна существенная проблема.

– Мне некуда идти, – сказал я.

– В этом есть определенное преимущество. Ты можешь идти куда захочешь, – заметил Патрицио.

– Тогда ты должен мне помочь уйти отсюда. А еще дать мне деньги, много денег. И сделать так, чтобы мятежный дух Кристины не преследовал меня.

«Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, кто может и душу и тело погубить в геенне», – было написано в Библии. Только теперь я осознал смысл этих слов. Уже было почти неважно, умру я или нет. Но вот кого я встречу после смерти? Стану таким же уродливым монстром, которым стала Кристина? Сжигаемая огнем изнутри, а снаружи мучимая холодом, она была обречена на вечные муки. Нет, если после смерти меня ждет такая же расплата за грехи, то я не готов умирать. Только не сейчас. Нужно выжить! Обязательно выжить!

– Я дам тебе деньги. Помогу уйти из страны. Даже подарю оружие. Но ты просишь не те вещи, – сказал Патрицио.

– Если ты хочешь предложить мне что-то другое, то спасибо, не надо. Мне твоих подарков хватило.

– Как знаешь.

Патрицио не стал меня ни в чем уговаривать. От этого даже стало обидно: я хотел поспорить с ним. Просто назло ему!

Тем временем мы подъезжали к Лаборатории. Я снова опоздал на работу. Но это в последний раз. Сегодня вечером я покину этот город навсегда. Меня будут искать как изменника Родины и шпиона. Обидно, ведь я никого не предаю. То, что происходит в Лаборатории, уже давно знают все и без меня. А мертвый сектант… Вряд ли он передаст через меня государственную тайну.

Нет, я не преступник. Просто мне не повезло – такое тоже бывает. Я запутался в чужих играх и не смог вовремя оборвать связавшие меня нити. Но сегодня все завершится! Я убегу прочь от всех этих тайн, Лабораторий и Бесконечных Лестниц! Уже завтра я начну новую жизнь, свободную от страха Лабиринта.

Мы договорились с Патрицио встретиться вечером. К этому моменту он должен будет подготовить все к моему побегу, а я – к нему приготовиться.

ГЛАВА 7. ПРЕДАТЕЛЬ

Рабочее время растягивалось в бесконечность. Я хотел быстрее со всем покончить, но спешить было опасно. Любое дело требует подходящего времени. Поторопишься или промедлишь – и успех выскользнет из рук. А сейчас провал был немногим лучше смерти.

Я ждал трех часов по полудню. Это самое ленивое время в течение рабочего дня, когда накопленные за ночь силы начинают покидать работников, и они лениво запираются в своих кабинетах, чтобы утонуть в полусонном состоянии в своих мягких креслах. Даже у охранников нет сил следить за экранами мониторов: сторожа начинают доставать припрятанные у них за полкой книги, чтобы погрузиться в поток черных строчек незамысловатого чтива. Именно это время было идеальным, чтобы проскользнуть в запретную часть Лаборатории незамеченным. Но выйти обратно нужно было тоже вовремя.

Ближе к пяти у сотрудников появляются силы для последнего рывка перед уходом домой, начинаются активные передвижения по всем кабинетам, этажам и Лестнице. Я могу столкнуться с ними в самый неудачный момент. Если я промедлю еще дольше – охрана начнет обход Лаборатории и обнаружит сорванную печать с двери. Нет, времени у меня совсем не было. У меня было полтора, максимум два часа, за которые все должно было решиться.

Поэтому, как только стрелка часов коснулась трех, я вышел из кабинета и направился к Лестнице. Я шагал по коридору размеренно, боясь, что спешка сдаст меня. В коридоре никого не было, но видеокамеры продолжали следить за мной. Я дошел до конца этажа, открыл дверь на лестничную клетку, и в этот момент командирский голос окликнул меня:

– Куда это ты собрался?

Я вздрогнул. Это был голос Алексея Георгиевича. Следил ли он за мной или это была случайность – не имело значения. Начальник службы безопасности все понял: я хочу спуститься вниз. Это был провал! Теперь его цепкий и вездесущий взгляд будет следить за мной ближайшие дни, которых у меня не было. Я мог придумать любую ложь, почему я решил выйти в середине рабочего дня на Лестницу, но Алексей Георгиевич в нее не поверит. После того, как он увидел, что я вздрогнул, испугался и стал судорожно придумывать отговорки – обмануть его стало невозможным. А вместе с этим стал невозможным и мой побег. Все мои мечты о далеких берегах, которые я рисовал в своем воображении, смыло волнами безжалостной реальности. Я не покину сегодня вечером страну. Мне придется вернуться домой, и когда ночь вступит в свои права, вместе с луной в мой дом придут Гости, и тогда…

Нет, этого не случится! Во что бы то ни стало я должен покинуть сегодня этот проклятый город! И в моей голове родилась Ложь. Ложь настолько наглая и ужасная, что была ничем не лучше правды. Ложь, которую Алексей Георгиевич хотел услышать и в которую был готов поверить. После нее обратного пути уже не будет. Увольнение, арест – меня могло ждать все что угодно. Но это будет завтра, а сегодня мне нужно было