Команда Альфа - Миклош Сабо

Я считал его болтливым, спесивым типом и не питал к нему ни малейшей симпатии, хотя к полякам вообще расположен, и поспешил, как всегда, от него отделаться.

Помню, как этот же самый Радомовский пристал ко мне после одного из наиболее омерзительных кощунств над подобием человека.

Мы по обыкновению экспериментировали над куклой. Проходили практику по мгновенному выкалыванию глаз у человека. Фонарики, мигая, исправно сообщали попадания. Пластмассовые глаза после каждого удара проваливались, и на нас глядели пустые глазницы. Что и говорить, это было весьма неаппетитное зрелище.

— Вот это подходящий прием! Не правда ли, приятель? — восторгался шляхтич.

Я бы охотнее всего нацелился сейчас именно в его буркала, так они были противны мне в эту минуту! Но, слава богу, он ничего не подозревал.

— Когда мы покончим с этим курсом, как раз подойдет время разъезжаться по домам. Вот будет наслаждение проверить свою науку на физиономиях большевиков! — И он ткнул своими длинными пальцами в воздух. Не оставалось сомнения, что Радомовский собирается проверить этот прием на своих соотечественниках.

Я промычал в ответ что-то невнятное и отошел прочь. Этот человек действовал на меня тошнотворно.

Кубинец Рикардо был точь-в-точь таким, как Радомовский. Два эти человека словно родились духовными близнецами!

— Проверьте у себя на груди расположение костей, — продолжал мистер Симидзу. — Обратите особое внимание на участок над грудной клеткой. Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что, использовав именно это место, можно легче, быстрее и вернее задушить человека? Он и пикнуть не успеет. — И японец самодовольно демонстрировал свой испытанный прием, успех которого всякий раз подтверждался вспыхиванием красной лампочки.

— Вот тебе, Фидель! Вот тебе, Рауль! — вопил Рикардо, упражняясь на пластмассовой кукле. Весь его вид говорил о том, какое наслаждение доставляет ему эта забава.

— Он ненавидит братьев Кастро! — шепнул мне другой кубинец, называвший себя Фолло, но я подозревал, что это был его псевдоним.

Этот Фолло едва ли отличался от Рикардо темпераментом и силой ненависти к братьям Кастро.

— Меня бы больше устраивало, если бы курсанты не отвлекались.

В тоне мистера Симидзу звучал упрек. И не будь именно я одним из «провинившихся», он, я уверен, наложил бы «за разговоры на посторонние темы» какое-нибудь дисциплинарное взыскание.

Наш японец, казалось, был неисчерпаем в демонстрации своих приемов.

— Только что я показал вам наиболее уязвимое место над грудной клеткой. Теперь я предоставлю вам возможность убедиться, что с человеком так же легко покончить, зная, что делается у него ниже грудной клетки!..

Кукла покорно сносила все.

— Я произвожу опыт медленными движениями, чтобы вы лучше усвоили их технику. И вижу по вашим лицам, что вы находите неуместной такую проволочку. Что ж, понаблюдайте, как идет дело после известного навыка.

Мы едва уловили движения его рук, а обозначающий смерть красный свет уже замигал.

— Вот так, господа! Спасения нет, но нет и хрипа, даже писка нет никакого. Вы бережно укладываете труп на землю и продолжаете свой путь. На всякий случаи не мешает запомнить, что того же эффекта вы можете достичь с помощью дубинки, топора, железного лома или чего-нибудь в этом роде.

Рикардо и ему подобным очень нравился этот «предмет». Мне кажется, не будет преувеличением, если я скажу, что убийство — в данном случае инсценировка его — доставляло им огромное удовольствие. Надо было видеть, как они, чуть подавшись вперед, кошачьими движениями подкрадывались к кукле и как торжествовали, когда упражнение удавалось.

На занятиях, конечно, присутствовал и Ковач, тот самый «образцовый» курсант, родом из окрестности Папы. Трудно было поверить в то, что он выдержит все экзамены. С того времени как мы стали изучать рукопашный бой, я начал следить за этим слабонервным типом. Делал я это, разумеется, исподтишка, очень осторожно, опасаясь, как бы мое рвение не истолковали превратно и не приняли меня за агента враждебного лагеря — насчет этого у нас был строгий контроль. Меня же просто интересовало, как принимает все происходящее человек, находящийся здесь по принуждению.

Вначале я смягчился было по отношению к нему, так как заметил, что он то и дело отворачивает голову от искалеченного подобия человека.

«Значит, даже в этой крысе (так назвал я его мысленно, с тех пор как он предал меня) есть добрые побуждения», — не без удивления отметил я, ведь все же речь шла о моем земляке… Я сам не могу точно сказать почему, но мне как-то легче становилось, когда тот или иной факт подтверждал мысль, что нашу культуру не пробить этому вот варварству.

Но по окончании первой половины изучаемого курса я должен был признать, что опять ошибся в Коваче. Мой земляк все больше входил в раж. Он уже не отворачивал головы вовремя практических занятий, и в глазах его не появлялось больше выражения тоски, какое я наблюдал у него прежде. Он становился до неузнаваемости самоуверенным, предприимчивым.

— Что с тобой? — спросил я его как-то на одной из больших перемен, «нечаянно» очутившись рядом с ним.

— Ничего. — И он недоуменно пожал плечами, очевидно не поняв смысла моего вопроса. В самом деле, не мог же он сам заметить своей метаморфозы.

— А о чем это ты? — спросил он, вдруг насторожившись.

Я увидел, что он испуган, только не мог пока еще понять почему. Но он тут же выдал себя:

— Ты видишь у меня сыпь, да?! — встревожился он.

Так вот оно что! Наш «образец» попросту мнителен! В эту-то минуту я раскусил его по-настоящему.

Да ведь он крыса и есть. Самая настоящая крыса! Коварная и трусливая тварь!

— Что ты! Тоже выдумаешь! — успокоил я его. — Просто я заметил, что вначале ты на занятиях брезгливо кривил губы, а теперь первый вызываешься работать над куклой… Ну, и вообще…

— Ах вот оно что! — Он облегченно вздохнул. — А я уж подумал было, что ты заметил на мне какую-нибудь тропическую хворь. Как ты меня напугал!

— Отчего? Тебе ведь, как и всем, сделали прививки, не так ли? — Я понял, что, если не отвлеку внимание Ковача от его собственной персоны, едва ли получу ответ на свой вопрос.

Тут совершенно неожиданно он снова скорчил испуганную мину. Трудно было представить, что опять его напугало.

— Как ты думаешь, желтый тоже заметил, что я тогда…

— Желтый? — я не сразу понял, о ком он говорит.

— Ну да, Симидзу! — нетерпеливо перебил он меня. Ему хотелось поскорее услышать, заметил ли японец, что он проявлял слабость.

«Ага, Ковач уже научился различать людей по цвету кожи. Почему бы в таком случае ему не овладеть и наукой умерщвления».