До полуночи одна минута - Галия Сергеевна Мавлютова

– А когда снова придёшь?

– Позвоню! Не плачь.

Белов поморщился и вышел. Олеся вздохнула и тяжело поднялась. Приключения закончились. Только что ушёл, и снова началась трудная пора ожидания. Позвонит не позвонит? Любит не любит? Хлопнула дверь. В проходной комнате послышался кашель. Жизнь упрямо демонстрировала серую скуку. От неё никуда не спрячешься.

– Мам, я щас! – крикнула Олеся, стараясь запахнуться поплотнее в короткий халатик.

Она стояла на балконе и курила, наблюдая, как из-за угла выезжает серебристая машина. Ледяной дождь сыпался на лицо и грудь, норовя попасть за ворот. Женщина зябко трясла плечами и рукой с сигаретой. Белов совсем не любит её. Это понятно без слов. Олесю била нервная дрожь.

* * *

Машина плавно юркнула в открытые ворота.

«Хороший ход у девочки», – мысленно похвалил новую машину Белов.

В доме светились окна. Все. До единого. Олег раздражённо сплюнул. Елизавета любит жить на широкую ногу. Не привыкла экономить. Ни в чём не знает отказа. На крыльцо выскочил мальчик лет семи. Олег рванул к нему, поднял на руки, закружил и мигом забыл про Елизаветину расточительность.

– Вадюха! Сынок!

Тепло сыновьего тела обжигало руки, но Олегу не хотелось отпускать радостно визжащего мальчика. Между ногами крутился и захлёбывался детским лаем юный кавказец. И отлегло с души. Тяжесть ушла. Не было раздражения, страхов и сомнений. Олег почувствовал необыкновенную лёгкость – ту самую, какая бывает лишь в раннем детстве. Затем это чувство исчезает: прожитые годы повисают на человеке тяжёлыми гирями.

– Папка-папка! – заливался сын.

– Вадик-Вадик-Вадик! – вторил отец.

– Ну, хватит! Простудишь ребёнка. Мне потом мучиться.

Вымученный окрик Елизаветы прервал блаженную радость. Женщина выхватила сына и унесла в дом. Белов растерянно усмехнулся:

«Экономить не научилась, зато испортить настроение ей нипочём! Как с куста. Взяла и всё обделала!»

Елизавета дулась, молчала, но ужином накормила. Белов ел вяло, после Олесиной баранины кусок в горло не лез. Больше смотрел на сына, следил за щенком. Хорошая собака растёт. Надёжная защита для Вадьки. Ещё долго сидели за столом. Елизавета продолжала угрюмо молчать. Белов потёр рукой подбородок, не зная, как приступить к передаче денег. Ему хотелось, чтобы сын видел, что именно отец приносит деньги в дом и всё здесь содержится за его счёт. Елизавета же не любила открытую демонстрацию материального неравновесия. Она уже и подталкивала Вадика, и шлёпнула разок-другой, чтобы мальчик обиделся и ушёл, но ничего не помогало. Вадим любил отца. Мальчишка льнул к Белову, трогал его колени, гладил по руке. Елизавета откровенно ревновала:

– Иди уже! Спать пора! Утром не добудишься.

– А зачем ему рано подниматься? В школу не надо. На работу тоже, – невесело пошутил Белов.

И пожалел о сказанных словах. Елизавета тут же бросилась в бой, словно услышала условный сигнал:

– Сиди ровно! И не вмешивайся. Попробовал бы один воспитывать ребёнка. А ты попробуй! Думаешь, денег подкинул – и всё, на этом воспитание закончилось?

– Елизавета! Прекратить!

Олег сделал страшные глаза: зачем, мол, при ребёнке скандал затевать? Но Елизавету уже было ничем не остановить: она закусила удила и понеслась вскачь по ямам и буеракам.

– Да ты! Да ты! Ты о нас совсем не думаешь. Приезжаешь раз в квартал, посидишь, поиграешься, а мне потом расхлёбывай! Скотина!

– Это ты скотина! Тварь! – не выдержал Олег. – Сама такой жизни хотела. И ты её добилась. Теперь радуйся. Да не ори ты так! Ребёнка испугаешь.

Вадим испуганно смотрел на родителей. Мальчик боялся матери. Елизавета часто кричала на него, иногда поднимала руку, но била небольно. Отец всегда был спокоен, но сегодня он тоже орал, как мать. В кухне стало шумно и страшно. Вадим поднял обе руки, словно защищаясь от родителей, и вдруг рухнул на пол. Белов опустился на колени, поднял Вадима на руки и, оттолкнув Елизавету, ушёл в комнату сына. Щенок испуганно затрусил следом. Елизавета бросилась за ними, но ударилась о притолоку и, зажав ушибленное плечо ладонью, села на угловой диванчик и заплакала.

– Сынок-сыночек, очнись! Родной мой!

Вадим пошевелился и затих. Олег послушал сердце. Стучит. Маленькое, звонкое мальчишеское сердце бьётся и бьётся, перепуганное взрослыми играми. Вдруг Вадим открыл глаза и прошептал:

– Папка-папка!

И было в этом «папка» столько любви и детской горечи, что Олег едва не задохнулся от ненависти к себе и Елизавете. В эту минуту он дал себе слово, что сделает всё, чтобы забрать Вадима себе. Мальчика нельзя оставлять Елизавете. Она загубит ребёнка.

* * *

В отделе царило странное беспокойство. Все бестолково бегали и ругались, кое-кто матерился, но тихо. Громкость не включали. Нынче мат не в тренде. Да и начальство обижается. В пространстве перемещались кругами, овалами, ромбами, впрочем, изредка петляли, как зайцы. В общем и целом, в отделе никакого порядка: начальника нет, и в его отсутствие все словно взбесились. Алина откровенно скучала. Она давно подготовилась к приезду Панкратова и сидела в углу, сложив сжатые кулачки на коленях и наблюдая за диковинными передвижениями коллег по службе.

– Линок, почему скучаем? – Карачун шумно плюхнулся рядом.

– Тихо! – прошептала Алина.

– А чего ты? – обиженно засопел Карачун. – Совсем чужая стала. Не радуешься. Не здороваешься.

– Тихо! У меня происходит активация нейронных связей! – торжественно сообщила Алина и ещё крепче сжала кулаки.

– Чего-чего у тебя происходит? – Карачун отодвинулся от Алины, пытаясь разглядеть её лицо, но Кузина опустила голову: не разглядеть, не понять, что там у неё в глазах и в голове.

– У меня. Происходит. Активация нейронных связей. В глубинах мозга. Что тут непонятного, Карачун?

Кузина вздёрнула голову и с победоносным видом взглянула на Юру: знай, мол, наших! Да мы вас одной левой уделаем.

– Всегда знал, что все бабы – дуры, но, что именно конкретно ты можешь до такой степени дурости дойти, даже и не предполагал. Сочувствую.

Так они и сидели: Карачун презрительно мотал головой, а Кузина смотрела на него сверху вниз.

– Юрка, ну хватит, балда! У меня радость – я нашла Белова!

Карачун отодвинулся ещё дальше. От греха. На всякий случай. Мало ли что эта малахольная выкинет.

– Нашла! Этот тот самый мачо, которого я видела на заправке!

– И в которого ты безнадёжно влюбилась с первого взгляда?

Кузина радостно затрясла кулачками в воздухе:

– Да-да, это он! Я нашла его свежие фотографии. Только у нас не серия, как в главке считают. Белов – кустарь-одиночка, любит работать только на себя. А в остальных эпизодах участвовали другие субъекты. Один по описаниям плотный, второй вообще толстый… Серия не задалась! У Белова своя серия.

– А как же Панкратов? Это ведь его