Команда Альфа - Миклош Сабо

«Ты что?.. Струхнул? Болен?»

Но я не успел ответить самому себе, как ординарец остановился перед дверями и постучал.

— Входи, — сказал он мне, посторонившись.

Я приготовился к тому, что за этими дверями кто-нибудь непременно набросится на меня. Но вместо этого я был встречен довольно симпатичным молодым человеком почти моих лет, может, немного старше, с хорошим открытым лицом.

— А, знаю, вы лучший слушатель курсов. Рад познакомиться с вами. — И он протянул мне руку.

«Какой приятный человек. И как хорошо он меня встречает», — только успела мелькнуть в моей голове мысль, как внезапная боль пронзила мне глаза. Я тут же почувствовал, что веки у меня отяжелели. Симпатичный молодой человек исчез. Я ничего больше не видел. Ослеп. Остальное не помню.

Очнулся я в госпитале. Нос у меня нестерпимо горел, как будто в него натолкали горячих углей. Вместе с сознанием ко мне вернулась и память.

«Боже милостивый! Я ослеп!.. Нет, вижу! Вижу! Я лежу на койке, укрытый теплым одеялом в белом пододеяльнике. Вон дверь, рядом умывальник и… зеркало».

«Встань, загляни в него!» — уговаривал я самого себя.

Я нерешительно потрогал нос, силясь понять, отчего такая резь? Но мои пальцы нащупали мягкую толстую повязку. В этот же миг в голове у меня совсем прояснилось: я вспомнил все, что со мной произошло.

— Вот свинья! — проворчал я. — Любезно протянул мне руку и тут же сбил меня. Расквасил мне нос. Ну, погоди же, голубчик, мы с тобой еще встретимся!

Я с трудом поднялся. Возле кровати обнаружил даже шлепанцы, следы чьих-то заботливых рук. У меня довольно сильно закружилась голова, когда я, отпустив спинку кровати, попытался удержаться на ногах.

Зеркало явило мне гораздо более ужасающее зрелище, чем я мог предполагать. На носу у меня белела огромная повязка, концы которой, закрывая скулы, завязывались сзади. Глаза у меня ввалились, под ними зияла чернота. Приятного цвета смуглая кожа на лице и та стала землисто-серой, как у моего деда. В общем, ужаснее вид трудно было себе представить!

Две недели провалялся я на больничной койке. Потом меня выпустили. Уже здоровым. Но сошник пришлось удалить. Теперь я могу сгибать нос вправо и влево. Он стал таким же эластичным, как у боксеров.

И вот меня снова ждал практический экзамен. Вернее, я ждал его! Очень уж хотелось еще раз встретиться с глазу на глаз с тем молодчиком!

Но каково было мое разочарование, когда меня встретил… японец… японец средних лет… нет, не Симидзу — совсем незнакомый человек.

Он даже не обернулся при моем появлении. Продолжал смотреть в окно. Он явно был не в духе.

«Может, и с ним выкинули что-нибудь такое?» — подумал я, но все же решил быть на этот раз начеку.

— Садитесь! — проворчал он желчно, хотя я ничего плохого не сделал.

Я послушно опустился на стул, вернее, опустился бы, если бы он с быстротой молнии не вышиб его из-под меня. Как только я очутился на спине, он тотчас же вскочил на меня.

Я обозлился. Схватил его за ступню и стал выкручивать ее. Он рухнул.

Борьба длилась несколько минут. Наконец ему удалось подмять меня.

— Ну вот, вы и сдали экзамен! — И он разжал свои стальные объятия. — Вы получите высшую оценку. Вы заслужили ее!

Я козырнул и вышел. В руке у меня был экзаменационный лист с отличными оценками.

«Итак, значит, и этот курс закончен, — подумал я с горечью. — Еще один шаг вверх!»

Я не мог радоваться! В голове вертелось одно: дома меня учили разводить кур, уток, вскармливать свиней, сеять рожь, пшеницу, как говорят наши крестьяне, «сеять жизнь». А здесь, вдали от тех мест, предметом изучения для меня является смерть. И этот предмет я сдаю на «отлично». Вот чего требуют от меня!

В этот день мне стало ясно, что мы пошли по ложному пути. И я и мой отец. Да, мы оба: он, еще не осознавший этого, и я, уже начинающий кое-что понимать…

«Да перестань ты нюни распускать, — пробовал я успокоить себя. — В конце концов, ты же не воспользуешься своей гибельной наукой никогда в жизни. Нет такого человека, против которого ты пустишь ее в ход! В худшем случае ты будешь преподавать другим эту науку, и ничего более!»

И я снова, как уже много раз, ухватился за эту мысль.

«Выучусь, затем буду обучать других. Остальное меня не касается!»

Мне было двадцать два года. Я был одинок. Спрашивать совета было не у кого.

А совесть может крепко спать, если ее некому разбудить!

Глава девятая

Особые методы ведения войны

Ночью нас подняли.

— Тревога! Пять минут на сборы! Захватить парашюты!

Почему, куда, как? Мы даже не пытались задавать вопросы — знали, что напрасно. Ответят нам последующие события. Мы представления не имели, что нас ждет: учебные занятия или настоящее боевое крещение. Но сама атмосфера была вроде бы удушливее, чем обычно, все были какие-то взвинченные.

Со сборами у нас задержки не было: нам достаточно хорошо вдолбили, что мы всегда и ко всему должны быть готовы. А это означало, что и к обычным учениям мы готовились, как к длительным походам. В любой момент прикажут отшагать двести километров, вот и идешь по степи, кругом сушь, редко когда попадется дерево с широким, как бочка, дуплом, хранящим питьевую воду.

Ужасные, нечеловеческие испытания выработали в нас навык отправляться в путь налегке, без лишнего груза, но в то же время иметь при себе все необходимое для поддержания существования.

Мы собирались на этот раз молча. Затем нас повезли на аэродром. И тут мы хранили молчание. К чему слова?

На аэродроме уже ждали транспортные самолеты. Нас разбили на небольшие команды по тринадцать человек в каждой. Во главе команды были назначены незнакомые нам командиры.

Перед вылетом мы получили короткое напутствие.

— С этой минуты ваша команда и каждый член ее имеют единый помер, его будете называть в крайнем случае, при радиосвязи или если будете схвачены. Имена членов команды забыть! Понятно? Все дальнейшие указания вручены в закрытых конвертах вашему командиру!

Мы сели в самолет. Загудели моторы. Через несколько минут мы уже летели под облаками к неизвестной для нас цели.

У меня было скверное настроение. Оглядевшись, я заметил, что и другие члены команды тоже сидят подавленные, повесив нос. Участь солдата неопределенна, путь его полон неожиданностей, особенно наш путь, каждый шаг которого грозит очередной опасностью. Это мы знали. И все же казалось странным вот так лететь неизвестно куда, не зная, где приземлишься: в горах или в саваннах, в снежной или размываемой тропическими ливнями местности?.. Что ни говорите, на настроение человека подобные вещи не могут не действовать.