Правильный ход - Лиз Томфорд

наслаждался каждой минутой, чувствовал себя легко, без давления ответственности.

Но вместо этого он чувствовал ответственность за то, что сдерживался, в то время как его товарищи по команде доставляли ему неприятности, чувствовал ответственность за то, что защищал меня, едва не ввязавшись в драку. И был достаточно ответственен, чтобы разорвать наш поцелуй, что привело только к тому, что он пожалел обо всем этом.

Я думала, это будет легко. Я думала, что смогу напомнить ему о его прежнем "я", без проблем. Но теперь очевидно, Кай не хочет быть самим собой.

Откидываю простыни, собираясь забраться в постель, когда раздается стук в нашу смежную дверь.

Я останавливаюсь. Что за черт?

Задерживаюсь у двери, мое сердце бешено колотится в груди, зная, что это он по ту сторону, стучится посреди ночи после того глупо горячего поцелуя.

Он передумал?

Я смотрю вниз. Сколько времени мне нужно, чтобы переодеться во что-нибудь более сексуальное, чем старая дырявая футболка, в которой я планировала спать? Боже, и мое лицо. Я похожа на глазированный пончик после ночного ухода за кожей.

Он стучит снова.

Черт.

Тихо, надеясь не разбудить Макса, я приоткрываю дверь, разделяющую наши комнаты.

Его окружает темнота, но Кай стоит в дверном проеме, без рубашки, с теми татуировками на ребрах и бедре, которые удивили меня в ту ночь, когда я увидела их у бассейна. В одних спортивных шортах и опирается руками о дверной косяк.

Я сглатываю, тепло разливается внизу моего живота от одного взгляда на него. — Привет.

Его глаза медленно скользят по моим голым ногам, пока не встречаются с моими. — Твой папа без сознания в моей постели.

— Что?

— Твой отец в полной отключке и спит посреди моей кровати.

Из меня вырывается смешок, и губы Кая кривятся при этом звуке. Я заглядываю в его комнату, чтобы посмотреть, и, конечно же, Эммет Монтгомери растянулся посреди кровати Кая, в то время как Макс крепко спит в своей кроватке рядом с ним.

— Похоже, ты завел себе приятеля для обнимашек на ночь.

Кай смотрит на меня сверху вниз равнодушным взглядом.

— Разбуди его и отправь обратно в его комнату, — предлагаю я.

— Мне стыдно. Он провел всю ночь с моим сыном, а теперь он… храпит.

— Ну, а где ты будешь спать?

Он не сводит с меня глаз, надеясь, что я соберу все воедино. Я знаю, на что он намекает, но на этот раз Каю придется попросить то, что он хочет, даже если это касается чего-то столь незначительного, как место для ночлега.

Он прочищает горло. — Ты не возражаешь, если я сегодня посплю в твоей постели?

— Ты хочешь переспать со мной, папочка-бейсболист? Мой тон содержит как можно больше намека.

— На мне сейчас только тонкие шорты, поэтому, пожалуйста, не спрашивай, хочу ли я спать с тобой, пока мы стоим в одной комнате с твоим отцом.

Мои глаза мерцают, я киваю в сторону своей комнаты.

— Пойдем.

— Миллер.

Я хихикаю. — Да?

— Пожалуйста, заткнись.

Он следует за мной в комнату, закрывая смежную дверь, и атмосфера мгновенно меняется.

Стоя в тихом гостиничном номере, он без рубашки, а я без штанов, ошеломляющее осознание охватывает нас обоих. Мы только что обменялись чертовски горячим поцелуем и теперь собираемся забраться вместе в постель сразу после того, как Кай прервал этот момент.

Он чешет затылок. — С какой стороны кровати ты предпочитаешь спать?

Мы оба смотрим на нее.

— С самой дальней стороны от двери. Таким образом, если войдет убийца, он убьет тебя первым.

Его голова откидывается назад. — Убить единственного родителя Макса? Ты бездушная, Монтгомери.

Он следует за мной к кровати. — А почему ты блестишь? Ты позанималась за те пять минут, что я оставил тебя в холле?

Я забираюсь под одеяло на своей стороне — в безопасности. — Это мой уход за кожей, большое тебе спасибо. Тебе, вероятно, стоит подумать о том, чтобы приобрести его. Я слышала, у них есть специальные линии для зрелой кожи.

— Не могу дождаться, когда смогу преподать тебе, когда тебе будет за тридцать.

Только тогда он меня не узнает. Тогда он меня даже не вспомнит.

Кай снимает очки, кладет их на тумбочку, прежде чем выключить свет и нырнуть под одеяло. Его нога касается моей, и он позволяет ей задержаться там лишь на мгновение, прежде чем отстраниться.

Как будто я уже и забыла что на нас нет одежды, когда темнота окутывает нас, простыни укрывают нас, а наша обнаженная кожа еле соприкасается, когда мы устраиваемся поудобнее, тишина практически кричит о том, что я почти полностью обнажена с мужчиной, на которого работаю летом. С мужчиной, с которым я не так давно целовалась и пыталась вытереть стены в туалете бара.

Я почти ожидала, что он немедленно повернется ко мне спиной и заснет, но он этого не делает. Он лежит подложив одну руку под голову, демонстрируя каждый четко очерченный мускул, с открытыми глазами которые устремленными в потолок.

И поскольку я чертовски любопытна, я спрашиваю: — Твой отец знает, что ты в Техасе?

Тишина почему-то становится более напряженной. Охуенный вопрос, Миллер.

Проходит слишком много времени, поэтому я понимаю что ответа не получу, переворачиваюсь на другой бок и пытаюсь заснуть, надеясь, что этот парень — урод, возможно спит с открытыми глазами и утром не вспомнит этот глупый вопрос.

— Нет, — наконец тихо произносит он.

Медленно я поворачиваюсь к нему лицом, но не задавай больше дополнительных вопросов, которые могли бы заставить его замолчать.

Он слегка смеется, но это звучит немного болезненно. — Он даже не знает, что у него есть внук.

Что за черт?

— Я не видел этого человека с тех пор, как мне было пятнадцать или шестнадцать. Как только моя мама умерла… — Он качает головой.

Похоже, что он хочет мне сказать, но останавливает себя, и это заставляет меня задуматься, а были ли у него вообще человек, с кем он мог бы поговорить об этом.

— Могу я… могу я спросить, что произошло?

Кай наблюдает за мной с дразнящим блеском в глазах. — Это все, что мне нужно было сделать, чтобы выбить тебя из колеи? Рассказ о моем дерьмовом, подростковом возрасте.

Я бью его в грудь, но я благодарна, что он способен сейчас шутить.

Он усмехается. — Моя мама и так выполняла большую часть тяжелой работы в семье, поэтому, когда она умерла, вместо того, чтобы сделать шаг вперед, мой отец спился до полусмерти. Оставил мне на попечение моего тринадцатилетнего брата, когда я сам