Отдать якорь. Рассказы и мифы - Сергей Петрович Воробьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его предостережение легко отскочило от моего сознания, однако, рейс, действительно, оказался богатым на всякие каверзы и подвохи. В Александрии мы с трудом избавились от груза петербуржского листового металла. По всем признакам груз был неликвидный, вытянутый из тьмы тогдашнего российского хаоса. Грузовой коносамент не соответствовал всем прописанным нормам. Покупатели сменяли друг друга, кривили лица, долго раздумывали, но, наконец-то, избавили нас от лежащих на самом дне трюма разносортных листов прокатной стали. Поэтому в Грецию мы шли пустыми, для минимальной осадки заполнив забортной водой все балластные танки.
Переходы в балласте хороши на спокойной воде. Но на волне гребной винт начинает оголяться, из-за чего постоянно возникает резонансная вибрация всего корпуса. Винт на скате волны выходит из воды, нагрузка на главный двигатель падает, он резко набирает обороты, и тут же специальный топливный регулятор гасит их. Это, примерно, то же самое, если ехать на автомобиле то выжимая газ до упора, то отпуская его. Пустое судно при этом содрогается всеми фибрами своего железа, передавая волнение и нашим душам.
Невидимую границу Эгейского моря мы пересекли не шелохнувшись – так благоволила к нам морская стихия. Ближе к ночи оставили по правому борту большой и протяжённый остров Лесбос, из-за которого показался невероятных размеров бордовооранжевый диск Луны. Он мрачно завис над островом, и я впервые осознал, что наш естественный спутник объёмный – очень уж явно проглядывалась его выпуклость. Он была похож на гневливый глаз солнечной системы, заметивший вдруг наше беспечное передвижение по глянцевой поверхности древнего мифического моря. Жуть пробирала от этого взгляда, и мурашки бежали по спине. Никогда я не видел такой громадной, будто налитой гнойной кровью, Луны.
С нехорошими предчувствиями я спустился в утробу нашего парохода. В кают-компании светился экран телевизора. В реальном времени показывали новости из Греции. Север страны захватил неистовый ураган, в лохмотья треплющий прибрежные пальмы, опрокидывающий торговые киоски, сыплющий плотные снежные заряды на землю прославленных аргонавтов. Было понятно и без прогноза, что грядёт нечто экстраординарное, и оно может затронуть нас. Наш старпом Валерий предложил капитану зайти в подветренную часть Лесбоса, пока позволяла обстановка. На море возникло некоторое напряжённое затишье. Капитан долго думал, потом долго мычал и, наконец, произнёс:
– Авось пронесёт…
Ту же самую фразу он произнёс и в Петербурге, когда отправитель, – новоявленный владелец судна, – требовал ускорить погрузку, чтобы успеть попасть в караван на выход из морского канала. Листы прокатного металла уже покоились на дне трюма. Оставалось только заклинить их, иначе при бортовой качке они разнесут корпус, сместят центр тяжести и, вообще, перевернут пароход. Стараясь угодить торопливому хозяину, капитан ещё раз взглянул на груз, задумался, помычал и, махнув рукой, изрек:
– А может – так? Авось пронесёт…
– Ещё как пронесёт, Борис Иваныч, – подтвердил Валерий, – до горшка не успеете добежать, когда борт под крен вот той железякой пробьёт и оверкиль сделаем.
– Так в караван не успеем, сутки потеряем, – забубнил капитан.
– Я Вас не понимаю, Борис Иваныч, Вы что, хотите на тот свет экипаж отправить? Учтите, владельцу на всё наплевать. Он страховку получит, а нашими контрактами задницу подотрёт. Вы их читали, когда подписывали? Там сплошная липа. Ни один юрист не посчитает их за полноценный документ. Короче, я за экипаж не отвечаю, я отвечаю за груз. И пока мы его не закрепим, от причала не отойдём. Это я Вам гарантирую. А остальное – дело Ваше.
– Смотрите, дело Ваше, – повторил Валерий уже в Эгейском море, – в данной ситуации я отстоялся бы в закрытой бухте. Судя по силе ветра, ураган должен пройти быстро.
– Да здесь-то всего ночной переход остался, – возразил капитан, – проскочим, как пить дать.
– Здесь Вы принимаете решение, моё дело курс проложить.
По проложенному курсу мы шли до двух ночи. Море к этому времени разошлось не на шутку, и мой предвахтенный сон был зыбок и тревожен. От сильной бортовой качки пришлось перелечь на диван и распереться ногами и головой в переборку. С койки временами просто скидывало. Воздух был наэлектризован статическим электричеством накрывшего нас шторма.
В какой-то из моментов, когда я погрузился в некое забытье, напоминающее активную стадию сна с пришедшими из мирового подсознания видениями, дверь в каюту открылась, и я услышал несколько взволнованный голос нашего стармеха:
– Серёга, вставай на (он почему-то назвал мужской детородный орган)! Труба лопнула!
Похоже, это была уже реальность. Какая труба? И при чём тут я? И почему на…? Но раз будят во внеурочный час, значит, что-то серьёзное. Вставать на причинный орган мне ещё ни разу не приходилось. Поэтому я тут же вскочил на обе ноги, быстро влез в робу и спустился в машинное отделение. То, что я увидел, напоминало финальную сцену из бессмертной шекспировской трагедии «Отелло». В роли Отелло выступал наш второй механик. Его лицо отливало чёрным лоснящимся гримом отработанного машинного масла, а сам он, лёжа всем телом на пайолах, обнимал (а может быть, душил) горло толстенной трубы, подающей смазочное масло в главный двигатель. Очевидно, эта труба и была его Дездемоной. Глаза новоиспечённого Отелло смотрели вверх с мольбой и вселенским страданием и на чёрном лице выделялись выразительно контрастно, отражая крик возопившей души.
– Жопа! – сказал он обречённым голосом. Сейчас масло всё выгонит и двигун заклинит! У меня уже нет сил держать. Труба, чай, не женщина. 80 градусов всё-таки, а не 36 с половиной.
Слова были явно из другой пьесы. Дед (стармех) тут же связался по внутреннему телефону с капитаном, доложил обстановку и запросил добро на остановку двигателя.
– Какая остановка?! – закричал капитан в трубку. Нас при среднем ходе дрейфом в сторону сносит. Не выгребаем. Того и гляди, на остров налетим. Здесь их всюду налеплено, как тараканов на холодной сковородке.
– Значитца так, – ультимативно заявил дед, – через две минуты не остановим главный, вызывай спасательный буксир и – в ремонт. Оплавим вкладыши, задерём втулки, главный можешь на лом сдавать.
– Какой буксир в такую погоду?! – опять заорал капитан. Мы сами в лом превратимся, если хода не будет! Здесь всё море
