Охота - Кирилл Цыбульский

костей становилось все сложнее. Разбитые о стены костяшки с запекшейся кровью напоминали о тяжелых днях. Он потерял сон, из аппетита остался рефлекс опустошать стаканы. Терри Коул похудел на несколько килограммов, каких в нем и без того не доставало. Тонкая бледная кожа облепила вытянутое лицо, глаза впали, будто вот-вот провалятся в череп.

Вечное бегство. Как же Терри устал от него.

Мысли крутились без конца. Все началось на прошлой неделе, когда Виктор постучал в комнату Терри. Затем иностранец увидел расклеенные фотороботы, составленные, видимо, со слов его соседей по общежитию, с которыми иностранец проводил роковую ночь в баре Эдем. После этого Терри Коул пригласил к себе Веронику, шлюху из Адамова яблока. Он и не знал, что проститутки до смерти боятся оружия.

На прошлой неделе американец ходил на проклятый тренинг, где приходилось дышать выхлопами вонючих пьяниц. Терри посмотрел на часы, висящие за барной стойкой.

17:11. 13 мая. Иностранец вспомнил день недели. Среда. Он пропустил последнее собрание в клубе пьющих и несчастных, а значит, все начнется сначала. Реабилитация. Бесконечные встречи с мозгоправами. Терри будет повторять им: «Поверьте, в другом агрегатном состоянии вам же будет хуже». А люди в белых халатах кивнут и сделают последний штрих в толстом блокноте, казнив человечка на виселице.

Нет. Ничего больше не будет как прежде. Последние полгода все делалось для того, чтобы держать Терри на коротком поводке, следить за каждым шагом. Кончено! Песик тяпнул за палец и сбежал.

Последние дни Терри помнил отчетливо, даже слишком. Яркий свет. Белый потолок. Белые стены. Больница. Еще один побег. Он вернулся в общежитие.

Увидев надпись с запахом бычьей крови в комнате, иностранец исчез оттуда в мгновение ока. Терри Коул прятался от теней, гонящихся за ним всюду. Первую ночь он провел в подвале, вырвав толстую решетку с небольшого окошка, у которого стояли миски с кошачьем кормом. Иностранец оказался среди серых труб, питающих многоквартирный дом. Внизу были следы чьего-то существования, но Терри отключился до следующей ночи. В таком состоянии, когда стопы кровоточат, и раны не успевают затянуться, далеко было не уйти. Потребовалось два дня и две ночи, чтобы переползти из подвалов в квартиру на двадцать шестом этаже города мечты.

От лифта к квартире Терри Коула вели кровавые следы. Дверь открылась, и иностранец, не успев почувствовать себя в безопасности, рухнул на пол.

Весенний ветер, врывающийся через распахнутое окно, пробирал до костей. Терри ничего не ел с того момента, как потерял сознание на том же полу какое-то время назад. Сколько прошло дней? Три? Пять? Он потерял счет времени, зато тот, кто следил за каждым шагом Терри Коула, наверняка изучил его ритм жизни. Окно общежития – бар Эдем – город мечты. Легкая мишень.

Одна мысль в воспаленном мозгу заменяла другую. Терри Коул не мог объяснить себе больничную палату с кожаными ремнями на операционном столе, на котором очнулся после пары литров виски. Как он там оказался? Кем были те люди, заковавшие его в наручники и раздевшие догола?

Ответов не было.

Придя в себя, иностранец осмотрел квартиру. Пустые бутылки, матрас посреди комнаты и стены, стены… Все так же, как прежде. Рядом с Терри, когда он ощупал пол, лежала одежда, его одежда. Грязные черные брюки и свитер, какие ни с чем нельзя было спутать. Почему его одежда осталась в квартире?

Терри проверил карман. Там должно остаться то, от чего зависела его жизнь. Пистолет. На месте.

Мужчина в медицинском халате, с босыми стертыми об асфальт ступнями, потерявшими чувствительность, простонал от облегчения. Осталась, возможно, последняя нить, за которую он мог дернуть. Нить, решавшая судьбы.

Судороги сжимали мускулы Терри Коула. Ветер проникал сквозь кожу, прожигая ее насквозь, словно невидимые рентгеновские лучи, превышающие разрешенную дозировку в тысячи раз. Терри добрался до своего убежища. Но так ли оно надежно на самом деле? Кому еще, кроме жалкой проститутки, известно об этом месте? Терри винил себя за то, что позволил кому-то приблизиться к нему впервые после ухода Моники. Он поклялся запереть свою жизнь на замок. И нарушил клятву как чертова крыса, которой наступили на хвост. «Жалкий! Жалкий!» – повторял иностранец.

Забравшись в душевую кабину, Терри включил горячую воду. Иностранец лежал в заплывшей паром душевой, сильные капли, ударяясь об истерзанное тело, становились острыми, будто иглы. Кожа покраснела, со ступней свисали лоскуты плоти. Суставы, посиневшие от ночных морозов, покрылись здоровым румянцем, кости чесались, отчего их хотелось вырвать из сломанного механизма.

С закоулков памяти слетали слова Моники:

– Я люблю тебя.

Ее голос, ледяной от могильной сырости, рисовал с обратной стороны душевой кабины сердечки. Она часто так делала, дожидаясь Терри. Быть может, она ждет его до сих пор.

Иностранец выключил воду и свернулся в позу эмбриона. Наконец он уснул, не задумываясь о том, как выжить в ближайшие часы.

Опустошив еще один стаканчик кофе, Терри Коул нанизал его на стопку из десятка других стаканов за столиком иностранца. Глаза наливались кровью и опухали от взгляда в одну точку. Какого черта он надеется тут увидеть? Сумасшедшего, преследующего Терри Коула на каждом шагу? Терри лишь теряет время, подвергает себя очередной опасности.

17:37. Осталось совсем немного до первого звонка.

Очнувшись в душевой кабине, Терри раскрыл дверцы и задышал, словно легким не хватало кислорода. Горячая вода и сон сделали свое дело. Иностранец поднялся, хотя каждый шаг и отзывался нестерпимой болью. Желудок сворачивал тело в раковину улитки оттого, что начал поедать сам себя. Углеводы, жиры, а затем белок. Ребра торчали из тощего тела. Страх и нескончаемая погоня от собственной тени иссушали его жизнь. Терри Коул казался себе собакой, гоняющейся за хвостом как за назойливой добычей.

Хлеб, покрывшийся мохнатым пледом плесени, на вкус ничем не отличался от свежего. А вода из-под крана от боржоми. Больше Терри ничего не нашел. Пустые полки холодильника, пыльная пластиковая посуда в дальних углах кухни, словом, все выдавало в квартире нежилой дух.

Дни напролет Терри Коул бредил воспоминаниями, навязанными происходящим вокруг него и голодом, который не отступал перед страхом переступить порог дома. Клетка, окружившая иностранца, давила все сильнее, вынуждая вырывать пластиковые окна с петель, чтобы между свободой и человеком, мечтающим о ней, было как можно меньше препятствий. Не больше одного шага.

Терри вгрызался в рассеченные затянувшимися ранами руки и вскрывал их снова и снова, пока боль не утихала. Когда слезы заканчивались, он выл о своей судьбе, оборвавшейся в один момент, и вколачивал злость в бетонные стены. Когда кровь пропитала матрас, иностранец вернул утерянное чувство жизни.

Глотая чистый кофеин в скромной булочной, Терри помнил распахнутое окно многоэтажного дома, манящее принять его в свои объятия; помнил, как блестел