Сейф дьявола (роман и повести) - Йозеф Глюкселиг

Резидента никто из посторонних не должен был знать. Поэтому Ник Беер в эту минуту был совершенно уверен в одном — Калах сам подписал себе приговор.

Когда через десять минут Ник вышел из ванной, на нем была ослепительно белая рубашка, волосы его блестели от бриолина с сильным запахом гвоздики, а на лице сияла светская улыбка. Эту улыбку он отработал добрых тридцать лет назад, и она до сих пор действовала безотказно. Вот и сейчас прежний, внимательный и любезный, Ник Беер остановился перед Калаховой.

Она сидела в кресле подавленная, обхватив голову руками, и усталым взглядом рассматривала узор на ковре. Заметив Ника, она положила руки на колени и подняла на него заплаканные глаза.

— А что, если их не поймают, Ник? — спросила Мирка и тут же прикрыла рот ладонью, испугавшись, что эта простая мысль пришла ей в голову только теперь.

Он улыбнулся и почувствовал огромное превосходство над этой испуганной женщиной. Куда делась та красивая и гордая Мирка со своей холодной, вежливой сдержанностью! «Еще на коленях меня просить будешь, — подумал он, продолжая любезно улыбаться. — На коленях…» — мысленно повторил он, упиваясь этим спектаклем.

— Да поймают их, не бойся, — уверенно сказал он. — Такой птичке мы улететь не позволим. — И сам удивился, насколько он доверяет Фишеру и его людям. Он коснулся рукой щеки Мирки и повернул к себе ее усталое лицо. Стоя рядом, заглянул в ее влажные глаза и, как гипнотизер, произнес: — Все будет хорошо. Ты должна мне верить, Мирка. Если будешь меня слушаться, все будет в полном порядке. Вспомним о нашей старой дружбе!

Мирка кивнула. Вся решительность, с которой она пришла сюда час назад, исчезла без следа. Теперь она была простой куклой, послушной его утешающей руке и вкрадчивому голосу.

— Что мне делать? — спросила она через минуту, которая была нужна ей, чтобы оценить ситуацию.

— Главное — не впадай в панику, — с готовностью посоветовал Беер, потому что ждал этого вопроса с самого начала. — Не впадай в панику, а когда вернется Михал, делай, что он тебе прикажет. Не сбивай его с толку своими разговорами, ты должна служить ему опорой, ведь ты его жена. Ты лучше всех знаешь, что после таких потрясений Михал психически не совсем устойчив. Он выстрадал свое, для его мирной и податливой натуры это слишком много. И не бойся, что не попадешь в Лондон, мы не допустим, чтобы такие золотые руки, как у Михала, бездельничали.

Беер хотел было развить свою теорию об уделе жены и нерешительности Калаха, но его прервал телефонный звонок. Он поспешил к аппарату и поднял трубку.

Голос у директора полиции Гуго Фишера был слегка взволнован, когда он сообщил, что «шкоду» с доктором Калахом они уже нашли и в течение часа будут известны подробности.

Хотя Беер и прикрывал трубку рукой, чтобы Калахова ничего не слышала, это было лишним. Мирка почувствовала, о ком идет речь, и поспешно подошла.

— Спасибо за добрую весть, Гуго, — сказал Беер довольно весело. — Теперь мы пойдем с госпожой Калаховой завтракать.

Он положил трубку и уставился на Мирку. Она тоже пристально смотрела на него.

— Ну, что там? — Это был скорее вздох, а не вопрос, но Беер широко улыбнулся:

— А что должно быть? Все в порядке. Как я предсказывал, Михал жив и здоров.

Она позволила ему крепко обнять ее.

3

— Я ничего еще не знаю, — сдержанно повторял инспектор Пассвег и разводил перед репортерами руки — этот жест можно было истолковать по-разному.

— Есть слух, что вы поймали похитителей, — раздался из кучки любопытных журналистов знакомый голос, а когда инспектор на него обернулся, то, к своему немалому удивлению, увидел Курта Майера из венской газеты «Курир».

С этой газетой у него были связаны самые приятные воспоминания. Именно фоторепортер «Курир» сделал несколько лет назад снимок, обошедший весь мир. На нем был запечатлен Пассвег именно в тот момент, когда он вышел к журналистам и небрежно заявил: «Господа, можете сообщить в своих газетах, что сегодня утром я арестовал сексуального маньяка из двадцатого района. Я взял его, когда он попытался совершить очередное убийство».

— Что вы здесь делаете, Майер? — удивился он и дружески улыбнулся репортеру: с Майером стоило поддерживать хорошие отношения.

— Правда, что вы схватили похитителей? — настаивал Майер, тем самым давая понять, что это происшествие для него важно.

— Ничего не знаю, — повторил Пассвег, но при этом многозначительно подмигнул репортеру — тот понял и подошел. Пассвег притянул его к себе за лацканы пальто и тихо, чтобы слышал только он, прошептал: — Я буду в служебной комнате доктора Хольцефеля. Попытайтесь проникнуть ко мне.

— Браво, инспектор! Я знал, что мы поможем друг другу, — ухмыльнулся Майер.

Вокруг Пассвега сомкнулся круг открытых блокнотов и микрофонов. Нужно было и им что-то сказать, поэтому он пожал плечами и напустил на себя таинственный вид.

— Господа, я могу сообщить вам только, что под утро у нас немного постреляли, но нет ни одного убитого или раненого. А что касается совершенного похищения, то заранее предупреждаю: не ждите никаких сенсаций. Пока еще я ничего не знаю, точнее, у меня нет никакой информации, которая бы представляла интерес для ваших читателей. Однако могу вам пообещать: если в течение дня обстоятельства прояснятся, вечером я буду в вашем распоряжении в своем участке в Гёпфрице. Если вы сейчас разойдетесь, будет лучше для меня и для вас. Еще раз повторяю, что сию минуту мне вам сказать нечего.

Кучка репортеров с ропотом удалилась, и инспектор воспользовался моментом, чтобы быстро протиснуться мимо решетки, отделявшей жилую часть больницы от белых коридоров, операционных и вечно полных комнат ожидания.

Пассвег направился к кабинету доктора. Вид у него был довольно расстроенный, ибо он воспринял как личную обиду то, что дирекция полиции строго запретила даже упоминать об этом происшествии. Только сумасшедший мог не воспользоваться такой возможностью, которая предоставляется едва ли не раз в жизни.

«Нужно бы намекнуть Манеру, чтобы он держался подальше от Калаха», — вдруг подумал инспектор и остановился посреди коридора. Двери одной из палат были полуоткрыты, и Пассвег увидел неподвижное тело под белоснежной простыней. Доктор Калах спал под бдительным надзором старшей медсестры и совершенно не догадывался о вызванной им суматохе.

Инспектор напряженно вглядывался в бледное лицо на подушке, и ему казалось, что на губах у Калаха застыла насмешливая улыбка. Он медленно вошел в палату, кивком поздоровался с сестрой и остановился у кровати. Бросив взгляд в окно, Пассвег заметил Майера, бродившего в задумчивости по парку.

«Что сообщить ему?» — снова подумал инспектор, глядя на репортера. Конечно, лучше всего было бы рассказать, как от машины он направился прямиком к Хильде Цайнер и вытащил испуганного Лапу из ее постели. Тот недолго отпирался. Достаточно было несколько настойчивых предупреждений о возможных последствиях, и Лапа сознался, что для участия в похищении его нанял Курт Вернер, другой венский плут. Он отвез его на краденой «шкоде» в Трайскирхен, и там они затащили в машину Калаха, который, на удивление, не особенно упирался. Все это было похоже на заранее обговоренную игру и слишком расходилось с официальным сообщением о диверсии красных агентов, потому что Лапа с Вернером были кем угодно, только не красными агентами…

Пассвег напряженно думал. Ему было ясно, что репортер не должен услышать от него правду. Тогда ему конец. Конец его карьере. Инспектор достаточно долго служил в полиции, чтобы знать, как поступают с неугодными сотрудниками, которые думают, что они каждое дело должны довести до конца.

А это дело было именно таким, на котором можно потерять все. Когда инспектор узнал от Лапы, что они должны были довезти Калаха только до Гёпфрица и оставить там в машине одурманенного хлороформом, то от всего этого обалдел. Зачем Калаха похищали из Вены, раз хотели оставить неподалеку, к тому же в его районе? И что это вообще за бессмысленное похищение, каковы его мотивы? Почему Вернер, который до этого занимался лишь тем, что регулярно собирал подати со своих сотрудниц, устроил вдруг такую акцию?

Он уже собирался было выйти из палаты, как вдруг увидел в окно полицейского Лагера, который вышел из машины и поспешил через парк к входу в квартиру Хольцефеля. Даже издали было видно, что его поездка в Штёдерсбах, где, по словам Лапы, должен был скрываться Курт Вернер, не увенчалась успехом.

Инспектор вышел из палаты и закрыл за собой дверь. Он пошел навстречу полицейскому, раздумывая, был ли вообще смысл посылать его в Штёдерсбах, раз дирекция полиции не заинтересована в расследовании похищения. Инспектор открыл дверь одной из комнат, Лагер вошел и, не успев закрыть за собой дверь, сказал вполголоса: