Terra Insapiens. Дороги (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович

— Мирный, нормальный? Спасибо, конечно. Но, видимо, у тех, кто меня отправил в сумасшедший дом, было другое мнение. Я сюда попал за злостное хулиганство, — заявил Поэт с видимой гордостью.

— Вот это да! — изумился Артур. — Вы, такой интеллигентный человек, и злостное хулиганство? Это не совмещается в моей голове.

— Меня дважды сажали на пятнадцать суток, а на третий раз у них лопнуло терпение, и они закатали меня в Кащенко.

— Что же вы такое натворили — даже представить себе не могу?

— Меня отказывались печатать, и я нашёл другой путь к широким читательским массам. Я стал писать свои стихи краской на стенах домов вдоль дороги, где ходят люди. Это же для них было очень удобно! — воскликнул Поэт. — Пока идёшь на работу, можно прочитать целый сборник стихов. Кому это могло помешать? Тем более стихи лирические, меня никогда не интересовала политика.

— Это безобразие! — поддержал Поэта Паскаль. — Тогда надо упрятать в психушку всех любителей граффити.

— Были, конечно, и другие обстоятельства, — замялся Поэт. — Я на стене камеры, где отсиживал пятнадцать суток, написал эпиграмму про начальника полиции, чем очень сильно его разозлил.

— Вот это уже было опрометчиво с вашей стороны, — с иронией заметил Адам. — Власть требует к себе уважения.

— Начальника полиции, его же подчинённые называли Янус. Начальник полиции был двулик. Когда он стоял к вам левым профилем — это было банальное лицо. Как говорил Зощенко: таких в каждом трамвае по десять штук ездят. А с правой стороны его лицо уродовал безобразный шрам от ожога. Сам он говорил, что получил его на пожаре, спасая людей, но подчинённые за спиной злословили, что это жена приложила его горячим утюгом. Впрочем, бравый майор не комплексовал и даже где-то гордился своей двуликостью. Он говорил, что без чужой помощи может разыграть известную сценку с добрым и злым следователем — достаточно только повернуть голову.

— Помните эпиграмму, из-за которой пострадали? — улыбаясь, спросил Артур.

Поэт покраснел.

— Помню… Но читать не буду. Там есть нецензурные слова.

— Браво! — восхитился Паскаль. — А говорите — лирический поэт. Да вы — декабрист, Рылеев!

— Ну, вы преувеличиваете! — заскромничал Поэт.

Оглядев собравшихся, Артур обратился к Сократу:

— А вы как оказались здесь?

Сократ смутился и махнул рукой.

— Ну, расскажите, расскажите, — поддержал Артура Судья.

— Да нечего рассказывать. Живи я в Древней Греции, никто бы меня пальцем не тронул, только что посмеялись бы.

Он вздохнул.

— Решил я тогда жизнью Диогена пожить. Купил большую бочку, в какой огурцы засаливают, вытащил её на улицу, ну и залез в неё.

Андрон захихикал. Сократ сердито посмотрел на него.

— Я никому не мешал. Я не загораживал проход, я тихо, смирно сидел в своей бочке. Нет, нашлись какие-то злыдни, позвонили — куда не надо, и через полчаса меня увезли в сумасшедший дом.

— А зачем вы залезли в бочку? — удивился Артур. — Вы же Сократ, а не Диоген.

— Не знаю, — пожал плечами Сократ. — Я тогда был в поиске, пробовал на зуб все учения античности. Вот Диоген меня и подвёл под монастырь.

— Диоген был циником и довольно неприятным человеком, — выразил своё мнение Паскаль. — Платон называл Диогена сумасшедшим Сократом.

— Почему вам так дорога античность? — спросил Артур. — Потому что вы — грек? Извините за прямоту.

— Античность — это колыбель человечества.

— Но нельзя же всю жизнь прожить в колыбели!

Сократ вздохнул.

— Детство лучшая пора любой жизни. Тогда небо выше, звёзды ярче, мир прекрасней… Современная нам цивилизация зашла в тупик. Убегая от неё, я и полез в бочку.

— Ну да… — согласился Паскаль. — Общество не любит и не прощает идущих наперекор. Оно называет безумными тех, кто хочет идти своей дорогой. Только строем, только глядя в рот говорящим головам в телевизоре.

Паскаль поднялся и собрался идти в Замок.

— Нет, нет — так не честно! — заявил Артур. — Давай и ты делись, как дошёл до жизни такой?

— У меня слишком грустная история, не хочется портить вечер такими воспоминаниями.

— А ты отнесись к этому, как к психотерапии. Сам же знаешь, выговоришься, и становится легче.

— Вряд ли… Но если хотите…

Он снова присел у костра и задумался, глядя на огонь.

— Я помню, как в тумане, последний день прошлой жизни… На душе было тяжело. Родители развелись, разругавшись и разбив посуду. Девушка, в которую я был влюблён, меня бросила без объяснений. Шёл я один по улице и думал о бессмысленности своего существования. Встретился мне приятель и, видя моё настроение, затащил меня в бар… В баре было шумно и весело. И это так контрастировало с моим внутренним состоянием, что мне стало ещё хуже. Приятель увидел свою знакомую и оставил меня. Я тупо напился, чтобы забыться, глядя на чужой мне праздник жизни. Я пил и думал:

— Вот в моей душе «дыра в форме Бога», и я не хочу жить в мире, который является безупречным часовым механизмом. Я, как рыба, выброшенная на прибрежный песок — судорожно открывает она рот — ей тут нечем дышать!.. А они пьют пиво, танцуют и смотрят футбол по телеку. Так кто из нас безумен?..

— Волна злобы и отчаяния накатила на меня. Я схватил бутылку, стоящую на столе, и швырнул в телевизор. Экран треснул и погас, что-то задымилось. Люди закричали, хотели меня схватить, но я вырвался и убежал. Потом долго бродил по улицам, страшно замёрз, купил бутылку водки и первый раз в жизни пил с горла. Шёл по улице и пил водку. Прохожие шарахались от меня, а мне было всё равно… Потом меня задержала полиция, я бил кого-то по морде, били меня… В общем, ничего хорошего. Хотели сначала меня засадить, а потом решили, что место моё в гнезде кукушки. Так я оказался здесь.

Молчание затянулось.

Шут покачал головой и улыбнулся.

— Послушал я вас, люди, и понял — какой я счастливый человек!.. А всё потому, что у меня нет таких тараканов в голове, как у вас.

— Адам, а вы чего отмалчиваетесь? — шутливо спросил Артур. — Давайте, расскажите — как вы сюда попали?

— Моя история проста и неинтересна. Я вам лучше расскажу про Мерлина. Его историю я слышал от него самого… Потеряв своих родных, он всерьёз задумался о вечных вопросах. Одно время был последователем идей Фёдорова. Потом увлёкся индуизмом, буддизмом. Ездил в Индию, в Лаос, на Шри-Ланку. От всего этого у него поехала крыша, он пришёл к убеждению, что главный враг человека — время. Он стал мечтать о вечности. И начал останавливать все часы, какие только оказывались в поле его зрения. Сначала к этому относились как к забавной причуде, но затем его мания перешла все границы и кончилось тем, что он оказался в Бедламе… Он ведь англичанин, как и Судья… Там его подлечили и через пару лет выпустили. Но лечение помогло ненадолго. Он решил остановить главные часы на Земле. Как англичанин и патриот, он имел в виду, разумеется, Биг-Бен… Ну и недолго думая, взял альпинистское снаряжение и ночью направился к цели. Тогда он был помоложе, но силы свои не рассчитал. Не добравшись до часов, он сорвался вниз, а на земле его, с переломанной ногой, подобрали полицейские. Так он опять оказался в Бедламе, и уже надолго. Потом наш Хозяин, заинтересовавшись его историей, пользуясь своими связями, перевёл его сюда. Первое время он ещё немного общался со всеми, рассказывал Еве историю короля Артура, особенно упирая на то, что без волшебника Мерлина, Артур ничего бы не добился. Вот к нему и прицепилось прозвище — Мерлин.

— Это я его так назвал! — гордо сказал Маркус. — А всем понравилось.

— А вас что сюда привело? — обратился к Маркусу Артур.

— Меня сюда привели, — нахмурился Маркус. — Жил себе спокойно, читал книжки, смотрел телевизор. Так нет же — вломились, скрутили и вот я тут.

— Так не бывает! — усомнился Артур. — Что-то вы скрываете, Маркус.

— Ничего я не скрываю! Поставили меня перед комиссией. Сидят трое в белых халатах — смотрят на меня. Я подул на них, а они спрашивают: «Что это вы делаете?» Я говорю: «Проверяю — привидения вы или сон? Вы же мне руки связали, я не могу вас потрогать». Они заулыбались и один, самый старший из них ехидно так спрашивает: «А если потрогаете? — какое будет ваше решение?» «Если потрогаю», — говорю, — «тогда точно — сон. Привидения они бесплотны». Они ещё больше заулыбались и этот старший головой кивает и своим соседям говорит: «perturbatio mentis, коллеги, думаю, тут всё ясно».