Безродыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин

— Вот ты где? Третий день от меня убегаешь. А ну, давай с нами. Посадишь Фоку на шею.

Подскочившая со спины Вея схватила за руку и потащила в сторону помоста, откуда уже доносились призывные звуки дудки. Я даже возразить не успел. Почти вся малышня тоже здесь — бегут, держась за руки, растянувшимся хвостиком, сзади. Только Халаша нет и новенького, что по понятным причинам при Марге остались.

— Вчерашнее представление видел? Ох, и плевался тот лысый огнём… А жонглёры с ножами? Думала, поубивают друг друга.

— Ага, — только и успел кивнуть я.

Ничего я не видел. Ни вчера, ни позавчера. И сегодня бы пропустил от греха подальше. Вон противная Саноса рожа торчит из толпы. Вея что, не видит, куда меня тянет?

Вот йок! Ещё как она видит. Специально подобрала местечко, чтобы оказаться поближе к подспорникам. Быстрые взгляды бросает на их главаря, улыбается одними губами, чтобы дыркой в зубах не светить. Влюблённая дурочка!

— Детишки, детишки! Девчонки, мальчишки! Кому фокус не показывал, кому ушки волшебные не поглаживал?

Вынырнувший из толпы скоморох с обведённым красной краской ртом и набеленным лицом, пританцовывая, двинулся в нашу сторону. Этот фокусник третий день меж торговых рядов ходит-бродит, пристаёт ко всем, к детям особенно. Видел его уже несколько раз. Шуток у него всего две в обороте — либо ленту у того из рукава достаёт, кто в рубахе, либо медяк из-за уха, кто с открытыми руками, как я.

Так себе фокусы. На каждой ярмарке одно и то же. И не только у нас. Помню смутно, но совсем мелким, ещё когда были родители живы, в другом посёлке на торге точно так же скоморох с Тишкой нам из волос разноцветные стекляшки вытягивал. Точно такой же скоморох с размалёванной рожей и с рыжими паклями на башке. Что слова, что ужимки, что фокусы… Будто этот самый и был. Хотя, все они на одно лицо. Может и ошибаюсь.

— Мне! Мне! Мне! — хором завизжали наши малявки.

Скоморох ещё сильнее разулыбался своими нарисованными губами и бросился дурить детвору. Ленточки сменяли монетки, мелюзга восхищённо охала, я же краем глаза поглядывал на компанию Саноса. Всей толпой заявились. Даже Браг с Гаучем здесь. Не хватает только Патарки. И хорошо. Похоже, старшакам не до меня сегодня. Глядишь, без конопатого свина и не пристанут ко мне.

— А это кто тут у нас такой жадный? А ну, отдавай монетку!

Холодная отчего-то рука скомороха прошлась по моей голове от затылка до уха.

— Хотел спрятать, хитрый, — скривил лицедей недовольную рожу, тряся в воздухе зажатой между пальцев монеткой.

Подведённые углем брови нахмурены, глаза щёлочками. Миг — и скоморох снова весел. Хохоча, спешит к следующему ребёнку. Отвернулся уже от меня, а я так и смотрю ему вслед, открыв рот.

Сто тридцать четыре! Сто и, мать его, тридцать четыре года этому шуту крашеному! И в отмере ещё пять запасом! От прикосновения ожил мой дар Бездны. Как так может быть? Бред какой-то. Скоморохом в Предземье скакать, когда пропуск на Землю получен давно? Нет… Привиделось видно. Быть такого не может. Для землян же у нас время вдвое быстрее течёт, из отмера год за два убегает. Да и для всех, кто в срок не уплыл за барьер, сто лет жизни вместе с отмером набрав, оно так же. Как есть брешет сегодня мой дар.

— Китя, Китя. Началось уже? — дёргает меня за руку Фока. — Мне не видно. На шею хочу. Посади.

— И меня! И меня! — отталкивает младшую Зуйка. — Мне тоже не видно.

— Посажу, посажу. Но по очереди. Фока первая. Ждите пока. Не началось ещё.

Хотя, по правде, и мне не особо видно помост. Слишком уж густая толпа. Последнее место, откуда нормальный обзор для тех, кто ростом не вышел, заняла банда Саноса. Часть мальчишек из наших, уже у взрослых между ног вперёд просочились. Девчонок же Вея бочком, бочком подвигает поближе к Лодмура подспорникам. Вроде как, чтобы виделось лучше, но я-то не дурак — понимаю, что дурочку тянет туда. Кто вернее.

— Ну-ка кыш, безродные!

А вот и Патар объявился. Распихивая малых, лезет к своим. Полные руки леденцов у урода. Богач йоков! Видел я тех петушков на палочке — по три медяка за штуку такие.

— Чего пялишься, кунь босоногая?

Заметил меня, рыжий мудень. Да я таких леденцов могу сотню купить. Ещё и сдачу дадут.

— А не мои ли монетки на сладости спущены?

Позабытый на время мной скоморох уже тут как тут. Быстрое движение руки — и вытащенный у Патара из-за уха медяк летит в воздух, вращаясь. Сейчас шут поймает монетку и спрячет в карман.

— Сгинь, малёванный!

Медяк падает под ноги детворе. Мой рот снова открыт. Наглость сына старосты заставила скомороха застыть идолом? Ой, не верю…

Отчего тогда рука шута, едва тот ожил, вновь к Патару несётся змеёй? Ладонь падает рыжему на плечо. Скоморох опять замирает. В его глазах блеск.

— Чего?! — едва не роняя леденцы, стряхивает движением плеча Патар руку шута.

— Чего, чего, расчего? — передразнивает его пришедший в себя скоморох. — Дашь конфетку?

— Ага! Сгинь, сказал.

Патар отворачивается и продолжает лезть сквозь народ к своим швыстам. Шут с дебильной улыбкой провожает его странным взглядом. Рот растянут, вот только глаза не смеются. Один я это вижу?

— Началось! Началось!

Вея дёргает меня за рукав, тыча пальцем в помост, где внезапно запели уже две трубы разом. Фока тянет за край безрукавки. Нагибаюсь, подхватываю малую, сажаю на шею.

А где шут? А шута уже нет.

Ло

Ребёнок — это ребёнок. Сколько не крепился носитель, а своё малолетнее естество перебороть не смог — пошёл смотреть представление вместе с другими сиротами. Глупая трата времени. Тем более, что у сцены, где выступают артисты, выше шанс натолкнуться на наглых подростков, что вечно его задирают. Неприятностей ищет. А ведь я только начал к нему относиться, как к взрослому. С продажей бобов через Хольгу и покупкой охотничьего инвентаря Кит показал себя рассудительным обстоятельным парнем.

Дно вселенной! Я словно в воду глядел. Вея тащит мальчишку прямо к шайке его малолетних врагов. Столкновение неизбежно. Вопрос только формата. Едва ли Кита будут бить вот так на людях, но спровоцировать на какую-то глупость его могут легко. Вспыльчивость мальчишки растёт пропорционально его троеросту. Чем сильнее становится Кит, тем сложнее ему терпеть обиды.

Но, о чудо, пока на мальчишку, ни Санос, ни битые носителем дружки рыжего