Сожженные мосты - Александр Маркьянов

И Божедар и Драганка выглядели так, будто служили в регулярной армии, хотя на деле это было не так. Они были четниками — среди конаков самое почетное — быть четником. Все сербы учатся стрелять — от мала до велика, в том числе и женщины. Слишком часто сербов били в предыдущие века слишком много сыновей и дочерей этого народа сложили головы молодыми. Четники — это не просто отряд самообороны сербской общины, это шанс на выживание народа в целом. И они, эти двое молодых людей, были горды тем, что служат своему народу, служат с оружием в руках.

А оружие в руках было — у обоих. Молодой серб держал на ремне, перекинутом через шею старый, но мощный пулемет РП-46, тот самый, который был до пулемета Калашникова, с воронкообразным пламегасителем на стволе и лентой, которая укладывается в матерчатый мешок. Машина, несмотря на возраст — надежная и убойная, патрон то тот же самый, что и у ПКМ, ну а то что потяжелее ПКМ и надежность поменьше — так что с того. Вон, бычок какой — пулемет на себя навьючил, коробки с лентами, еще пистолет Браунинг на ремне — и улыбается.

Драганка судя по всему была снайпером. Об этом говорили и ее манеры — держаться чуть подальше от основной группы и ближе к подбирающимся к полянке кустам, и камуфляж — большая накидка поверх стандартного камуфляжа типа «леший», которая Драганке была явно велика. И оружие — перестволенный штурмкарабин Токарева, в зеленой пластиковой ложе с пистолетной рукояткой, с сошками и с хорошим оптическим прицелом. Возможно, даже законный, карабин-то. Еще пистолет — такой же Браунинг.

На самом деле, сербы были вооружены ничуть не хуже, чем к примеру вооружены казаки на Дону. Казак ведь человек прижимистый, скопидомный, за ненужную в хозяйстве вещь гроша ломаного не даст. Поэтому, и к оружию у казака подход особый. Зачем тот же автомат в хозяйстве, если стоит он дорого, а толку от него нет? Это если на Восточных территориях — тады да, еще можно подумать, а на Дону чего с автоматом делать? Вот ружьишко доброе купить, серых[110] бить и на дудаков[111] ходить — дело другое. А автомат?

Нет, когда приходит пора на действительную идти — тут, автомат конечно справляют. Потому как традиция, еще деды и прадеды Государю со своей справой ходили служить. Сейчас еще послабление вышло. Раньше как — шашка, да конь да справа казацкая. Сейчас справа осталась, конь… да какой сейчас конь. То раньше галопом да на рысях, а сейчас, чего только нет. Машины разные, с оружием, самолеты, вертолеты какие-то, прости Господи. Старики до сих пор, как только этот самый вертолет к станице подлетает — крестятся, а молодые на государевой службе на нем летают, с него прыгают и по веревкам спускаются. И все это теперь за казенный кошт, в том и послабление. Ну а шашек теперь тоже нету, автоматы вместо них да пулеметы. Это уж — займи да купи, потому как традиция. А как человек службу справил, вернулся — оружие он с собой приносит, и оно ему всю жизнь служит. Если не пропьет где…

Вот и лежат на чердаках казацких куреней еще такие же РП-42, есть и «максимки» старые, и ППД и Федоровки, и дегтяри. Все от отцов и от дедов осталось — но все справное. И попробуй какой лихой человек к станице подойди.

А тем, кто дальше остался, службу уже Кругу справлять, по командировкам да ПВД[112] мотаться — тем и вовсе просто. По уложению о справлении казачьей службы им все — оружие, справа вся, еще что надо — все за казенный кошт полагается. Верней даже не за казенный кошт — а за счет казачьего Круга, который их в командировки и отправляет…

— Чего в армию не идешь, добрый молодец? — весело спросил молодого серба сотник — там тебе чего получше дадут, да и закон нарушать не будешь, своим пулеметом то.

Божедар хотел что-то ответить, но дядя перебил его.

— Как придет время — Божедар обязательно пойдет на службу, клянусь. Это наш долг, перед приютившей нас Россией. Этот долг перед вами нам никогда не отдать, но мы можем отплатить хотя бы этим.

Сотник удивился.

— Тю… тебе сколько лет то, казак…

— Осьмнадцать… — ломким баском проговорил серб — но ты не думай, рус, я на ту сторону уже шесть раз…

Дядя цыкнул на племянника и тот пристыжено замолчал.

— Чего мы тебя позвали, рус… Мне есаул тогда не поверил, а я истину[113] тогда говорил. Мы вот тут одного в лесу нашли… тебе хотим показать. Давай, Божедар!

Божедар откинул задний борт фургончика.

— Смотри, рус…

Сотник подошел поближе — видно было плохо, брезентовый тент над кузовом не пропускал солнечный свет. Поэтому Велехов достал из разгрузки фонарь, включил его, повел лучом по внутренностям кузова — и обомлел…

В кузове лежал боевик. Верней — труп боевика. В точно таком же черном обмундировании, что и те, которые заложили фугас на дорогу несколько дней назад…

— Где вы его взяли?

— Где взяли… Я уж и не помню, рус… — простодушно ответил Радован.

Сотник недобро прищурился.

— Ты мне тут не начинай. Помогаешь — так помогай! Такой же бандит чуть три дня назад колонну на дороге не взорвал. И меня чуть не вдарил. Где нашел?

Серб кивнул головой.

— Хорошо. Тебе, рус — скажу, есаулу не сказал бы. Мы на самую границу ходили, опять в то самое место…

— Подожди — перебил сотник, достал из кармана на разгрузке портативную рацию — Чебак! Ко мне!

Подбежал Чебак. Бежать, косясь взглядом в сторону кустов и кое-кого, кто там в этот момент стоял было сложно — но подбежал он быстро, и даже не споткнулся при этом ни разу.

— Ё… это тот? — спросил он, глянув на распростертое в фургоне тело.

— Тот, а может и не тот. Двухсотого обшмонай и доложи — громко приказал сотник и, резко убавив звук, добавил — и глаза свои бесстыжие не пяль по сторонам.

— Есть! — гаркнул с усердием Чебак и шумно полез в кузов.

— Давай! — приказал сотник — конкретно. Где и как.

— Там же, только чуть севернее. У самой границы. На вторую ночь они появились. Человек десять. Я идиот приказал одного живым… Ну и…

Серб не договорил, махнул рукой. Помолчали.

— Много? — спросил сотник.

— Да двоих… — с досадой и болью проговорил серб — с Братиславом, считай, с четырех годин знаемся… Разбередил ты мне душу, рус…

— Ну, звиняй… — с досадой проговорил Велехов — кто ж знать то мог.

— Да ты то тут не причем, рус. Сам чету повел, самому и отвечать.

— Только этого?

— Только этого. Еще одного зацепили, но он ушел. Вон, Драганка его зацепила в тот раз. Они этого пытались утащить — да мы не дали. Но они не пойми, как нас нашли, только мы приготовились, они первыми — да со всех стволов…

— Опять шли?

— Нет. По-моему — ждали кого то.

Сотник с досадой выругался — происходящее нравилось ему все меньше и меньше. Все указывало на то, что в игре появился новый игрок. И это тебе не местные винокуры и контрабандисты. Приграничная зона, так ее.

— Слушай, Радован. А сам то ты что думаешь?

Серб хитро глянул на русского.

— Та вы ж и сами…

— Да брось…

— Ну, добре. Неладное что-то деется. Очень неладное. Это вы за колючей проволокой живете, а мы в селах живем. Мы здесь никогда желанными соседями не были. Но в последнее время что-то недобро совсем. К Драганке подошли двое, сказали — соседи сербов вырезали, и мы вас вырежем. Оба пацаны еще, в гимназии с ней учатся, в последнем классе. А что у взрослого не уме…

— То у пацана на языке… — закончил сотник.

— И я о том же. Беда, чувствую, будет. А ты пан сотник, на Божедара смотришь волком, потому как пулемет у него.

— Не положено.

— Положено, не положено, а случись что — так если нет, то и ляжешь без чести.

— Если что, бегите к нам в расположение. Вместе отбиваться веселее.

— То мы знаем. Хвала вам за это — серьезно сказал серб.

— Ну, а насчет этих что скажешь? — сотник кивнул на кузов — я ведь за них спрашивал.

— Насчет этих. С той стороны приходят. Раньше их не было тут, совсем таких не было. А теперь есть. Это не контрабандисты, они контрабанду не носят. Беда говорю, будет.

Сотник прикинул.

— Ты ведь на тут сторону ходишь?

Серб не ответил.

— Ну так вот. Эти… они с той стороны, гнезда у них там. Если увидишь, узнаешь что — не таи, скажи. Найдем, как отблагодарить.

— Молвлю… скажу.

Сотник кивнул.

— Чебак! Ты что там застрял!?

— Сейчас, господин сотник.

Чебак выскочил из кузова машины, вид был у него весьма бледный. Оно и понятно — жарко и приванивало уже изрядно.

— Ну что?

— Чисто.

— То есть?

— Пустые карманы. Ничего нигде нет. Деньги есть, а ничего другого нет.

— Деньги?

— Да — Чебак протянул сотнику пачку — австро-венгерские кроны. А документов никаких нет.