Зов - Ричард Сенфорд

Он посмотрел на Кизмет поверх газеты.

— Мы должны пойти, — заявил он.

— Обязательно, во всяком случае, я бы хотела.

Кизмет имела в виду, что, если бы даже этого не требовали приличия, ей все равно хотелось бы пойти на похороны Уита. Она всегда его любила: он не был скучным, а его простота говорила о том, что был человеком искренним.

Ей было немного жалко, что выбор пал на Уита. Она, конечно, не признается в этом ни Кенджи, ни старику. Она давно усвоила, что, если ты дорожишь тем, что имеешь, притворяйся, что со всем соглашаешься.

На лестнице кто-то смеялся. Ей даже не нужно было смотреть, потому что она за милю могла узнать смех Никко, спускающейся по лестнице под руку с мужчиной.

Хоть Никко и совершила это, она вряд ли что помнила. Так происходило со всеми — мозг как будто переставал работать.

— Вот он и говорит: «Я имею право на собственное мнение, не так ли?» — Голоса приближались.

— Знаешь, мнения — это как задница — у каждого своя.

Кизмет обернулась и посмотрела на Ллойда Барриса. Он уже пересекал гостиную, держа за руку ее подругу и лениво улыбаясь. В другой руке он держал шахматную доску. Кизмет часто с удивлением думала о том, как Никко могла быть с ним, ведь он был такой типично Американский Парень. Но она ему нравилась или, по крайней мере, он ее хотел. Надо было очень сильно чего-нибудь или кого-нибудь хотеть, чтобы попасть сюда.

— О чем разговор? — Никко села и передала Кизмет сигаретку с марихуаной.

На ней были черные рейтузы и свободный желтовато-коричневый свитер с капюшоном. Кизмет решила, что вид у нее ничего, хоть и немного возбуждена.

— Ребята, вы ведь тоже едете? — спросил Кенджи, вставая и направляясь за стаканом. — Завтра в одиннадцать. Таллак Мемориал. Поедем в разных машинах.

Казалось, он нервничает. Не нужно бы, подумала Кизмет, но факт оставался фактом.

— Ладно, — сказал Ллойд и положил доску на стол.

— Будет некрасиво, если кто-то из друзей Уита не появится, — объяснил Кенджи.

Он бросил в стакан пару кубиков льда, и все в комнате услышали, как они звякнули о стакан. Потом наступила пауза.

Кизмет вдруг поняла, что ей не хватало Уита в основном потому, что он не давал никому скучать. Он всегда находил, что сказать, когда все остальные не могли ничего придумать. Сигаретка с марихуаной почти потухла. Кизмет последний раз затянулась и бросила ее в пепельницу.

Сколько машин!

«Кадиллак», дышащий жаром, остановился у дома Норвудов. Слишком далеко, чтобы они могли ее увидеть. Они не могли ее увидеть, даже сидя в большой коричневой машине. Слишком далеко.

Накануне здесь тоже было много народу. Они бродили по кустам, копошились в траве, тщательно изучали участок, обнесенный желтой лентой. Это напоминало охоту.

Джоли шла, приседая и выглядывая из-за кустов. Она могла передвигаться очень тихо — тише, чем птицы. Но все уже ушли отсюда. Они не увидят ее. Не увидят, даже если очень захотят.

Она отступила немножко назад, к первому дереву. Когда она подходила к большому дереву, она вдруг почувствовала что-то. В ту ночь она не видела тела, но знала, что оно лежало именно здесь. Она знала это, как знают мухи или черви, выползающие из толщи земли.

Она уже почти подошла к дереву, но не смогла идти дальше. Нельзя здесь стоять — может случиться что-нибудь нехорошее. Джоли подумала о теле, лежавшем на полянке. На этом месте уже никогда нельзя будет стоять, даже когда птицы, белые червячки и мухи очистят его. Даже после того, как сойдет снег.

Она не могла стоять около дерева, поэтому побрела дальше. Джоли ладонью коснулась ствола другого дерева и повернула к кустам. Там тоже росли темные папоротники, а на лужайке, освещенной солнцем, рос жасмин, щедро благоухающий сладким запахом белых цветов.

Джоли легла рядом с папоротником на спину, а руки раскинула в стороны, как мертвец. Закрыв глаза, девочка лежала совершенно неподвижно. Ей нравилось вдыхать запах цветов. Она снова открыла глаза, притянула к себе ветку, понюхала цветок и опустила ветку. Она проследила, как ветка вернулась обратно к тонкому стволу, под которым лежало что-то черное.

Сначала Джоли не придала этому значения, потом перевернулась на бок и посмотрела опять. Потом Джоли на четвереньках подползла к стволу жасмина. За широкими листьями папоротника ее не было видно.

Сначала просто дотронуться одним пальцем. Прохладный черный металл под папоротником. Разогретый «кадиллак» у дома.

Потом всей ладонью. Взять его и пододвинуть к себе. Какой тяжелый! Тяжелее и холоднее, чем камень.

Пятясь, Джоли вылезла из-под куста, держа его обеими руками. Она никогда не держала в руках ничего подобного, но знала, что это такое. У ее дяди был такой же. Он лежал высоко на полке, но она видела, как дядя стрелял из него на какой-то огороженной забором площадке. Дома он протирал его белой тряпочкой. Она попыталась взять его за ручку. Надо надежно спрятать его, она знает где.

Девочка встала и оглянулась вокруг. Никто не видел ее, кроме дроздов. Она подвесила револьвер Уита к поясу и ощутила приятную тяжесть на бедре, потом повернулась и пошла назад. Она подумала о дупле в одном из деревьев, о каменном выступе в скале, о колючем кусте шиповника, она знала и другие хорошие места и размышляла, где лучше его спрятать.

23

— Ты в это веришь?

Дана была похожа на кошку, посаженную в клетку. Луис сидел в старом глубоком кресле и смотрел, как она ходит между диваном и камином.

— Конечно, почему бы нет?

— Господи! Да это же очевидно! — почти закричала она, размахивая руками, как вспыльчивая итальянка. Луис так называл ее в шутку и в первые годы их совместной жизни. Сейчас, по прошествии нескольких лет, они стали реже шутить.

— Что очевидно? — спросил он равнодушно.

— Что волки не разгуливают здесь и не нападают на людей, как считает эта Милдред, подруга Элли, и как пишут в газете. Они нападают стаей, а не поодиночке.

— С каких пор ты стала специалистом по волкам?

Ома свирепо на него посмотрела.

— Черт возьми, это общеизвестно, и ты сам это знаешь.

— Нет, — сказал он покровительственно, — я не знаю. Это не обязательно знать. Что я знаю точно, так это то, что версия Милдред, пожалуй, такая же здравая, как и статья в газете.

— Значит, ты все-таки помнишь, что было написано в газете? «Страшно искалечен. Жертва жестокого нападения…» Разве не так, Луис?

Дана все дрожала. Она сжала кулаки, в глазах у нее мелькнула ярость.

— Проклятье, ты не слушаешь! Почему ты не слушаешь меня? — Она свирепо смотрела на него. — Есть какая-то причина, почему ты не слушаешь, да? Какая?