Холоднее войны - Чарльз Камминг

– Да.

– И с Сесилией Шандор, своей любовницей?

– Да.

– Господи.

Том потянулся за сигаретами, но вспомнил, что курить на территории консульства запрещено. Он покрутил в пальцах зажигалку, подаренную Амелией, потом принялся нервно постукивать ею по столу. Что думать об этой сенсации, практически откровении, он не знал. Это доказывало все – и в то же время не доказывало ничего.

– Ты еще там? – спросила Амелия. В ее голосе послышался сарказм, как будто она заранее знала, что Том будет в абсолютном шоке.

– Я здесь. – На клочке бумаге Том написал «МИНАСЯН?» и постучал по вопросительному знаку зажигалкой. – Не было ли информации от Пола или из других источников о том, что Минасян – его агент? Он попадал в поле твоего зрения? Может, он был завербован?

– Нет. Разумеется, нам бы очень хотелось, чтобы дело обстояло именно так. – Это было заветной мечтой каждого офицера МИ-6, от Хартума до Сантьяго – завербовать и эффективно использовать агента из русской разведки. – Предварительное расследование показывает, что Минасян – bona fide[21]. Высокое звание, почти наверняка – глава станции разведки в Киеве.

Назначение на Украину считалось должностью второго сорта. Это могло означать одно из двух: либо Минасян – молодой карьерист лет тридцати, которому дали Киев в качестве испытания, либо он застрял в середине карьерной лестницы без надежды получить место в Париже, Лондоне, Вашингтоне или Пекине.

– Сколько ему лет?

– Тридцать девять.

И как это понимать? Что Минасяна посадили в Киев, чтобы он «обслуживал» крота в Турции? Можно быстро въехать в страну и так же быстро выехать.

– И его имя не всплыло в беседе, когда вы с Полом обсуждали крота? Вместе с Ландау, Бегг и Тремэйном?

– Нет. – На мгновение голос Амелии исчез – какой-то глюк на линии, – но Том почти сразу же услышал ее снова. – У него были подозрения только насчет Ландау и Клекнера. Кроме того, мы думаем, что Тремэйн чист.

– Мы так думаем?

– Да. А еще мы думаем, что он гей.

Этому Том нисколько не удивился.

– Должен сказать, у меня были догадки на этот счет.

– Наверное, у нас у всех они были, – заметила Амелия. – Наружка последовала за ним в одно-два места в Стамбуле и Анкаре, где Дугу лучше было бы не появляться. Не стоит, чтобы его там видели. Я собираюсь его вызвать. И немного поболтать.

– У тебя не сложилось ощущения, что его шантажируют? – спросил Том. Если русские знали о сексуальной ориентации Тремэйна, был некий шанс, что его стыд и нежелание огласки могли быть использованы как средство давления.

– Нет, – ответила Амелия.

– Скажи, когда вы с Полом говорили об утечке, кто первый поднял тему крота? – Том потянулся – поясница совсем затекла. – Ты или он? – Наконец-то он почувствовал, как мозг заработал в полную силу. – Это Пол сказал, что он подозревает, будто кто-то сливает информацию, или ты поделилась с ним своими подозрениями?

– Второе.

– И ты ничего не знала о его отношениях с Шандор? Пол не сказал тебе, что летит на Хиос?

– Нет. Как я уже говорила тебе раньше – нет.

Том надеялся получить на эти три вопроса совсем другие ответы. Если бы Уоллингер был завербованным агентом Службы внешней разведки под кураторством Минасяна, управляемым из Киева или Одессы, он мог бы назначить последнему экстренную встречу на Хиосе, чтобы рассказать о подозрениях Амелии. Но тогда к чему тут Сесилия? Может, она была связной? И даже в этом случае… зачем устраивать встречу на виду у половины населения Хиоса? Эти соображения Том высказал Амелии. Он чувствовал, что она хочет, чтобы он говорил дальше, анализировал, выдвигал идеи, которые она впитывала и тоже, в свою очередь, анализировала. Он спросил, есть ли что-нибудь новое по Хорватии.

– Официальная версия по-прежнему самоубийство. – Том услышал, как Амелия отпила воды. Тихо стукнул стакан – о стол в кабинете на Воксхолл-Кросс. – Местные вроде бы этому верят. Но никакой записки найдено не было. Твой друг, мистер Люка Зигик рассказывает всем, кто готов его слушать, что его девушку убили.

– И почему у него возникли такие подозрения?

– Загреб-3 все еще пытается это выяснить. Люка твердо стоит на том, что суицидальных настроений у нее не было. Никаких лекарств у нее тоже не нашли, и вообще, по его словам, она была весела, игрива и в прекрасном расположении духа. И в постели, и вне ее. Помнишь, Сесилия закрывала ресторан на десять дней?

Температура в переговорной, кажется, снова упала.

– Да, – ответил Том.

– Большую часть этого времени она провела с Зигиком в Дубровнике. У нас есть распечатка их телефонных разговоров – она звонила ему из Англии, когда была на похоронах. А когда прилетела домой, он встретил ее в аэропорту. Бедный Люка думал, что она ездила на конференцию по туризму в Бирмингеме.

– Кажется, кто-то забыл расставить всех уточек по порядку. Подчистить концы. – Том мог бы поспорить сам с собой, что Зигик не доживет до конца месяца. Особенно если станет и дальше расхаживать по городу и сеять сомнения, подрывая легенду Шандор. Люди вполне могут поверить, что с ее смертью дело действительно нечисто. И чтобы избежать этого, те, кто убрал Шандор, с великой радостью уберут и его, чтобы все было тихо и спокойно. – Вот что я думаю… – Том вернул трубку в гнездо и опять стал говорить по громкой связи. – Минасян нанял Шандор в качестве приманки. Она соблазнила Пола по приказу Службы внешней разведки. В постели, условно говоря, она узнавала от него какие-то мелочи, может быть, даже кое-что посерьезнее. Когда Минасян решил, что настал подходящий момент, он вызвал Пола на разговор – на Хиосе – и выложил карты на стол. Постарался его шантажировать, склонить к сотрудничеству. Типа «у нас есть пара видео, где вы занимаетесь сексом, ваша переписка, записи телефонных разговоров. Или вы будете работать на нас, или мы всем расскажем, что состоящий в браке глава станции МИ-6 в Анкаре трахается с русской шпионкой».

На том конце линии возникла пауза. Том не мог знать, сколько еще людей сидит сейчас в кабинете Амелии, подумал, что все же она там одна. Только он и она. Охотники на крота. Круг доверия, состоящий всего из двух человек.

– И потом Пол устраивает аварию? Решает погибнуть, чтобы не потерять честь?

– Возможно. А может быть, самолет просто упал. Сам по себе. Неполадки с мотором. Ошибка пилота. – Том удивлял самого себя. Как холодно он обсуждал этот несчастный случай. Как будто сюжет из новостей. – Можно назвать это неудачным совпадением во времени.

– Ты правда так думаешь, Том? Или у тебя не хватает духу признать и другую возможность?

– Какую другую возможность? – Том встал и принялся расхаживать вокруг стола; на ходу почему-то легче думалось. Его с самого начала поражало то, что Амелия, казалось, хотела, чтобы любовь всей ее жизни, Пол Уоллингер оказался предателем. Но почему? Зачем ей это? Это был путь саморазрушения в чистом виде – и в личном, и в профессиональном смысле. Словно она хотела контролировать Пола даже в смерти. – Ты хочешь, чтобы я рассмотрел версию, что Пол работал на Москву? Что Минасян его завербовал? Или что его завербовала Сесилия? Амелия, если бы ты сказала мне сейчас, что сегодня вечером ужинаешь с Бертом Ланкастером в ресторане Ivy, я бы и то поверил в это охотнее. Скорее уж так, чем Пол Уоллингер – русский шпион. Все эти утечки, сорванные операции, сбои в системе – все произошло за последние тридцать шесть месяцев, так?

– Все верно. Хичкок, Эйнштейн и так далее.

– Ты же всегда считала, что утечки идут от американцев. Через Клекнера или Ландау. Так?

– Верно.

– Тогда давай работать с этим. Забудь про Пола, про Мэри Бегг, сосредоточь все силы на Кузенах.

– Я пока не готова это сделать.

– А что такое? Все без ума от Мэри? – пошутил Том и тут же пожалел об этом.

– Оставь это мне, – ответила Амелия. – Бегг – это проблема Лондона.

Наступила короткая пауза, грустная и напряженная. Что же она знает о Бегг? – подумал Том. А знает Амелия, конечно, многое: кто за ней следит, что они видят и слышат, почему она до сих пор под подозрением…

– Пол – не такой человек, чтобы стать предателем, – снова начал он, инстинктивно защищая Уоллингера. – Не тот профиль, не те черты, не та судьба?

– А существует такая вещь, как черты или судьба, определяющие предателя?

– Конечно, и тебе это известно. – Том припомнил слова Судоплатова, въевшиеся ему в память на долгие годы. Цитата была не точной, но все же… – «Ищи тех, кто был обижен судьбой или природой. Уродливых, жаждущих власти или влияния, тех, кого победили обстоятельства». По-твоему, это похоже на Пола? – Амелия промолчала. – Посмотри на историю. Филби: нарцисс и социопат. Блант: то же самое. Бёрджесс, Кернкросс, Маклин – идеология. Эймс и Ханссен: деньги и тщеславие. Пол не попадает ни в одну из категорий. Его никогда не волновали деньги. Да, он был достаточно тщеславен, но у него всю жизнь не было недостатка в женщинах, да и коллеги в один голос твердили ему, как он великолепен. Он был… золотой мальчик.