Лестница Ангела - Элина Курбатова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тело не откликалось.
Безмолвное, непослушное, неподвластное.
Лиза опустила стопы ниже. Они утонули в длинном мягком ворсе теплого ковра.
Она закрыла глаза.
– Хорошо, давай по-другому.
Она сосредоточилась на тех приятных ощущениях, которые давало ей это тело.
Мягкий ворс на ковре. Чувство заполнения пустого, сосущего желудка. Теплые сильные прикосновения Сергея. Запахи. Ритм бьющегося сердца. Дыхание. А еще сны. Там, наверху их не бывает.
– Спасибо. Я правда благодарна тебе, тело. Я никогда не ценила свое. Но тебя ценю. Честно.
Лиза запнулась. Она чувствовала себя немного глупо.
Она пугливо оглянулась в надежде на то, что Сизиф не наблюдает за ней и не читает ее мысли.
– Теперь в тебе не она, а я. Я другая. Мне не нужны ее уроки. Кома и обездвиженность – это было для нее, но не для меня. Что ты хочешь мне сказать своим молчанием? Этим непослушанием?
Лиза плотнее закрыла глаза. В какой-то момент ей показалось, что тело отвечает. Пытается что-то ей сказать ощущениями и образами, которые всплывают перед глазами.
Слова сами рождались внутри.
– Да, я знаю. Я прожила свою жизнь тоже в какой-то коме. Мутной и бессмысленной. Так дай мне исправить эту ошибку! Дай пожить иначе!
Лиза замолчала. Внутри зашевелились сомнения. Но она не дала им разрастись – так она потеряет эту мимолетную связь с чужим телом.
– Я поняла, что ты говоришь мне. Поняла, честно. Спасибо. Мне больше не нужен этот урок. Я хочу жить, очень хочу.
Лиза открыла глаза и снова посмотрела на свои ступни.
– Я уважаю тебя, тело.
Не дав себе почувствовать наивность своих слов, Лиза оттолкнулась от кровати и встала.
Тело пошатнулось, ноги чуть подкосились, но она устояла.
Лиза сделала шаг к двери. Потом еще один. Она хваталась то за стену, то за стул, то за комод.
Вышла в коридор. Включила свет.
Коридор показался таким длинным.
Идти было странно, непривычно и даже немного больно.
Каждый шаг давался с трудом.
Но она шла!
Что ж, у нее есть подарки для этого тела. Оно не пожалеет, что дало ей шанс.
Лиза медленно продвигалась вперед, обеими руками упираясь в стены.
Дойдя до кухни, Лиза, наконец, налила себе холодной воды и с удовольствием плюхнулась на мягкий стул.
Жидкость полилась в горло.
В теле появилось странное чувство глубокой, сладкой удовлетворенности где-то в области груди и диафрагмы.
Поди пойми: чувствует это ее душа или чужое тело?
А может, вместе?
Господи, что за мир ты создал?
Лиза увидела сахарницу.
Ей неудержимо захотелось такого же сладкого вкуса, какой имела утренняя каша, приготовленная Сергеем.
Лиза притянула к себе сахарницу и высыпала в стакан почти половину содержимого.
– Решила подарить нашей блондиночке кариес?
Лиза поперхнулась и резко поставила стакан на стол. Прямо напротив нее сидел Сизиф, закинув ногу на ногу.
Лиза фыркнула:
– Ты как черт из табакерки.
– Ну, в некотором роде, – он усмехнулся. – Так, значит, ты теперь ходишь?
Лиза тоже приняла вальяжную позу, показывая, что владеет ситуацией куда больше, чем думал Сизиф. Она вытянула ноги и пошевелила аккуратными пальчиками.
– Раз уж у меня появился шанс немного пожить, я буду жить, а не валяться в постели.
Сизифу как будто стало не по себе. Он сменил позу и наклонился к Лизе:
– Ты тут не для этого.
Лиза даже не подумала отодвинуться. Она сделала глоток воды. Здесь, в этом живом, выздоравливающем теле она вдруг начала ощущать себя гораздо увереннее.
– Да ну? Тогда давай махнемся? Тебе очень пойдет брить ноги.
Повисла пауза. Несколько мгновений казалось, что воздух в кухне сгустился и приобрел кисловатый привкус.
Потом Сизиф неожиданно рассмеялся.
– Смотри-ка, кажется женушка нашего докторишки неплохо на тебя влияет. В красивом теле и шутки стали смешнее, да?
Лиза резким движением смахнула со лба прядь волос.
– Возможно, в этом теле я просто лучше раскрываю себя. Возможно, Лиза Чайковская была лишь маленьким обломком меня. Причем не самым лучшим.
Она сделала большой глоток воды.
– Ты утверждаешь, что каждый из нас прожил множество жизней, но я не помню своих. Возможно, когда-то я была доброй. Возможно, когда-то меня любили, и я любила искренне и преданно. Возможно, та другая просто просыпается во мне.
Сизиф неожиданно посерьезнел и отвел взгляд.
– Иногда не помнить свои прошлые жизни – это счастье.
Он помолчал и неожиданно добавил:
– Однажды я тоже воплощался. Первый раз тогда попробовал кофе. В те времена, когда я умер, его еще не было. По крайней мере, там, где я жил.
Сизиф едва заметно улыбнулся. И впервые за время их знакомства это была не однобокая саркастичная ухмылка.
– Стакан настоящего кофе с ложкой сгущенки… это единственное, по чему я скучаю.
Лиза усмехнулась. Она не могла упустить случая и не ответить Сизифу с тем же ехидством, с каким он всегда говорил с ней.
– Чем это я заслужила такую откровенность?
Взгляд Сизифа снова стал холодным и жестким. Мечтательность исчезла.
Лиза прикусила губу, пожалев, что перерезала тоненькую ниточку, которая на мгновение возникла между ними.
– У нас мало времени, – сказал он. – Тебе пора укрепить его привязанность… на телесном уровне.
Сизиф помолчал и добавил безапелляционным тоном:
– Завтра.
Лиза нахмурилась и отвела взгляд. Поза ее несколько потеряла уверенность.
Прядка светлых волос снова упала на лоб.
Почти машинально, не глядя, что делает, она добавила еще две ложки сахара в свой стакан.
– Вот оно как, – тихо проговорила она.
Сизиф встал и, прежде чем уйти, подошел к Лизе и положил руку ей на плечо. Она не ощутила ни веса, ни тепла, но почувствовала легкий импульс. Сколько раз она испытывала такое при жизни и не знала, что, возможно, кто-то прикасается к ней и внушает мысли, которые она принимает за свои.
И все же сейчас она была странно рада этому почти прикосновению.
– Не забывай, Лиза, кто ты, – голос Сизифа звучал серьезно и даже заботливо. – Ни во сне, ни наяву.
Он замолчал на мгновение и добавил совсем тихо, почти отеческим тоном:
– Продержись еще немного.
Сизиф уже собирался исчезнуть, когда Лиза проговорила:
– Кстати, ты ошибся. Он ее очень любит.
Сизиф оглянулся:
– Нет никакой любви. Есть желание обладать, страх одиночества и пустота внутри – вот и все, что толкает одного в объятия к другому. Самые грязные поступки были совершены под лозунгами любви и справедливости.
– Да что ты