Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина - Белоусов Сергей

Девочки, Фантолетта и Федя уселись. Наступил миг последнего прощания, Печенюшкин расцеловал сестренок. Его глаза тоже были подозрительно влажными.

— Пиччи! — взмолилась Лиза. — Неужели ты не проводишь нас?

Печенюшкин (он снова был мальчиком) заалел от смущения. Даже веснушки пропали.

— Понимаешь, — бормотал он, извиняясь, — в Трамонтании переворот. Черные полковники, голубые лейтенанты, ох, намудрили они… Может произойти непоправимое. Надо срочно спешить на выручку. Мы встретимся еще, обязательно встретимся!

В отдалении показалась усатая Мануэла с целым выводком крысят. Из скромности она не решалась подойти, окликнуть и только робко махала лапой.

— До свидания, Мануэлина! — дружно закричали девочки. — Мы никогда тебя не забудем! Счастливо!

— «Родительский дом, начало начал…» — тихо запел дрожащими губами Федя.

От этих звуков Морковкин, молчавший до сих пор, затрепетал и решительными шагами приблизился к карете. В окошко он протянул Лизе и Алене два простеньких на вид колечка с чуть стершейся позолотой, с прозрачными зелеными камешками.

— Возьмите, — заговорил он, торопясь. — Это вам… Конечно, в нарушение правил. Великий Маг не простит мне, ладно, я старик, переживу. Если там, дома, случится серьезная беда — поверните три раза на пальце, — я приду на помощь в тот же миг.

— Дон Диего! — Лиза вдруг даже привстала с сиденья. — А помните надпись на камне? Ну, в который ступа превратилась? Что же там, все-таки, было написано?

Старый чародей грустно улыбнулся.

— Вот об этом, Лизочек, — проговорил он тихо, — я не могу тебе сейчас рассказать. Может быть, в следующий раз?

Карета заскользила по радуге, отрываясь от земли, над ней взмыла вверх большая золотистая птица, махнула крыльями, прощаясь, и растаяла в небе. Внизу, под радугой, ничего уже нельзя было различить. Фантазилья оставалась позади.

Майский погожий день стоял за окнами квартиры № 77 по улице Весенней. Сестры уныло бродили по дому. Казалось, ничего и не было. На Аленкином столе лежала раскраска, открытая на изображении Бабы Яги, на Лизином — учебник и тетрадь по математике.

Но волшебные кольца — прощальный дар Морковкина — блестели у девочек на пальцах. В Аленкиной кукольной коляске мирно покоилась кукла — Ляпус-Петя, заботливо укрытая плащом с серебряным капюшоном. И, видимо, оставались два желания. Любые. Фантастические. Невероятные. Значит, все-таки, все было на самом деле?!

Лиза стояла у зеркала в коридоре, а вокруг нее крутилась Аленка.

— Лизочкина! — не умолкала она. — Ты что на свое желание сделаешь? А что я на свое сделаю, это секрет! Хочешь, расскажу?

— Ну, Алена! — отгоняла ее сестра. — Пожалуйста, займись чем-нибудь. Иди в детскую, прошу тебя! Понимаешь, мне надо подумать.

Аленка ушла, закрыв дверь, и в детской подозрительно затихла. Лиза же продолжала трогать свой нос, поворачиваясь то так, то этак — и все представляла, как бы он выглядел, будучи коротким и прямым. Тикали часы в гостиной. И с каждым их ударом все отчетливей вспоминался девочке услышанный как-то случайно ночной разговор родителей.

Было это несколько дней назад. Лиза, учась со второй смены, укладывалась в постель довольно поздно, часов в одиннадцать. Обычно она засыпала мигом, но в этот раз уснуть отчего-то не удавалось. Слабо светился ночник, посапывала на своем диванчике Аленка, а Лиза все лежала с открытыми глазами, отвернувшись к стенке. Думалось ей сразу о трех вещах: о завтрашней контрольной, о фильме «Джен Эйр» и о велосипеде, твердо обещанном родителями.

В гостиной, считая, что дети спят, негромко разговаривали папа с мамой, но девочка сквозь панельную стенку могла разобрать каждое слово. Вот послышалось знакомое имя — Машенька, — и здесь слух у Лизы как бы включился.

— …Это ужас, ужас, — повторяла мама. — Неужели ничего нельзя сделать?

— Этот профессор у них был последней надеждой, — устало ответил папа. — Говорят, он в своей клинике творит чудеса… Вот он и сказал вчера. Несколько месяцев, в лучшем случае год… Такое даже представить невозможно, лучше самому…

Глаза у Лизы уже закрывались помимо ее воли. Девочка засыпала. Мир расплывался перед ней сказочным зонтиком Оле-Лукойе. Слова отца доносились глухо, то отдаляясь, то вырастая. Сон погладил ее уютной мягкой лапой и забрал к себе — до утра.

И вот сейчас, потерянный было в полусне разговор выплыл в памяти весь, до последнего слова. Машеньке Каримовой — дочке соседей Зайкиных — было шесть лет. Худенькая, смуглая, с большими черными глазами, точеным носиком и пунцовым румянцем на бархатистых щечках, она походила на маленькую царевну Будур из сказки про Аладдина и волшебную лампу. Двери квартир Зайкиных и Каримовых находились напротив. Аленка и Машенька постоянно бегали в гости друг к другу. Их игры могли быть, наверняка, интересней, но Аленкина мама не разрешала дочке бывать у Каримовых подолгу. Если же Маша приходила к Зайкиным, то ее тоже очень скоро забирала мама.

— Машенька больна, — объясняли родители Лизе и Алене. — Ей ни в коем случае нельзя утомляться. Скоро она немножко окрепнет, ей сделают операцию, и тогда Маша станет совсем-совсем здорова. Вот тут уж наиграетесь вдоволь…

Лиза еще раз с тоской посмотрела на свой нос, решительно отвернулась от зеркала и скрестила руки на груди. Быстрым шепотом она произнесла желание, а за ним — четыре волшебных строчки. Потом девочка закрыла лицо руками и, в последний раз в этой, и без того богатой слезами повести, заплакала навзрыд.

Сколько времени прошло — минута, десять минут, полчаса, — Лиза бы затруднилась сказать. Но вот дверь детской резко распахнулась, и в коридоре появилась Алена. Лиза, моргая, уставилась на сестру. На голые ноги та обула валенки, в руках держала деревянную ложку и кружку, под распахнутой шубкой на девочке были только купальные трусики.

— Ты что ревешь, глупая! — закричала Алена. — Спорим, они опять прилетят! Бежим во двор, гляди, что там творится!

Лиза бросилась к окну. Во дворе на месте детской площадки вздымалась до пятого этажа гора из шоколадного мороженого. Рядом, в мраморном бассейне, шипела, пузырилась, выбрасывала вверх коричневые искрящиеся фонтаны пепси-кола. В песочнице высился холм зеленого горошка. Гору, бассейн и гороховый холм опоясывала ажурная ограда с тремя низенькими — для детей — проемами ворот. Над каждыми воротами ослепительно горела надпись: «ЭТА НАВСИГДА!» — с грамотностью у Алены было еще слабовато.

Из трех домов, окружавших двор, кто в чем, выскакивали ребятишки. Худенький белоголовый мальчуган в коротких штанах и синей клетчатой рубашке, видимо, самый быстрый, со всех ног подлетал уже к бассейну. Несколько детей, обалдевших от счастья, — среди них Лиза разглядела и Машеньку Каримову — штурмовали шоколадную гору. Алена в развевающейся шубке выбежала из подъезда.

1986–1988 гг.