Лестница Ангела - Элина Курбатова

наблюдала в зеркало, как он снимает пиджак и рубашку.

Раньше она никогда не думала о докторе как о мужчине. Была полностью погружена в собственные ощущения.

Или просто не позволяла себе лишних мыслей. Зачем привязываться к тому, что не твое? Она и без того чувствовала себя воровкой. Иногда ей даже казалось, что из какого-то тайного уголка ее тела на них таращится ненавидящим взглядом его жена-коматозница.

Но сегодня она должна разрешить себе смотреть на него иначе.

А смотреть было на что.

Сергей был по-своему красив.

Широкая спина, крепкие ноги. Не то что тощий Штырь, каждый позвонок которого выпирал, как катушка ниток.

Лиза ощутила, как откликнулось на полуобнаженное тело Сергея ее тело. Или не ее. Какая теперь разница.

Лиза потянулась к семейной фотографии Сергея и Лены и опустила ее «лицом» вниз. Она перешагнула через упавшее платье и пошла к «мужу».

Она обняла его сзади, прижавшись всей собой.

Такое теплое, даже горячее ощущение…

Ее руки скользнули по его груди, а губы поцеловали шею.

Лиза ощутила, как доктор напрягся.

Наверное, она делает что-то не так.

В ее прошлой жизни было много секса. Почти всегда пьяного и на «скорую руку». Нужно только вспомнить. Разве то, что происходит сейчас, чем-то отличается?

Нет…

Лиза начала целовать его шею интенсивнее, лизнула, прикусила мочку уха. Рука медленно опускалась ниже.

Она все делала правильно.

Но Сергей неожиданно отстранился и обернулся. Он смотрел ей в глаза и ничего не говорил. По его дыханию она поняла, что он возбужден. Но что же тогда не так?

Лиза натянуто улыбнулась. Ничего, инстинкты сделают свое дело. Она снова прижалась к нему и начала настойчиво целовать в губы, пытаясь просунуть ему в рот свой язык.

Сергей взял ее лицо в свои большие теплые ладони и отвел чуть назад.

– Что? Что не так? – растерянно спросила она.

– Ты уверена, что готова?

Лиза занервничала. Она старательно пыталась разжечь в себе огонь. Чтобы заглушить невесть откуда взявшиеся робость и смущение. Но теперь робость и смущение начали побеждать. Еще немного – и она не сможет.

Так, возьми себя в руки и делай свое дело.

Лиза изобразила страстное придыхание, которое видела в порнофильмах:

– Я хочу тебя.

Она отвернулась, лишь бы не видеть его проникновенные глаза, полные долбаного понимания.

Следуя много раз отработанному алгоритму, Лиза опустилась на колени и потянулась к его ширинке.

Сергей перехватил ее руки.

Да что ж такое!

Чертов зануда!

Надеюсь, Сизиф не наблюдает за моим позором.

Неожиданно Сергей тоже опустился на колени, оказавшись с ней лицом к лицу.

Этого она совсем не ожидала.

Теперь она потерялась и не представляла, что делать дальше. Такого шага в знакомых ей алгоритмах не было.

– Подожди… не так.

«В каком смысле?» – промелькнуло в ее голове.

– За столько лет я потерял надежду, что смогу быть с тобой. Дай мне любить тебя.

Лиза застыла, пытаясь понять, что ей теперь делать.

Сергей приблизил свое лицо к ее и нежно поцеловал.

Наверное, никто и никогда не целовал ее с такой нежностью.

Она не знала, как тело должно откликаться на такое.

Рукой он провел по ее волосам, а затем крепко прижал к себе.

Должно быть, Лиза смотрела на него так растерянно, что он улыбнулся.

– Но чего ты хочешь от меня? – спросила она. – Что мне делать?

Ответ смутил ее еще больше. Раньше она всегда считала, что должна заслужить близость: показать себя во всей красе и умениях. А тут…

– Ничего. Я все сделаю сам.

Сергей встал, и следующее, что почувствовала Лиза, – это ощущение потери опоры. Он взял ее на руки и положил на кровать.

От совершенно дикого смущения она закрыла глаза.

Ощущения в теле стали еще ярче и отчетливее.

Такие новые, такие странные.

Она чувствовала долгие, нежные поцелуи на своей шее, а потом ниже и ниже.

Тело откликалось, как никогда раньше.

Она поняла, что тонет в этих новых интенсивных ощущениях.

Договариваясь с этим телом, она кое в чем ошиблась: это у него оказались припрятаны подарки для нее.

Тень в углу пошевелилась. Сизиф опустил голову, а потом встал и вышел из комнаты. В дверях он на мгновение остановился и оглянулся, чтобы что-то сказать ей.

Он знал, что она тонет.

Он знал, как сильно рискует ею. Но что теперь делать?

Завершить это дело было важно.

Важно для нее.

И да, черт побери, для него, Сизифа, тоже.

Сотни лет купания в людских пороках и грязи вот-вот закончатся.

Это его последнее дело перед тем, как уйти в Рай.

Рай, о котором он ничего не знал, но много слышал.

Слышал, что там кошки перестают скрести на душе.

Боль всех твоих жизней затихает. И ты больше не ты.

А часть чего-то бесконечного и светлого.

И больше никогда не соприкасаешься с этим угрюмым и мрачным маленьким мирком.

Он должен был сейчас сказать ей что-то.

Одернуть.

Но не смог.

Где-то в глубине души он знал, что она заслужила это мгновение.

Мгновение, отобранное у нее столько раз.

В конце концов все кончится. И, может быть, когда все кончится, ей станет ясно, как недолговечна и иллюзорна вся эта жизнь и все то, что кажется важным.

Может, тогда она станет таким «ангелом в черном», которого он спокойно оставит на этой ненавистной работе.

Сизиф отвернулся и вышел.

Лиза пыталась сопротивляться волне эмоций, захлестнувшей ее. Она знала: это уже не тело, ощущения которого она могла списать на что-то, что ей не принадлежит.

Нет, все происходящее проникало уже в нее саму. Кем бы она ни была.

Слезинка скатилась из уголка ее левого глаза.

Почему только сейчас? В чужой жизни? В маленьком отрезке, который им отведен?

И снова имена и лица смешались в ее голове.

Глава 36

1932 год. Где-то в российской глубинке

В избе было шумно. Окна запотели: десятки разгоряченных праздником тел внутри и собачий холод снаружи.

Февраль 1932 года.

Кто-то заиграл на гармони. Гости уже выпили и закусили. Теперь пришло время танцев и песен. Несколько задорных женских голосов завели веселую песню. Через час они же затянут тоскливую, проникающую под кожу.

Но ему было тоскливо уже сейчас.

Ни добрый мутный самогон, ни пробиравший до костей холод – ничто не могло унять этой тоски.

Голубоглазый Васька – молодой, кудрявый, в одной рубахе – стоял возле избы, смоля ядреную, вонючую самокрутку. Вторую подряд.

Он обернулся. Даже сквозь запотевшее окно было