Иван Кондарев - Эмилиян Станев

— Госпожица Антоанета Тодорова, — представил ее Христакиев.

Костадин неумело поклонился.

— А ведь мы с вами знакомы. Вы учительница, не правда ли? — сказала девушка. Она украдкой оглядела Христину любопытным взглядом девочки-подростка, смотрящей на зрелую девушку.

— Да и я вас знаю, но у нас с вами не было случая встретиться, — сказала Христина, пожимая ей руку.

— Пожалуйте к нам, господин Джупунов. Человек не должен чуждаться общества. — Христакиев поглядел на Христину холодно блеснувшими глазами и энергично добавил: — Ваш кавалер для меня здесь самый интересный человек, а вы — одна из прелестнейших дам на вечере. Вы окажете честь нашей компании?

Удивленный неожиданным приглашением, Костадин еще более смутился, но, заметив, что Христина, покраснев от удовольствия, приняла его, опустил голову и присоединился к компании Христакиева.

Компания состояла из видных семей города. Кроме аптекаря, который часто отлучался, чтобы посмотреть, что происходит в зале, в нее входили: мировой судья, высокий, сухопарый молодой человек с живыми глазами и орлиным носом; белогвардеец князь Левшцев; двое каких-то русских и Ягодов. Ягодов не принадлежал к «хайлайфу», но, как поэт, был приглашен развлекать господ и барышень.

Барышни, в большинстве засидевшиеся девушки, откровенно кокетничали с судьей. Русский князь, чей титул, впрочем, подвергался сомнению, был еще почти юноша с нежным лицом и необыкновенно светлыми волосами. Было видно, что красота Христины произвела на него сильное впечатление. Он смотрел на нее со сдержанным и почтительным восхищением. Остальные встретили холодно появление Костадина и Христины, удивляясь причуде Христакиева, который привел к ним людей не их круга, и старались не замечать обоих. Общее внимание было привлечено к спору между судьей и Ягодовым.

— Итак, вы утверждаете, что борьба между альтруизмом и эгоизмом всегда мешала человеку возвыситься до божества и наслаждаться полной свободой своего я, — говорил судья с презрительной улыбкой.

— Пшибышевский и другие модернисты восстают против такого толкования. Человечество обманывалось и продолжает обманываться, — возразил Ягодов.

— Но в таком случае у вас нет никакой уверенности в том, что сегодня ночью какому-нибудь субъекту не придет в голову отрезать вам уши ради собственного удовольствия.

— Это крайне наивное представление. Если вам дороги правовые институции, которые поддерживают мещанское благополучие и тупость, смысл истории и смысл жизни вообще останутся непостижимыми для вашего ума, — с убежденностью отпарировал Ягодов.

— Вам следовало сказать — непостижимыми для души, — поправил его Христакиев. — Ум — плебей. Он пишет историю, но не понимает ее, ибо видит в ней только факты. Гюго сказал: «История — поэма». Плохо вы читаете вашего Пшибышевского, дорогой господин поэт!

— Все же, как он говорит, есть некое au dela[62] мозга, а это еще не означает душу. Извините, я знаю, о чем говорю.

— Au dela и есть именно душа. Вы прочитайте «De profundis»[63] внимательнее, — ответил Христакиев и улыбнулся Костадину, который молчал и хмуро разглядывал компанию. — Душа, и не что иное, создала «Тысячу и одну ночь» и все чудеса воображения и сказок.

— И любви! — заметил аптекарь.

— Мы живем в переходную эпоху, эпоху духовных кризисов, когда многие люди не умеют отличить человеческий дух от души человеческой. Так сказать, божественный дух свободы. Опыт духа неисповедим, хотя произвол должен быть преодолен, — сказал князь по-русски и покраснел.

— И как, по-вашему, можно преодолеть его? — спросил судья.

— Через принятие бога, — ответил за князя Христакиев.

Князь склонил русую голову в знак согласия.

— Старое, испытанное средство, — заметил с иронией Ягодов.

— Потому-то и верное! Человек существует физически и духовно… — вставил сочным баритоном один из русских, но, не закончив мысль, обратился к высокой, дородной девушке и сказал ей что-то такое, что рассмешило ее.

Костадин продолжал с недоумением разглядывать этих людей. Из их разговора он ничего не понял. Чувствуя себя ребенком, попавшим в компанию взрослых, он ждал, когда оркестр снова заиграет вальс, чтобы увести Христину из их компании. Христакиев заметил это.

— Вы слышали, что сказал русский? — спросил он. Очень интересная, хотя и наивная мысль. Все люди, в конце концов, дети природы. Вот вы, например, сущее дитя природы. И я лично предпочту человека реально существующего человеку духовному, ценность которого весьма сомнительна, — сказал он со смехом и, взяв Костадина под руку, шепнул ему на ухо:- Я вижу, что вам скучно с нами, но неплохо посмотреть, что представляют собой люди.

— Я не слишком начитан и не понимаю, о чем идет речь, — сказал Костадин.

— Как раз наоборот, вы лучше любого из нас в состоянии понять эти глупости. Вам нужно окунуться в общество… Вот, например, его светлость князь высказал одну из своих сокровенных мыслей. Его угнетает произвол, который он отождествляет с большевизмом. Он убежден, что этот произвол толкнул его в эмиграцию, и теперь он ищет спасения в уповании на бога. Эти люди не могут обойтись без бога, потому что иной опоры против большевизма у них нет. Типичная черта аристократии, которая уже не может управлять. Россия, мой дорогой господин Джупунов, состояла из аристократии, непригодной для управления страной, буржуазии, бессильной взять над нею верх, и из интеллигенции, которая грызлась между собой и захлебнулась в идеях! В каждом человеке дух божий?! Ни одному англичанину, ни одному немцу и вообще любому европейцу никогда не придет в голову становиться рядом со своим свинопасом или конюхом потому, что в нем тоже дух божий. Но в России подобные идеи, восхваляемые Толстым, расцветали, и вот вам итог. Зато в нашем обществе все холуи и все равны. Вы слышали песню о царе Костадине и Королевиче Марко?[64]

Костадин смутился еще больше, не зная, что сказать. Разъяснение Христакиева ничуть не помогло ему разобраться в сути спора и окончательно сбило с толку. Он молчал, краснея за свое невежество.

Музыка заиграла польку. Из буфета вышел молодой Стоенчев с какой-то женщиной. Блестящие серьги свисали огромными каплями с ее маленьких розовых ушей. Стройный и элегантный Стоенчев заскользил с ней по паркету, приковав всеобщее внимание.

Несколько минут красивая пара танцевала в одиночестве. Блеск золотых браслетов и особенно ее изящный высокий стан вызвали у женщин жгучую зависть. Молодой Стоенчев, ростом чуть выше своей дамы, вел ее красивым, уверенным шагом, держась подчеркнуто прямо, подняв голову и горделиво улыбаясь. Вначале никто не осмеливался выйти на середину зала, но наконец одна пара решилась, за ней другая. И те и другие принадлежали к низшему сословию. Никто из «хайлайфа» не пошел танцевать.

— Кто велел им играть польку? — вскричал аптекарь, размахивая руками в сторону музыкантов, но музыка продолжала играть.

Костадин увидел, как дама в лиловом платье поднялась со стула и подошла к прелестной спутнице Христакиева.

— Антоанета, позови дядю из буфета и пойдем домой! — нарочито громко, во всеуслышание заявила она.

Христакиев, извинившись перед Костадином, подошел к ней и отвел ее в сторону.

— Но, госпожа Драганова, это не совсем тактично, — сказал он. — г Я ни за что здесь не останусь! Если вы, мужчины, можете терпеть таких людей, то я — нет!

Христакиев стал ее успокаивать… Девушка кусала губы, не смея поднять глаза. Из буфета на них взирала с любопытством целая толпа.

Аптекарь с решительным видом пересек зал и исчез. Через минуту музыка умолкла.

Молодой Стоенчев, презрительно усмехнувшись, подал руку даме и повел ее в буфет. Толпа расступилась, и он прошел мимо с видом победителя.

— Говорят, она приводит ему жертвы. Хороша, черт подери, — вздохнул Ягодов, провожая глазами оголенную спину женщины.

— Красота циркачки. Лицо у нее довольно вульгарное, — заметил судья.

— Кто она ему? — спросил Костадин, не понимая, почему все вокруг так взбудоражились.

— Жена, — ответила одна из барышень. — Но никто не знает, обвенчаны ли они. Она из пловдивских, из низов, а сейчас гранд-дама.

Все наперебой заговорили о братьях Стоенчевых и, разбившись на группы, оживленно обменивались впечатлениями.

Заиграли вальс. Костадин встрепенулся и, опасаясь, что кто-нибудь из русских пригласит Христину, повел ее в зал. Он отдался танцу с азартом человека, только что усвоившего что-то новое.

— Говорят, эти Стоенчевы выкрали все драгоценности у старухи Хаджидрагановой. Поэтому невестка и собралась уходить, а Христакиев успокаивал ее. Он, как видно, влюблен во внучку. Она очень мила, не правда ли? — сказала Христина, вальсируя легко и непринужденно.