1356 - Бернард Корнуэлл

— Пощажу твою жизнь.

— Бог мой, мышь предлагает жизнь кошке!

— Брось вилы, — предложил Томас, — помоги мне выбраться из города, и я заплачу тебе достаточно, чтобы ходить к шлюхам весь год.

— Твою женщину схватили, — сказал Кин.

Томас похолодел. Он уставился на молодого ирландца.

— Это правда?

— Остановили у северных ворот, взяли с тремя мужчинами и ребенком. Она у сира Роланда, он схватил ее.

— Боже мой, — произнес Томас. — Ты знаешь, где она?

— По слухам, рыцарь-девственник ведет ее на запад, в Тулузу, но это то, что говорят в таверне «Аист», а половина того, что там можно услышать — выдумки.

В прошлом году говорили, что конец света наступит в день Святого Арнульфа, но мы всё еще дышим. Ты думаешь, он и правда девственник?

— Откуда мне знать?

— Просто мне кажется это странным. Девственник! И такой красавчик.

Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву забрали. Церковь по-прежнему преследует ее, потому что когда Томас впервые ее встретил, она находилась в камере приговоренных, ожидая сожжения по обвинению в том, что она бегинка[18], еретичка. Он выругался.

— Нет смысла выражаться, — сказал Кин.

Томас по-прежнему не открывал глаза.

— Я заберу у тебя эти вилы, — произнес он с горечью, — и воткну их тебе в живот.

— Не лучшая твоя идея, — сказал Кин, — потому что я не принесу тебе пользы с вилами в кишках.

Томас открыл глаза. Вилы опустились и теперь были направлены к его ногам.

— Хочешь мне помочь?

— Мой отец лорд, видишь ли. А я — третий сын, а это как у собаки пятая нога, так что он захотел, чтобы я стал священником, да поможет мне Господь, потому что всегда полезно иметь в семье священника.

Делает отпущение грехов более удобным, но мне не по вкусу. Мои старшие братья будут сражаться, а я обречен молиться, но я не собираюсь проводить лучшие годы на коленях.

Так что мне просто нужно, чтобы кто-нибудь дал мне лошадь, кольчугу и меч, и я стану гораздо счастливее.

— О Боже, ты с братом Майклом…?

— Тем монахом? Я подумал, что он с тобой, но никто мне не поверил. Он не выглядел сильно испуганным, когда ты приставил тот нож к его глотке.

— Как тебя зовут? — спросил Томас.

— Эамонн Ог О Кин, — ответил Кин, — но не обращай внимания на Ог.

— Почему?

— Просто не обращай внимания. Это означает, что я моложе своего отца, но ведь все мы моложе отцов, так ведь? В раю будет странный день, когда мы станем старше отцов.

— Ладно, Эамонн Ог О Кин, — произнес Томас, — теперь ты один из моих латников.

— И благодарю Господа за это, — заявил Кин, опуская вилы на мостовую. — больше никакого мелкого дерьма вроде Рожера де Бофора. Как он может верить в то, что дитя обречено на ад? Но он верит! Этот кретин и слизняк в конце концов станет Папой, попомни мои слова.

Томас знаком велел ирландцу замолчать. Где Женевьева? Где бы она ни была, единственное, в чем Томас был уверен, это что ему необходимо выбраться из этого города.

— Твоим первым заданием, — сказал он ирландцу, — будет провести нас через ворота.

— Это будет сложно. Они предложили очень большую награду за твою поимку.

— Они?

— Городской совет.

— Так выведи меня из города, — сказал Томас.

— Дерьмо, — произнес Кин, немного помолчав.

— Дерьмо?

— Телеги с дерьмом, повозки с нечистотами, — сказал ирландец. — Они собирают дерьмо и вывозят на телеге из города, по крайней мере из домов богатых горожан. Беднякам приходится тонуть в дерьме, но и богачей достаточно, чтобы телеги продолжали ездить.

Обычно пара повозок ждет открытия ворот, чтобы покинуть город, и, — он помедлил и бросил убедительный взгляд на Томаса, — поверь мне, стражники не особо старательно осматривают эти телеги.

Они делают шаг назад, затыкают нос и машут им, чтобы скорей проезжали, со всей скоростью, что Бог дает.

— Но сначала, — промолвил Томас, — сходи к таверне у церкви Сен-Пьера и…

— Ты имеешь в виду «Слепые титьки»?

— Таверна у церкви Сен-Пьера…

— «Слепые титьки», — сказа Кин, — так ее называют в городе из-за того, что на вывеске Святая Лючия без глаз, но с крепкой парой…

— Просто сходи туда, — велел Томас, — и найди брата Майкла. — Неохотно отправившийся в эту поездку монах остановился в таверне, и Томас надеялся, что у него есть достоверные сведения о судьбе Женевьевы.

— Я там всех перебужу, — в голосе Кина звучало сомнение.

— Так разбуди, — Томас не осмелился пойти сам, потому что не был уверен, что за таверной не следят. Он достал из кошеля монету. — Купи вина, оно развяжет им языки. Поищи этого монаха, брата Майкла. Посмотрим, знает ли он, что случилось с Женевьевой.

— Она твоя жена, да? — спросил Кин, а потом нахмурился. — Ты веришь в то, что Святая Лючия выковыряла собственные глаза? Иисусе! И все потому, что мужчина похвалил их? Благодарение Господу, ему не понравились ее титьки! Но она все равно стала бы хорошей женой.

Томас взглянул на юного ирландца.

— Хорошей женой?

— Мой отец всегда говорит, что лучший брак — это союз слепой и глухого. Так где я смогу тебя найти после того, как развяжу языки?

Томас указал на переулок рядом с монастырем.

— Я буду ждать там.

— И тогда мы станем сборщиками дерьма. Иисусе, мне нравится быть латником. Ты хочешь, чтобы этот брат Майкл к нам присоединился?

— Господи, нет. Скажи ему, что его долг — изучать медицину.

— Бедняга. Он собирается пробовать на вкус мочу?

— Отправляйся, — сказал Томас, и Кин ушел.

Томас скрылся в переулке, в черной, как монашеская сутана, тени. Он слышал, как в мусоре скребутся крысы, как какой-то человек храпит за закрытым ставнями окном, как плачет ребенок.

Двое стражников с фонарями прошли мимо монастыря, но не взглянули в сторону переулка, где Томас молился о Женевьеве с закрытыми глазами.

Если Роланд де Веррек отдал ее церкви, то ее могли снова приговорить. Но наверняка, думал он, рыцарь-девственник будет удерживать ее ради выкупа, а этим выкупом являлась Бертийя, графиня Лабруйяд, а это означало, что де Веррек будет беречь ее, пока не свершится обмен.

Меч Святого Петра мог подождать, сначала Томас разберется с рыцарем-девственником.

Уже почти наступила заря, когда вернулся Кин.

— Твоего монаха там не было, — сказал он, — но был один конюх с языком без костей. И у тебя проблемы, потому что городской страже велели искать человека с искалеченной левой рукой. Это была битва?

— Пытки доминиканцев.