Воскреснуть и любить - Констанс Йорк

— Вы не верите в Бога?

— Похоже на то.

— Я вам не верю.

Кэрол знала, что Энтони изо всех сил пытается скрыть свои чувства, но не может справиться с терзающими его мучениями.

— Иногда я не верю самому себе. Не верю, что набрался дерзости говорить о вещах, которых больше не понимаю. Но когда я прекратил говорить о них, то оказался в аду. Стоило мне прийти сюда и снова начать говорить о них, как я справился со своим адом. Я могу улучшить жизнь в Пещерах. Может быть, смогу избавить кого-то от страданий, которые перенес сам и которые испытала Клементина.

— Но как вы… Как вы могли…

— Однажды утром я проснулся и понял, что даже если во мне и ничего не осталось от многих лет священничества, я могу еще принести пользу миру. Я был обучен давать советы, обучен читать проповеди и руководить паствой. Оставалось либо делать то, чему меня учили, либо ночевать в подворотнях. После этого сделать выбор оказалось очень просто.

Кэрол по-прежнему не верила ему. Она знала, что Энтони говорит правду, но за его словами крылось нечто большее. Чувствовала это, хотя и не знала, как это все выразить.

— Вот так и началась моя новая жизнь в Пещерах. Время от времени я посылаю родным открытки, и они делают то же самое. Они предпочли бы не знать о моем существовании, но слишком хорошо воспитаны, чтобы поддаться этому желанию. Большинство моих друзей и коллег еще не знают, где я, а я продолжаю держать их в неведении.

— Вы были так одиноки…

— Теперь вам известно, что я самозванец, — сказал Энтони, не обратив внимания на ее слова. — Вы хотели правды и получили ее. Наш брак — не единственная подделка, которую я совершил. Вся моя жизнь — такая же фальшивка, как бумажка в три доллара [10].

Кэрол долго смотрела на него. Перед ней стоял все тот же хорошо знакомый человек. Честный. Смелый. Полный сострадания. С ясными серыми глазами, горевшими жизнью в момент проповеди, а теперь такими опустошенными, словно признание окончательно погубило его душу. Но это были все те же глаза.

— Нас ждет праздничный обед, — наконец сказала она.

Он покачал головой.

— Что же мы празднуем?

— Нашу свадьбу.

Энтони развел руками.

— Я была замужем за незнакомцем, — объяснила она. — Теперь я замужем за человеком из плоти и крови. Этот человек нравится мне намного больше.

— Кэрол…

— Энтони… — Она отвела с его лба прядь волос, прикоснулась к щеке. — Сегодня в церкви произошло нечто удивительное, даже если вы сами не отдаете себе в этом отчета. Вы сделали большое дело. И Глория тоже. Пойдемте со мной. Мы чокнемся минеральной водой и закусим как два обыкновенных человека с тысячью недостатков, которые тем не менее пытаются делать то, что считают правильным.

Проповедник смотрел на нее не отрывая глаз. Он раскрыл ей самые темные тайны своей души, тайны, в которых не сознался бы никому. А она все еще тяготела к нему. Пыталась излечить его боль.

Он взял Кэрол за запястье, но не сумел отвести ее руку.

— Я могу причинить вам зло. Так же, как Клементине, — сказал он. — Даже за тот короткий срок, который нам суждено пробыть вместе.

— Попробую рискнуть.

— Почему?

Она пожала плечами.

— А почему бы и нет? Потому что вы признались в том, что вы живой человек? Что вы делали ошибки? Что вы сомневались? Тем больше у меня причин заботиться о вас.

— Не надо обо мне заботиться!

— Боюсь, вы опоздали. — Кэрол убрала руку, но ощущение прикосновения к его щеке не проходило. Очень хотелось облегчить его боль, избавить от ужасных воспоминаний и чувства вины.

Сегодня вечером она сделала все, что могла. Не следовало больше ничего говорить. И прикасаться к нему тоже не следовало, как бы ей этого ни хотелось.

— А теперь пойдемте обедать, — сказала она.

Он глядел вслед девушке, направившейся на кухню. Она исчезла еще до того, как Энтони понял, что идет за ней следом. Идет в ожидании, что к нему вот-вот вернется до боли знакомое чувство поражения. Он снова ничего не сумел. Не смог предостеречь ее и заставить понять, как он грешен.

Но это чувство не приходило.

— Энтони…

И тут он сдался. Против голоса Кэрол он был бессилен.

Глава 10

Из церкви святого Павла доносился утренний колокольный звон. Еще пятнадцать минут — и Кэрол опоздает на работу. Она еле встала после бессонной ночи; судя по взгорбленному одеялу на стоявшем в гостиной диване, Энтони еще и не просыпался.

Наверно, тоже не спал до раннего утра. Их праздничный обед продолжался недолго. Говорила главным образом она, но постепенно оттаивал и Энтони. Понятно, насколько болезненными были его признания, но хотелось верить — или надеяться, — что рассказ о Клементине немного облегчил его душу.

Во всяком случае, ей это помогло. Кэрол перестала причесываться и внимательно рассмотрела свое отражение в зеркале. Она жестоко ошиблась, строя догадки насчет его первой женитьбы. Вдовец отнюдь не искал в ней вторую Клементину, наоборот, обручившись, он вовсе не хотел, чтобы Кэрол была похожа на нее. Он любил жену — если бы было по-другому, его скорбь не была бы столь глубокой, — но вряд ли желал снова жениться на женщине типа Клементины. Ему была нужна жена, способная сопротивляться, умеющая отстаивать свое право быть частью его жизни. Ирония судьбы: стоило супруге взбунтоваться, и она умерла…

Казалось, на Кэрол смотрит лицо хрупкого, но крепко стоящего на земле существа, однако сегодня утром взгляд ее был более зорким, чем обычно. Женщина в зеркале заслуживала того, чтобы ее отвергли. Вот в чем причина бессилия Энтони. Он не захотел лечь с ней в постель, потому что она ошиблась — впрочем, как обычно, — считая себя достаточно красивой, яркой, привлекательной.

На самом деле зеркало отражало непутевого подростка, пристрастившегося к наркотикам и алкоголю, привыкшего прогуливать школу и заниматься сексом без предосторожностей. Кэрол думала, что за прошедшие годы сильно изменилась, но теперь стало ясно: ушла она недалеко. Дурные наклонности еще могли взять над ней верх. Она продолжала осуждать себя за то, что было ее бедой, а не виной.

— Ты уже взрослая, — сказала Кэрол, отворачиваясь от зеркала.

Заглянув в гостиную, она увидела, что Энтони еще спит. Полчаса назад позвонил Роберт и сказал, что не сможет заехать за ней. Он заболел и страшно разозлился на свое бренное тело, заставляющее его понапрасну маяться дома. Кэрол пообещала, что ее проводит муж. Но он так и не встал, а будить его не хотелось. Особенно теперь, когда ему удалось мирно уснуть.

Его рука была подложена под небритую щеку. Одеяло сбилось, укрывая лишь бедра, а пижама расстегнулась. Молодая женщина изучала его, но далеко не бесстрастно. Чувству, которое она испытывала, глядя на Энтони, нелегко было подыскать название. Нежность? Слишком томно. Любовь? Слишком страстно. Тоска? Да, пожалуй, это самое точное.