Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович

— Вот! Хоть какая-то польза, значит, от вас была обществу… А то «поэзия», «поэзия»! Толку от этой поэзии?

— Зачем вы рассуждаете о том, чего не понимаете! — завёлся Поэт. — «Илиада» Гомера важнее пирамиды Хеопса для человечества. Бог создал мир чёрно-белым, а поэты сделали его цветным. Если вы не чувствуете поэзию, я могу вас только пожалеть — вы не знаете, чего вы лишены!

— И чего я лишён? Рифмоплётства словесного? Так вы уже все рифмы по тысячу раз использовали, ничего нового уже придумать нельзя. А всё никак не успокоитесь, всё рифмуете, рифмуете. Да людям головы морочите.

— Я поражаюсь вашему невежеству! — оскорбился Поэт. — Прочитайте хотя бы Пушкина. Даже такая бесчувственная душа, как ваша, непременно будет задета и потревожена.

— Да читал я вашего Пушкина! «Мой дядя самых честных правил»… Я не против Пушкина. Пусть его дети читают. Но на мой вкус, это не съедобно.

— А поэзия не котлета! Что значит — не съедобно? Какой такой вкус вам нужен? Что за гастрономия в искусстве?

— Всё должно быть вкусным. А иначе, зачем оно — невкусное?

— Как вы собираетесь определять вкус поэзии? — вознегодовал Поэт.

Андрон спрыгнул с дерева, поднял ведра с яблоками и с улыбкой ответил:

— Мыши могут съесть томик стихов Пушкина, и рассказать — какова его поэзия на вкус?

— Нет, я его когда-нибудь прибью! — взмахнул руками Поэт.

Артур обшарил книжные полки в своей комнате в поисках недочитанной книги и не нашёл её.

— Странно! Куда она могла деться? Так и не узнаю больше — каким может быть мир? Придётся придумывать самому.

Он вышел во двор. Адам с Шутом играли в шахматы, Сократ прогуливался по коридору, покачивая пальцем, доказывая что-то своему невидимому собеседнику. Судья читал книгу. По лестнице спустился Паскаль и вышел во двор.

— А где вообще Никто? — спросил друга Артур. — Что-то я давно не видел его.

— Он в лесу, в шалаше живёт, — ответил Паскаль. — Я один раз наблюдал, как он силки на зайцев расставляет. Да и костёр его ночью с берега видно… Его окрестные крестьяне боятся, обходят стороной. Меж собой говорят: чёрный монах в лесу поселился, это к беде.

Артур заинтересовался и решил вечером навестить отшельника.

Небольшая поляна, где стоял шалаш, была обложена по периметру камнями. Камни были вдавлены в землю, чтобы о них не спотыкаться. Артур оглядел это сооружение и спросил:

— Зачем вы принесли эти камни?

— Это оберег. Магический круг.

— Вы боитесь злых духов?

— Я ничего не боюсь. Я защищаюсь от внешнего мира.

— Ну, не знаю, как духов, а злых людей этот «магический круг» не остановит. Тут в лесах много лихих разбойников.

— Зачем им я? У меня ничего нет. И потом… Я мёртвое слово знаю.

— Мёртвое слово? — удивился Артур, и Никто кивнул.

— Кто его слышит, падает замертво.

— И что же это за слово?

Никто приблизился к нему вплотную и сказал на ухо:

— Вы действительно хотите его услышать? Вы готовы умереть?

— Почему же оно не убивает вас? — недоверчиво спросил Артур.

— Оно не убивает своего владельца. Оно убивает других. Тех, кто его слышит.

— Хорошее оружие, — Артур попытался скрыть иронию. — Почему бы вам не вернуться в Замок?

— Он мне надоел… Я хочу одиночества.

Никто сел на камень у кострища и стал разгребать палкой золу.

— Одиночество каждому дано от рождения, — сказал Артур. — Человеческое общение — это попытки забыть об одиночестве.

— Мне это не нужно. Я наслаждаюсь одиночеством.

— Вам не скучно здесь одному?

— Мне не скучно… Я работу делаю, как говорил Раскольников. Я много думаю.

— Здесь недалеко, — он повёл головой в сторону, — деревенское кладбище. Я вчера гулял по кладбищу и размышлял о счастливых мертвецах.

— О счастливых мертвецах? — удивился Артур.

— Люди боятся смерти, как боятся всего неизвестного. Надо понять смерть, полюбить её и тогда развеется страх и случится желание смерти… Тяжела человеку жизнь. Сколько тягот, забот, лишений! Наслаждения кратки, чего не скажешь о разочарованиях… Человек мечтает о счастье. Он ищет его повсюду. Шарит по пыльным углам страстей… Грызут его тело изнутри черви любви и голода. Бросает он им куски коровьего и женского мяса. Стонет от вожделения — вгрызаются черви в мясо. Наедаются и оставляют его ненадолго в покое. Но прожорливы черви, и снова требуют пищи. Такая смертная тоска в этом убогом счастье: кормить своих червей.

— В юности человек считает, что счастье — это жизнь, — продолжил он. — В зрелости он уже не чувствует радости жизни, а ищет наслаждений. Счастье его — это сладкая жизнь. И только в старости, разочарованный и опустошённый, он начинает понимать, что счастье — это не жизнь. Это состояние покоя и тишины. Когда ничего не болит, ничего не нужно, и никто не считает тебя своей вещью. Счастье — это смерть. И самые счастливые люди — покойники. Жаль только, что сами они об этом не знают. Поэтому надо жить и мечтать о смерти — единственном счастье, которое никого не обманывает.

Артур даже не стал спорить, настолько это было безумно.

— Вы же знаете, что мы оказались в прошлом? — Артур присел рядом с Никто.

— Я не знаю — где вы оказались. Мне всё равно, — он кивнул куда-то в сторону, — бегают там мамонты или ездят электромобили. Это выдумка человеческая — будущее и прошлое. Прошлое — это мысли о прошлом, будущее — это мысли о будущем. Существует только настоящее.

— Я могу это понять. Но… Всё так и не так, — Артур сел на камень. — Прошлое можно потрогать руками, как экспонат музея или древнюю рукопись. Будущее можно представить в своём воображении, вывести из непреложных законов логики развития и до определённой степени предсказать. И только настоящее всегда ускользает от нас, хотя только им мы и живём.

Он огляделся вокруг и спросил:

— Можно я останусь у вас ночевать? Утром я уйду.

— Не люблю я этого, — нахмурился Никто, но потом, помолчав, сказал: — Ладно. Оставайтесь.

Они разожгли костёр, сели вокруг него и молча смотрели в огонь. Языки пламени танцевали самый древний танец на Земле, причудливо извиваясь и разбрасывая искры. Потом Никто поставил на огонь закопчённый чайник, и он сразу же запел свою песню, согреваемый огненным танцем. Скоро они грелись горячим чаем и разговаривали.

— Всё придуманное, — говорил Никто. — Мы придуманные, весь мир придуманный. Бог не творил мира. Он его придумал. Этого достаточно. Всё придуманное обретает жизнь.

— Раньше вы говорили мне, что мир — это сон Бога.

— Это говорил не я. Тот человек уже умер.

— Ах, да! Мы рождаемся и умираем каждую минуту. Жизнь — это смерть. Да, я помню, что говорил он.

— Он уже умер.

— Я понял. Но вы его родственник? Или наследник?

Никто угрюмо молчал. Артур подбросил сухие ветки в костёр и присел рядом.

— Почему вы встали на сторону Демона? Чем он вас привлёк?

— Он сильный… Так много на свете слабых людей, что любая сила вызывает удивление и уважение… Он не лицемер. Всё, что он делает, делают все сильные мира сего. Просто все это делают тайно, а он не скрывается. Все хотят власти, но объясняют свои поступки другими, более благовидными мотивами.

Никто поправил палкой дрова в костре, и огонь вспыхнул с новой силой, рассыпав вокруг брызги искр.

— Воля к власти? — сказал Артур, на секунду задумавшись. — Не знаю… В себе я её не чувствую.

— Человек в этом мире похож на наглого завоевателя, у которого нет никаких прав, кроме права силы — силы разума. Но обычно люди прячутся от этой мысли, а Демон не прячется, он идёт напролом. Он верит в силу.

— Сила — это оружие, но не цель, — возразил Артур. — Понятно, что человек сильный и духом, и телом — вызывает уважение. Но… На что он её, свою силу, использует? Куда он идёт? Куда он ведёт за собой?

Он внимательно поглядел на Никто.

— Надеюсь, вы не обидитесь, но я вижу у вас, и у Демона что-то общее. Вы тоже не любите человечество, не верите в цивилизацию и в прогресс.