Правильный ход - Лиз Томфорд

был еще ребенком. У меня тогда даже не было водительских прав.

Иисус.

— В конце концов, он лечился в реабилитационном центре и привел себя в порядок, но так и не вернулся. Последнее, что я слышал, он поселился в городке всего в двух часах езды от того места, где мы выросли, и снова женился.

— Ничего, если я тоже возненавижу его из-за тебя?

— Одному из нас, вероятно, следует это сделать.

— Только не говори мне, что ты простил его?

— Мне кажется, я нахожусь в той точке, когда я ничего не чувствую к нему. Для тебя этого достаточно?

Лицо Кая мягкое, на нем нет морщин от гнева. Как раздражающе разумно с его стороны.

— По крайней мере, Исайя ненавидит его?

— Для меня, я думаю. Теперь, когда он стал старше, он любит комментировать, как ему не по себе из-за того, что я выбрал колледж недалеко от нашего родного города, чтобы помочь ему закончить среднюю школу. Что-то в этом роде. Но я, вероятно, сделал бы это в любом случае. Этот парень — мой лучший друг.

— Это мило.

Он пронзает меня взглядом. — Не называй меня милым.

Я нахожу его свободную руку и обхватываю его большим пальцем, ладонь к ладони, прежде чем положить голову на тыльную сторону его ладони. — Спасибо, что сказал мне это.

Он обводит мое лицо взглядом, его омывает мягкая тоска. — Спасибо, что выслушала. У меня никогда не было кого-то, кому я мог бы это рассказать.

— Тебе следует продолжать говорить. У тебя сексуальный голос, даже когда ты говоришь о своей детской травме.

Он просто качает головой, улыбается и продолжает говорить. — Я не сержусь и не скучаю по нему, но я скучаю по тому, какой была наша семья раньше. До смерти моей мамы все было по-другому. Самым трудным было осознавать, как выглядела счастливая семья, и больше не иметь ее. Я просто пытаюсь дать Максу немного того, что я потерял.

И вот тут-то все и проясняется. Кай стал старше. Он не хочет наверстывать упущенные вечеринки или даже малую часть свободы. Ему не нужно возвращать свою старую жизнь. Он просто хочет семью, которая у него когда-то была. Он хочет быть достаточным для Макса в надежде, что тот, возможно, не почувствует пробелов, в существовании которых Кай убедил себя.

— Ты хороший отец, Кай. Ты знаешь это?

Он вздыхает, издавая неловкий смешок. — Не приписывай мне сейчас слишком много.

— Я серьезно. А такое бывает со мной очень редко.

В комнате темно, но мои глаза привыкли к недостатку света, так что я могу отчетливо различать синеву в его глазах без его очков в качестве барьера.

Он прекрасен. Действительно, очень красив.

Поворачиваясь на бок, он полностью смотрит на меня, и его нога снова касается моей, но на этот раз он не отстраняется. Вместо этого он накрывает мои ноги своими, запутывая их между простынями.

— Единственный раз, когда я подумал о том, чтобы связаться со своим отцом, был, когда я узнал о Максе. На долю секунды я подумал что должен сказать ему, что он дедушка.

— Но ты этого не сделал?

— Не-а. В этом не было необходимости. Монти вроде как сразу заслужил этот титул. Хотя Макс и не называет его так, было бы странно давать это имя кому-то другому.

О, мое сердце.

— Да, — выдыхаю я. — У моего отца талант зарабатывать свои титулы, хотя они и не принадлежат ему с самого начала.

— Он хороший человек.

— Лучший из лучших.

— Хотя храпит, как ублюдок.

Я заливаюсь смехом.

Атмосфера в воздухе снова меняется, когда Кай поднимает палец, чтобы деликатно заправить мои волосы за ухо. — Я хочу, чтобы Макс думал обо мне так, как ты думаешь о нем.

Я таю от его прикосновений. — Так и будет. Ты так хорошо с ним справляешься. Я знаю, ты не всегда в это веришь, но это так. И мне ли не знать. У меня самый лучший папа на свете.

— Я переживаю, что порчу ему жизнь, возя с собой и командой в путешествия. Я не знаю, какого хрена я делаю. Я пытаюсь притворяться, что знаю, но мне бы хотелось, чтобы у меня были ответы на вопросы о том, как правильно вести себя в качестве родителя.

— Я бы предположила, что каждый родитель в той или иной степени чувствует то же самое. Вы окркжаете Макса любовью. Команда его обожает. Мой папа обожает его. Это все, о чем ты мог бы просить.

Он выглядит так, словно хочет поцеловать меня снова, и, Боже, как же я этого хочу. Но затем я наблюдаю, как Кай сглатывает, убирает свои руки от моих и снова переворачивается на спину, подложив их под голову.

Я повторяю его позу, но руки сложены на коленях.

— Тебе удалось выполнить что-нибудь из твоей работы? — спрашивает он.

Вау, неплохая смена темы. Последние две недели я была блаженно отстраненой от этой части своей жизни.

— Ничего нет, но я кое-что придумала, когда мы вернёмся домой я смогу поэкспериментировать в фургоне.

–:В фургоне? У тебя там есть кухня?

— Маленькая, да. Но она выполняет свою работу.

Между нами проходит пауза. — Я искал тебя в Интернете на прошлой неделе.

Я поворачиваю голову в его сторону, на моих губах появляется дразнящая улыбка. — Только на прошлой неделе? Я думаю что ты сделал это в ту же секунду, как я вышла из гостиничного номера моего отца в первый день.

— Твоя еда прекрасна, Миллер. Это произведение искусства.

В его тоне нет ни капли юмора, что не позволяет мне рассмеяться над неудобным комплиментом.

Снова отвлекая свое внимание, я нахожу потолок. — Раньше так и было.

— Что теперь изменилось?

— Я понятия не имею. В один прекрасный день я не смогла сделать самые элементарные вещи на кухне. То, что я делала с детства. Ничего нового так же, не сработало.

— Как ты думаешь, это как-то связано с наградой Джеймса Бирда, которую ты получила?

Улыбка появляется в уголках моих губ, когда я снова смотрю на него. — Кай Роудс, сколько именно расследований ты проводил?

— Ровно столько, чтобы понять, что ты, блядь, важная шишка.

Я качаю головой, но он только продолжает.

— Ты такая и есть. Весь мир согласен со мной, так что ты можешь пытаться преуменьшать это сколько угодно, но я прав. Ты всегда хотела стать знаменитым кондитером?

— Нет, — честно отвечаю я ему. — Но я всегда ловила себя на том, что стремлюсь к следующему достижению. Быть лучшим во всем, за что