Что рассказал убитый - Владимир Величко

— То есть на пушку взяли парня?

— Да, но мы найдем и ту, которой он убил. Это дело техники.

Вот и вся история. Следствие длилось положенный срок и приговор гласил — тринадцать лет колонии общего режима.

Глава 3

Вспомнив еще раз эту историю — довольно жутковатую и мрачную, — доктор Огурцов себе настроение явно не улучшил, ведь убийства подобного рода не часто встречаются в маленьких городках. Здесь чаще кирпичом (табуреткой, доской и пр.) бьют по голове. Потом Огурцов все же ненадолго задремал и не заметил, как самолет пошел на посадку. Дальнейшее — не особо интересно. Стоит только сказать большое спасибо знакомому по фамилии Корзинкин. Если бы он любезно не предоставил машину, то Огурцов в гостиницу добрался бы часа в четыре утра, не раньше. Вот утром-то он и отправился на метро искать Манежную площадь и Большой Кремлевский дворец съездов. Вся эта процедура прохода в этот Дворец Огурцову показалась… Короче, он решил, что дедам нашим было проще взять Берлин, чем делегатам попасть во Дворец! (Да простят неразумного доктора Огурцова еще здравствующие деды наши за его слова такие и сравнение срамное!) Множественные проверки вымотали вконец, что совсем неудивительно, ибо доктор практически не спал — разница во времени сказалась. И вот судебно-медицинский эксперт Огурцов, чувствуя себя мокрой курицей, абсолютно случайно залетевшей на божественные луга, робко жался в сторонке, мечтая лишь об одном — скорее бы начиналось. И началось…

Сначала с видеообращением выступил президент, затем с живым словом — премьер-министр. Доктор, как это и положено: а) провинциальному члену медицинского сообщества страны; б) представителю той медицинской науки, которая никого в этом огромном зале не интересует, сидел на последнем ряду, чему был очень рад. Правда, когда начались выступления врачей, когда стали говорить зубры медицинской науки, стало интересно. Госпожа министр не в счет. Ее доклад читался… ну понятно, как и о чем. Ведь в зале был премьер-министр. Поэтому госпожа министр даже стояла вполоборота к зрителям-делегатам, и создавалось ощущение, что вроде бы она читает доклад делегатам, но вот если приглядеться…

А потом Огурцов встретился с премьер-министром. А произошло это так. Премьер после своей вступительной речи еще минут сорок сидел в президиуме. И не просто сидел, а что-то черкал на бумаге.

— Наверное, в крестики-нолики играет, — сказал кто-то спереди.

«Ага, — подумал Огурцов, — или в балду!»

Однако все ошиблись. Прослушав три-четыре выступления, встал премьер и попросил слова. И выступил… Да как выступил! Не по заранее приготовленному и кем-то написанному тексту, а своими словами. Говорил очень легко, непринужденно, иногда остро, иногда с шуточками. И, что самое главное, говорил со знанием темы и состояния дел в медицине. Хлопали ему от души. Да и на доктора Огурцова он произвел очень хорошее впечатление. Он его зауважал!

Ну так вот, после выступления премьера объявили перерыв, который длился минут десять. Огурцов сходил кое-куда и поднялся к выставке, повествующей о последних достижениях в медицине. Потом почти все ушли в зал, и рядом, кроме Огурцова, остались еще трое-четверо докторов — довольно молодых парней. И вот стоят все они — Огурцов, что-то разглядывая, а ребята говорят о чем-то о своем, типа айда покурить! И сигареты в руке держат. И вдруг началась какая-то суета. Огурцов оглянулся и увидел премьера. Он, как ни странно, шел один в сторону Огурцова. Подошел и, глядя на парней, держащих сигареты, сказал:

— А вот докторам не мешало бы бросить курить. Вы должны бороться за здоровье граждан не только лекарствами, но личным примером!

И тут влез Огурцов:

— А вот я, господин премьер, не курю!

— Вот это правильно, — ответил тот и, подойдя, пожал руку Огурцова, у которого промелькнула мгновенная мысль: «Руку до Нового года не мою».

А премьер и спрашивает:

— Вы врач какой специальности?

— Судебная медицина!

— О-о-о! — заулыбался премьер. — Я помню, как нас на вскрытие водили… ну, когда я на юрфаке учился, — пояснил он. — Откуда приехали?

Огурцов ответил откуда и брякнул:

— Да вот приехал, а в программе съезда нет ни одного вопроса о проблемах судебной медицины, а их накопилось… вагон и маленькая тележка, — и прикусил язык.

— Давно забытое выражение, — улыбнулся премьер и, помолчав, сказал: — А вы сами знаете, какой, по-вашему, должна быть судебная медицина?

— Ну да… Но с точки зрения практического эксперта.

— Пойдемте, — решительно сказал премьер и, уже повернувшись, сказал: — Смелее, смелее. Сейчас вам дадут слово, и вы с трибуны скажете всем о том, как вы понимаете эти проблемы и ваше видение решения проблем.

— Да вы что, я же к моргу привык, там все молча… я не оратор, — заскулил Огурцов, поглядывая по сторонам — куда бы сбежать.

В общем, через десять секунд из зала выбежала госпожа министр здравоохранения и, почтительно выслушав то, что коротко ей сказал премьер, посмотрела в сторону Огурцова и процедила только одно слово:

— Идемте. — И выражение ее лица было таким, что ни в сказке сказать, ни пером описать! В зале она усадила Огурцова на первый ряд, а сама прошла в президиум.

Дальнейшее — как Огурцова представляли, как он шел через огромную сцену и как оказался за трибуной — он никак не мог вспомнить. Радовало одно: пока шел — не упал. И то хорошо. На трибуне он стоял и растерянно смотрел в зал, не зная, с чего начать, и только аплодисменты из зала — мол, давай, доктор, начинай, не стесняйся — заставили его откашляться и начать свое выступление:

— Господа делегаты, уважаемые профессора и академики! Не посетуйте на то, что я сейчас оказался здесь, на этой трибуне. Я — представитель той медицинской специальности, которая не изменилась со времен СССР. Эта специальность — судебная медицина. Все подходы к экспертизе как трупов, так и живых лиц остались все теми же, что и были. Ну, изменились кое-какие названия, ну, изменились кое-какие формулировки, но оснащение подавляющего большинства моргов осталось все тем же — полуразрушенные здания, те же доисторические микроскопы и, самое главное, — мы делаем массу никому не нужной работы. Ведь какова основная задача судебного медика? Правильно — установить факт насильственной смерти, а установив таковую — работать. Но таких смертей идет не так много. А нам приходится вскрывать все те трупы, которые нам не нужны. Скажите, для чего вскрывать труп умершего от туберкулеза человека, если он много лет лечился и причина смерти на сто процентов ясна и без вскрытия? Туберкулез — это для примера. Ведь таких заболеваний много. Мало того, сейчас я вообще выскажу крамольную мысль: зачем вскрывать трупы людей, погибших в условиях очевидности, — например, сто человек видят, как гражданин Х. стал перебегать дорогу и его сбило машиной. Зачем, скажите, его вскрывать? Далее — общая беда службы состоит в том, что ею исподволь, неформально, руководят ритуальные службы. Они платят деньги, они указывают, кого и когда вскрывать и какие деньги брать — то есть бюро судебно-медицинской экспертизы частично превратилось в коммерческую организацию!

Затем: экспертиза живых лиц. Ведь почти в 75 % случаев мы работаем на корзину. Почему? — спросите вы. А вот почему. Берем человека, которому сосед стукнул по лицу. После этого травмированный идет в милицию, пишет заявление, и маховик следствия закрутился. При этом пострадавший уже помирился с соседом. Но участковый все это проверяет, собирает гору бумажек, и все только для того, чтоб в суде это дело прекратили. Ну, или в прокуратуре сделали бы то же самое. А вы знаете, сколько сил и, главное, времени на это уходит? И вот сознавать, что добрая половина твоей работы оказывается пустой, как говорится, идет в корзину… от этого энтузиазма совсем не прибавляется. Работа начинает казаться ненужной.

Да, вот еще: наша работа регламентируется Конституцией РФ, Уголовным и Уголовно-процессуальными кодексами, законами РФ, правилами Министерства здравоохранения РФ… И, конечно, местными приказами и указами. Так вот — все они зачастую противоречат друг другу, а если и не противоречат, то прочтение и понимание одних и тех же пунктов приказов в разных областных бюро трактуется по-своему. И таких разночтений — множество. И еще. Областное бюро судмедэкспертизы подчиняется местному министерству. А скажите, как можно делать экспертизы… ну, например, по врачебным делам, если министерство может диктовать, какие выводы им нужны? Проведение такого рода экспертиз противоречит закону. А выхода нет, ибо все подобные экспертизы в другие регионы не направишь. «А почему местные министерства могут диктовать экспертам?» — спросите вы. Да очень просто. Деньги для своего областного бюро выделяют региональные министерства. А кто платит, тот и… Ну, вы знаете! Вот эти финансовые взаимоотношения ставят судебную медицину на задворки всей российской медицинской империи. Поэтому-то экспертизы продолжают финансироваться «из остаточного принципа». То есть, перефразируя Булгакова, наши судебно-медицинские бюро являются организациями «второй свежести».