Байки офицерского кафе - Сергей Козлов

В общем, солдаты по задумке «политрабочих» должны были, при необходимости, свободно общаться с иностранными наблюдателями, но четко знать грань, которую в разговоре переходить нельзя. Задача отнюдь не простая, учитывая образовательный уровень наших солдат, некоторые из которых не способны были даже сказать, сколько в СССР союзных республик.

Естественно, Серегиных подчиненных инструктировали особо тщательно. Больше всего переживал по поводу предстоящего возможного общения наш герой. Наученный горьким опытом разговора с Министром, он боялся, брякнув что-нибудь не то, подвести своих командиров. Серегу он любил и уважал, как отца родного. Узнав о его переживаниях, «отец родной», поговорив с ним еще раз, ободрил его и напомнил, что общаться с иностранцами надо легко и естественно, тем не менее, всегда надо помнить, чего говорить не следует. Ободренный командирским участием, солдат заверил Серегу, что если что, то так и поступит. Иванов, конечно, не особо ему поверил. Он больше надеялся на то, что авось обойдется.

Учения для спецназовцев должны были начаться прыжком с парашютом в тыл условного противника. Это, пожалуй, был самый ответственный этап и не потому, что прыжки связаны с риском для жизни. Нет. Именно на этом этапе наблюдатели НАТО могли пересечься с разведчиками, так как находились на площадке приземления. На последующих этапах учений НАТОвцы их могли искать, как ветра в поле. Поэтому здесь же находился бдительный командир роты, который, наблюдая из своего УАЗика за прыжками, готов был упредить «супостата» и не дать ему своими каверзными вопросами выведать у доверчивого «русского Ивана» военную тайну. Но не упредил. Прыгнули все удачно и так же удачно приземлились.

Не помню, что отвлекло Серегу, но когда он снова решил посмотреть, что там поделывают офицеры вероятного противника, то не обнаружил их на трибуне. К ужасу своему, поискав глазами, он нашел их столпившимися на поле возле одного из только что приземлившихся разведчиков. Командирское сердце упало, когда в голову пришла страшная догадка. Се-рега скомандовал водителю «Вперед!», и машина рванула по площадке приземления, подлетая на кочках. От нетерпения он готов был выскочить из машины и бежать впереди нее.

Предчувствие его не обмануло. НАТОвцы обступили нашего знакомого и наперебой что-то спрашивали, используя переводчика. Их интересовало, что он думает о перестройке, нравится ли ему служить, и когда он увольняется в запас. В общем все, что составляет тайну государственной важности. Но недаром герой нашего рассказа был уже солдатом второго года службы, молчать, подобно первогодку, было несолидно. Поэтому, как часовой на посту, отмахиваясь автоматом, он бубнил басом: «Не подходи! Не лезь ко мне! Говорят вам, когда прыгал, головой ударился! Не помню ничего! Заморочки у меня!».

В общем, как и учили, беседа Востока и Запада непринужденно протекала в теплой и дружественной обстановке, и за военную тайну можно было не волноваться.

Кто может стать Министром обороны Украины?

Эта история из тех, что мне рассказал бывший начальник штаба в Крымской бригаде Виталий Григорьевич Солоненко. Относится она еще ко времени его обучения в Киевском суворовском училище.

Итак, в бытность его суворовцем с ним вместе обучался некий суворовец Радецкий, и, как вспоминал Виталий Григорьевич, силы он был необычайной. Уже перед окончанием Киевского суворовского училища у него и у его друга, такого же здоровенного мужика, было такое интеллектуальное развлечение. Два этих бугая выходили на проспект Леси Украинки, брали в скверике скамейку и несли к забору. А надо сказать, что это не простая деревянная лавка, а парковая скамейка, у которой скамеечные профили по бокам изготовлены из бетона. Весит она весьма и весьма прилично. Но эти два мальчонки умудрялись ее переносить с легкостью. Таким образом они обеспечивали себе места в партере цирка, который сами потом и устраивали.

В этом месте по проспекту проходят трамвайные пути. «Хрупкие» юноши развлекались тем, что каждый брал каменную вазу, которая весила килограммов сто пятьдесят минимум, и ставили на пути. После этого шли смотреть, что будет дальше.

Водителей трамваев не тестируют при приеме на работу на предмет поднятия тяжестей. Поэтому один водитель сам сделать с этой вазой ничего не мог. Когда и сзади, и спереди собиралось штук десять трамваев, мужики, наматерившись от души, шли ворочать эти «вазочки». Но сами они небольшие, и взяться нескольким очень неудобно, а вдвоем-втроем никак было эту «дуру» не свернуть. Друзья от души забавлялись, наблюдая эту картину. Ибо ничто так не завораживает внимание, как наблюдение за тем, как течет вода, горит огонь и… работают люди. Наконец клумбы-вазы водворялись на место. Пассажиры занимали свои места, и трамваи разъезжались. Но не тут-то было. Наши друзья шли и снова ставили эти каменные клумбы на трамвайные пути. Можно представить, что говорили «водилы», пятнадцать минут назад только, с грехом пополам, утащившие «эти долбаные горшки», когда вновь видели их у себя на пути.

Радецкий этот впоследствии стал Министром обороны независимой Украины.

На ридной мове

Было это в десятой бригаде специального назначения, которая дислоцируется в Крыму. В начале 1992 года бригаду «продали» Украине. Всех офицеров, кто хотел остаться в ее рядах, вынудили присягнуть на верность желто-голубому знамени.

Некоторое время спустя заменили командира части и даже начальника политотдела подполковника Камбарова, узбека по национальности. Вот уж у кого явно не было москальских корней. Но не спасла его даже готовность употреблять, вопреки Корану, «украинский наркотик» — сало, а также писать это священное слово с большой буквы. Бригаду возглавил подполковник Якубец.

За души личного состава стал отвечать полковник, фамилию которого я забыл (и слава Богу). Это был матерый политотделец по кличке Клоун, за годы своей службы изрядно поднаторевший в искусстве подковерной борьбы. Ленинские комнаты, за которые еще недавно он радел, были срочно переделаны в «Видпо-видальни святлицы» с молитвами на стенах и прочей соответствующей атрибутикой. На политзанятиях вдруг выяснились интересные подробности истории Российской империи. Например, то, что основную роль в Крымской войне сыграли запорожские казаки, которые, орудуя на своих челнах, нанесли непоправимый ущерб флоту союзников. Офицеры в то время процентов на семьдесят были русскоязычными и, конечно, плевались, но вынуждены были терпеть всю эту ахинею.

Хуже было то, что в части стал насаждаться украинский язык. Командование бригады сначала внедряло его личным примером, обращаясь к подчиненным исключительно на «ридной мове», причем нельзя сказать, что это у них здорово получалось. Клоун язык знал неплохо, а вот командир, по свидетельству очевидцев, многие нюансы языка Шевченко не улавливал. Тем не менее, он своим волевым решением узаконил то, что докладывать о смене дежурные по части должны по-украински.

Прекрасно понимая, что свободно изъясняться на новом государственном языке могут единицы, командир приказал перевести текст рапорта и записать его в инструкции дежурного по части, мол-де, несколько слов заучить сможет любой.

Для тех, кто не служил в армии, сообщу, как записан вариант рапорта дежурного по части в Уставе внутренней службы: «Товарищ подполковник! За время моего дежурства происшествий не случилось (или случилось то-то, то-то). Капитан Иванов дежурство по части сдал». Вот этот текст и был полностью переведен на украинский язык, то есть: «Пан пидпов-ковник!..» и так далее, включая и «то-то, то-то».

Казалось бы, проблема решена, сдвиги в сторону украинизации личного состава явно налицо. Дежурные рапортуют на украинском и никогда, не дай Бог, по-русски. Но как доложить, если это «то-то» вдруг случилось? Якубец, никогда до этого не служивший в спецназе, забивать голову разными «если», видимо, не привык.

Сначала все шло хорошо, но вот однажды утром в солдатском туалете нашли повешенного бойца, который, не вынеся «тягот и лишений воинской службы», наложил на себя руки. Смена дежурных производилась в девять утра, когда все офицеры уже стояли в строю. К несчастью, познания и старого, и нового дежурных в украинском ограничивались переведенной записью в инструкции. Спросить было не у кого.

По-русски докладывать нельзя, но как-то ведь надо. Первая часть рапорта прошла отлично, а вот когда возникла необходимость по-украински произнести «за исключением» и далее изложить суть происшествия, возник непреодолимый языковый барьер. Но ведь не зря в частях специального назначения изучали иностранные языки. Доклад был произведен на наречии из смеси всех в какой-то степени известных языков, которое должно было заменить язык великого Кобзаря.