В донесениях не сообщалось... Жизнь и смерть солдата Великой Отечественной. 1941–1945 - Сергей Михеенков

– Нашему 1-му дальнеразведочному авиационному полку была поставлена задача: вести непрерывное наблюдение за продвижением немецких войск юго-западнее Москвы. Немцы наступали.

Наш полк базировался на аэродроме Дягилево под Рязанью.

В Москву в главный штаб ВВС мы должны были регулярно доставлять свежие данные аэрофотосъемки.

Экипажам приходилось летать на малых высотах. Фотоаппараты были несовершенными. Чтобы сделать качественный снимок, нужно было снижаться до 1000, а иногда и до 600 метров. Полк нес большие потери.

10 ноября 1941 года поступил приказ: сфотографировать участок дороги Малоярославец – Рославль. На задание улетел один экипаж – не вернулся. Другой – тоже не вернулся. Мне комполка: «Ну, Соколов, твоя очередь. Ты-то хоть, военком, вернись».

Скоростной бомбардировщик – машина хорошая. Экипаж мой тоже надежный. Штурман Володя Юдин. Стрелок-радист Зайченко. Вылетели во второй половине дня. Погода пасмурная. Облачность – 500–700 метров. Видимость хорошая, до 10 километров. Мы со штурманом переговорили: мол, погода самая подходящая, если что, нырнем в облака – и ищи нас.

Летим. Все спокойно. Перелетаем линию фронта. Немного западнее Серпухова. И тут нас обстреляли из зениток. Я вниз посмотрел: вся батарея палит по нашему самолету. Но ничего, пролетели благополучно. Вскоре вышли на нужный нам объект. Внизу шоссе и железная дорога. По шоссе движется техника. К Москве. Начинаем фотографирование. Дошли до Рославля. Там снова попали под зенитный огонь. Но и на этот раз Бог миловал. Развернулись и легли на обратный курс.

Все, думаю, задание выполнено. Теперь только бы до дому долететь. Слышу, Володя запел – от удовольствия. Он очень хорошо пел, играл на баяне. Ну прямо артист!

Летим. И вдруг рядом, борт к борту, проскочил немецкий истребитель «Мессершмитт-109». Он пролетел так близко, что от его струи сильно тряхнуло наш самолет. Штурман и радист одновременно закричали: «Фриц!» Я крикнул им: «Стреляйте!» Пулеметы только у них. У меня, кроме штурвала, ничего. Фрица и след простыл. У него скорость в полтора раза выше нашей.

Я смотрю – облака редеют. Так, думаю, попались… Через три-четыре минуты полета облачность оборвалась, и мы оказались под чистым небом. Главного гаранта нашей безопасности не стало. И в это время сбоку, немного сзади вновь появился немец. Он зашел так, как обычно заходят для атаки. «Стреляйте, черт бы вас побрал!» – закричал я экипажу. Никто, ни стрелок-радист, ни штурман, огня не открыл. Я маневрировал как мог: не дать немцу точно прицелиться, чтобы он не срезал нас первой же очередью. Но и месс огня не открыл. Он стал рядом, крыло в крыло, и начал подавать рукой знак, чтобы мы развернулись и шли за ним. Так вот оно что: сбивать нас ему было неинтересно, взять в плен, привести на свою базу русский самолет…

Надо было скорее тянуть к линии фронта. Я и начал маневрировать и за счет потери высоты набирать скорость.

На мой маневр немец ответил своим. Он отвалил в сторону, сделал переворот через крыло и стал заходить в атаку. «Стреляйте!» – снова закричал я экипажу. Было совершенно ясно, что теперь-то уж немец атаковал по-настоящему. Впереди линия фронта, и упускать нас ему конечно же не хотелось. А летчик он был хороший, мы в этом убедились. А теперь наступала минута, когда он хотел продемонстрировать нам, какой он стрелок. «Огонь, мать-перемать!..» Тут уж выражений не выбираешь. Два экипажа не вернулись, вот и нам, думаю, та же судьба… А ребята мои молчат, не стреляют. Ни единого выстрела с нашего борта.

И тут за немцем – откуда ни возьмись – увязался наш одиночный истребитель. Немец сразу прервал атаку, сделал необходимый маневр, чтобы уйти от трассы, выпущенной нашим истребителем. Они завертелись в небе, завязали свой бой. И когда мы были уже на довольно большом расстоянии, стрелок закричал: «Сбил! Дымит! Падает!» Я спросил: «Кто кого?» Он ответил: «Понять трудно».

Вот и наш аэродром. Садимся.

На земле сразу начали разбираться, почему не стреляли пулеметы. И что оказалось! Оружейники так густо смазали подвижные части пулеметов, что они едва двигались. Дело чуть не до драки дошло. Комполка тут же приказал привести в порядок пулеметы на всех машинах и сказал, чтобы помалкивали, потому что, если о случившемся станет известно в особом отделе, оружейников ему придется подбирать новых…

Вечером во время ужина к нашему столу подошел молоденький лейтенант в летной кожаной куртке. Спросил, не мы ли сегодня были на самолете СБ в районе Серпухов – Медынь – Мятлево? «Мы», – говорю я, а сам думаю: на особняка вроде не похож… Тогда он представился: «Младший лейтенант Женя Григорьев!» Так и сказал: «Женя Григорьев!» Попросил нас всех, весь экипаж, зайти в штаб истребительного полка и подтвердить, что он вел бой с немецким истребителем и сбил его. Мы все трое обняли его, нашего спасителя. Забыли про ужин. Пошли в штаб истребительного полка. Он был тут же, неподалеку. Написали рапорты: да, наблюдали воздушный бой, да, мессер задымил и завалился.

В августе 1942 года я неожиданно получил письмо от своего брата Виктора. Виктор воевал в штурмовой авиации. Он писал, что недавно, мол, в своем полку встретил старшего лейтенанта Женю Григорьева, что тот рассказал ему о нашей встрече на аэродроме Дягилево. Витя намекнул в том письме, что находится в районе Сталинграда.

Это было первое и последнее письмо от него. Написано оно было наспех. Витя даже забыл впопыхах указать обратный адрес, номер полевой почты.

И вот в 1975 году, когда отмечалось 30-летие Победы, меня пригласили земляки на родину, в школу, где мы до войны учились. Моя родина – Россошь Воронежской области. И там, на родине, я встретил полковника Алексея Григорьевича Емельянова, бывшего штурмовика. Он воевал с моим братом Виктором в одной эскадрилье. Он-то мне и рассказал, когда и как погиб брат: 28 ноября 1942 года на сталинградском участке фронта. Цель, по которой они работали, именовалась Питомник. Виктор повторил подвиг капитана Гастелло. О нем писали газеты.

Алексей Григорьевич рассказал, что да, действительно, их полк прикрывали истребители, и среди них был Женя Григорьев. Он всем запомнился постоянной жаждой летать и драться. Запомнился он и тем, что первым в истребительном полку погиб в воздушном бою над Сталинградом.

И я запомнил его. Они оба, брат Виктор и истребитель Женя Григорьев, в моей памяти рядом. Они мне оба братья.

– Зимой, под Наро-Фоминском, неподалеку от Петухов или Петушков, не помню в точности название той деревни, готовились мы к наступлению. Подошли к нам моряки. На усиление. На прорыв. И откуда их прислали? Все в черных бушлатах. Пошли в атаку. И как вылезли на снег, черные на белое поле, так их немец всех и положил. Шрапнелью начал бить. И бил, и бил. Потери и у нас были большие. А моряки если кто и выжил, то только раненые, которых вынесли санитары.