Сейф дьявола (роман и повести) - Йозеф Глюкселиг

Инспектор Пассвег не вписывался в эту спокойную гёпфрицкую обыденность и воспринимал свой перевод сюда как вопиющую несправедливость. Он до сих пор с болью в душе вспоминал тот день, когда его вызвал венский полицай-президент и сообщил о переводе в распоряжение хорнского участка. Такое решение было принято на основании расследования, вскрывшего скандал вокруг «Китти-бара», в котором был замешан и Пассвег. Он, правда, лишь косвенно был причастен к афере сводников: просто закрыл глаза на то, что в этом баре клиентам из Южной Америки демонстрировали блондинок, становившихся впоследствии украшением бразильских ночных заведений. Инспектор, конечно, понимал, что эти сделки незаконны, но не питал никаких иллюзий относительно своего единоборства с хорошо отработанной машиной гангстеров. К тому же он полагал, что лучше позволить совершать эти сделки под его присмотром. В противном случае для сводников не было бы проблемой найти другие помещения для демонстрации своего товара. К несчастью, комиссия, расследовавшая это дело, придерживалась иной точки зрения. Она доказала, что Пассвег получил несколько тысяч в качестве взяток. Так завершилась его карьера — карьера известного венского детектива, и ему пришлось скрыться с глаз возмущенных обывателей.

Итак, Пассвег сидел в полицейском участке небольшого, затерянного в лесах городка и от нечего делать дремал над кроссвордом. Если бы не покидавшая его прочная вера в то, что и здесь он однажды встретится с происшествием, которое снова вынесет его наверх, он давно бы распрощался с Гёпфрицем и стал болтаться вокруг венской Мехикоплац. Там каждую ночь что-нибудь случалось, на худой конец, приличная драка. И пусть бы он перестал быть видным детективом, которого все боялись, служба там была бы в тысячу раз приятнее, чем здесь.

Стрелка настенных часов отмерила три часа пополуночи, когда инспектор отбросил недоконченный кроссворд в сторону и встал из-за стола. Он сунул голову под кран с холодной водой, потом выудил из кармана толстую сигару, чиркнул спичкой, погасил настольную лампу и подошел к окну. Распахнув настежь обе створки, он высунулся наружу. В затхлую, прокуренную атмосферу комнаты ворвался свежий ветер пробуждающейся весны.

Инспектор задумчиво посмотрел на безлюдную площадь. Каждый раз, как только взгляд его натыкался на темные окна трактира Шуберта, он мысленно проклинал злосчастный «Китти-бар». Если бы не скандал, не пришлось бы ему теперь торчать в этом захолустье и ждать, когда в кои-то веки позвонит владелец трактира и сообщит, что у него дерутся клиенты. Ничего другого в Гёпфрице не случалось — вряд ли можно было представить более спокойный уголок на свете.

Здесь не появлялся даже Лапа, последняя надежда инспектора, в которую он не переставал верить. Пассвег начал уже думать, что произошло бы подлинное чудо, если бы этот отпетый венский драчун забрел вдруг на гёпфрицкие улицы. Для такого плута этот городок был слишком тесен и будничен, а главное, мертв. Никто из местных жителей не нуждался в его услугах, несмотря на то, что в Вене он охранял уличных барышень и взломщиков и за пару сотен был готов любого избить до полусмерти. Пассвег вспомнил о нем, как только Мольцер доверил ему гёпфрицкий участок. Дело в том, что Лапа всегда называл Гёпфриц своей родиной, к тому же здесь жила Хильда Цайнер, трое детей которой называли его папой. Разумеется, в тех случаях, когда видели его, что случалось нечасто.

Инспектор не знал, почему это он вдруг среди ночи вспомнил про Лапу. Но ему пришло в голову, что неплохо бы зайти к Цайнер и поговорить с ней. Он решительно закрыл окно и вернулся к столу. Зажег свет, подумал, не взяться ли ему снова за кроссворд. Но он не успел ничего решить, так как зазвонил телефон и на аппарате зажегся красный глазок. Мольцер звонил по спецлинии, и Пассвег почувствовал, как у него учащенно забилось сердце.

Он подскочил к телефону и снял трубку.

— Полицейский участок Гёпфриц, — произнес Пассвег согласно инструкции, но Мольцер на другом конце провода лишь крикнул:

— Минутку! — и отложил трубку в сторону.

Пассвег сразу уловил звук, доходивший из трубки: в помещении участка в Хорне работал телетайп. Инспектору пришлось сесть и несколько раз глубоко затянуться сигарой, чтобы успокоиться, так как телетайп, заработавший в три утра, мог сообщать лишь об одном — о происшествии.

Пассвег нетерпеливо нажал на белую кнопку телефона, чтобы напомнить комиссару, что он ждет.

— Гёпфриц, инспектор Пассвег? — загремел Мольцер в телефон голосом, каким объявляют войны.

— Я уже давно торчу у аппарата, — небрежно произнес инспектор, подавляя волнение. — Что ты так шумишь, Мольцер?

— Вена объявила готовность номер один! — опять крикнул в трубку комиссар, и даже по телефону стало ясно, что у него дрожит голос.

— Что случилось? — спросил Пассвег, чувствуя, как им овладевает волнение.

— Похищение! — выпалил Мольцер, впервые в жизни столкнувшийся с серьезным происшествием. — И едут как раз в твой район.

— Какое похищение? Что, собственно, произошло, Мольцер? — недоумевал инспектор, доставая из ящика стола блокнот и карандаш.

— Записывай, я тебе прочту циркуляр! — вновь загремело в трубке. — «Вена, четверг, двадцать четвертого апреля тысяча девятьсот шестьдесят девятого года. Всем участкам на шоссе, ведущем к государственной границе с Чехословакией. Участковым в Хорне, Брунне, Гёпфрице, Шайдельдорфе, Штёдерсбахе, Витисе, Лангшварце. Немедленно начните розыск легкового автомобиля марки «Шкода-1100 МБ» с чехословацким государственным номерным знаком АБ-50–59. В эту машину близ лагеря беженцев в Трайскирхене под Веной был насильно посажен чехословацкий гражданин доктор Михал Калах, научный работник. Упомянутый гражданин худощав, рост — сто семьдесят пять сантиметров, лицо — овальное, волосы — светло-каштановые, волнистые, одет в синий матерчатый плащ. Личности двух похитителей неизвестны. Есть основания предполагать, что они являются агентами чехословацкой государственной полиции, имеющей задание вывезти чехословацкого эмигранта доктора Калаха обратно в Чехословакию. По всей вероятности, агенты вооружены и при попытке задержания могут применить огнестрельное оружие. В последний раз машину похитителей видели на магистрали Вена — Хорн. Похищение совершено по политическим мотивам. Его срыву придается важное значение. Все данные немедленно докладывать в центр информации».

Голос комиссара на минуту смолк, и Пассвег про себя повторил последние слова сообщения. Теперь нервозности не было, он вдруг почувствовал себя удивительно спокойно и, записывая, уже обдумывал варианты задержания похитителей на улицах городка. Этот момент он мысленно представлял много раз.

— Записал, Пассвег? — послышался в трубке настойчивый голос.

Инспектор подтвердил. Он хотел было кое-что уточнить, но Мольцер уже не отзывался: слышались лишь далекие, приглушенные голоса полицейских.

— Мольцер, что происходит? — крикнул еще раз инспектор.

— Пассвег, приготовься! Мне только что доложили, что машина проехала по улицам Хорна и, судя по всему, направляется к тебе. Стражник Борман пытался остановить их, но они его чуть не сбили.

— Спокойно, спокойно, — ответил инспектор. — Я-то уж им сверну шею, — засмеялся он и повесил трубку.

«Только спокойно», — мысленно повторял он, а сам уже нажимал кнопку звонка, поднимавшего по тревоге дежурных полицейских в комнате отдыха. Его охватило знакомое волнение. Все чувства были обострены.

Не успел он открыть шкаф и вытащить автомат и два запасных диска к нему, как снова зазвонил телефон и зажглась красная сигнальная лампочка. Пассвег схватил телефонную трубку.

— Патруль уже на улице? — крикнул ему Мольцер.

— Почти, — недовольно ответил Пассвег, потому что ему совсем не нравилось, что его инструктирует такой полицейский чиновник, как Мольцер.

— Я только что звонил бургомистру в Брунн. Во время нашего разговора «шкода» как раз проехала мимо его дома.

— Когда они проехали через Брунн? Только точно! — Пассвег посмотрел на часы — было три часа восемнадцать минут.

— В Брунне они были в три шестнадцать, — сообщил Мольцер и, как ни старался, не смог сдержать вздох облегчения: похитители уже покинули его район.

— Если они едут со скоростью сто километров, а при нынешней погоде это вряд ли возможно, то будут здесь через девять-десять минут. Пожелай мне удачи, Мольцер, я начинаю действовать. — Теперь голос Пассвега звучал строго и решительно.

— Якоб, — послышалось в ответ, — будь, пожалуйста, осторожен.

— Конечно, — пообещал инспектор и повесил трубку.

Двое полицейских, составлявшие оперативную группу города Гёпфрица, не слишком торопились одеваться. Здесь не было принято будить дежурный патруль среди ночи. Эрнст Марек и Ганс Лагер решили, что это учебная тревога, которую время от времени объявлял директор областного управления, а значит, не было особых причин для спешки. Они пришли в себя только тогда, когда в дверях появился инспектор с автоматом в руках.