Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир

И вдруг, независимо от собственной воли, Людовика стала вспоминать все свое прошлое и ближайшее: обстановку в замке, преступление, лишившее ее всего. Затем мысли ее пошли далее, вернулись к далекому прошлому.

Она как-то яснее вспомнила те высокие горы, то лицо старушки, которое изредка вставало в ее памяти, и она вдруг спросила сама себя: да действительность ли это? Правда ли это? Может быть, все это ей кажется? Может быть, все это никогда не бывало? Может быть, она так же вообразила себе какую-то вымышленную, ужасную драму и страдает фиктивно так же, как эта несчастная женщина?

Но через минуту Людовика испугалась вопроса, который невольно сама себе задала.

Стало быть, она спрашивала себя: не сумасшедшая ли она? Но ведь это уже есть шаг к помешательству!

Людовика быстро поднялась с места, испуганно оглянулась вокруг себя на пустые стены и наконец горько заплакала.

– Нет, это правда. К несчастью, все это правда!

Наутро, проведя тревожную ночь, Людовика не пошла в сад, осталась у себя и снова, думая о себе, как бы давала себе слово: не сходить с ума, чаще вспоминать каким образом она попала в этот дом, меньше видать этих несчастных женщин.

На этот раз судьба готовила ей утешение. Служанка объявила, что господин директор вернулся утром и будет у нее вскоре после завтрака.

Действительно, старик явился и сразу показался Людовике несколько изменившимся и в выражении лица, и в манере держать себя.

Он вошел бодрее, дружески протянул ей руку. Лицо его было радостнее обыкновенного, и он заговорил с ней совершенно иным голосом.

После краткого рассказа об его поездке и пребывании в Киле он, весело, радостно улыбаясь, выговорил:

– Теперь я знаю, что вы не сумасшедшая, что все, что вы мне рассказывали, сущая правда, и я нашел вам в городе защитника могущественного, от которого я жду вашего спасения.

– Кто он? – воскликнула Людовика.

– Он могущественнее владетельного герцога. Этот защитник выручит вас отсюда с моею помощью.

– Но кто он? – снова воскликнула Людовика.

– Он – общественное мнение, голос народа, молва. Да, моя милая и несчастная, общественное мнение в городе Киле за вас. Всем известно, что вы находитесь у меня, отправленная сюда вашей теткой. Все смущены и все подозревают, что в замке действительно было совершено преступление и что вы вторая жертва этого преступления. Отец ваш уже у престола Божьего, а вас еще можно спасти. Я виделся со многими личностями, советовался. Получить хотя бы часть состояния, которое вы потеряли, нет никакой возможности – оно законно и формально принадлежит сестре покойного графа; но что возможно – это вырвать вас из рук старой тетки. И вот этот защитник, могущественный и энергический, то есть общественное мнение столицы, нам поможет. Итак, будьте спокойны, рано или поздно, во всяком случае не позже как через полгода, вы выйдете отсюда. С вашей же красотой, истинно замечательной, с воспитанием и образованием, которые вы получили, я глубоко убежден, что вы вскоре займете общественное положение если не такое, какое обещал вам ваш отец, то, во всяком случае, более высокое, чем вы думаете.

Когда старик ушел, Людовика невольно опустилась на колени перед маленьким распятием, которое висело около ее кровати, и, закрыв лицо руками, долго простояла так… Если она не повторяла вслух слова молитвы, то все-таки молилась всем своим существом, и радостное, светлое чувство сказалось у нее на сердце. Она верила, она надеялась…

Конец первой части

Часть II

I

В ноябрьский холодный вечер 1766 года, несмотря на резкий ветер и снег, хлопьями падавший и обращавшийся в густую грязь, улицы Берлина были особенно оживленны. Не столько присутствие короля в Берлине, где он не всегда проводил зимы, сколько съезд разных германских владетельных принцев и государей оживил город.

Берлинцы предвидели, что зима обещает много веселья и всяких затей.

Король – фельдфебель и юрист, поэт и философ, скряга в домашней жизни и в сфере политики, сам жил суровой и замкнутой жизнью и подданным своим мешал поэтому жить беззаботно и весело. Впрочем, со дня его вступления на престол, четверть века тому назад, все государство пережило самое смутное время с постоянными войнами чуть не со всею Европою при постоянном недостатке не только денег, но и в рекрутах, которых насильно вербовали со всякого рода злоупотреблениями на разных концах Европы, и одновременно вымогали деньги и у своих подданных, и у соседних, менее могущественных государей. Всем германцам, конечно, жилось тяжело, и в главных городах, за исключением вольных городов, жилось трудно и тяжело. Теперь только года с два или три, благодаря последнему миру, по которому Фридрих получил всю Силезию, в Германии наступило временное спокойствие и затишье; и государи, и подданные начинали надеяться, что дожили до новой эры простого, спокойного существования.

Причины, по которым теперь Фридрих II созвал к себе всех соседних мелких государей, были неизвестны. Сначала вся Германия, за исключением могущественных государей, встревожилась, ожидая снова войны, кровопролития и безденежья; но после первых же дней съезда хорошие вести, шедшие из Берлина, успокоили и государей, и подданных всей Германии. Оказалось, что король прусский созвал государей и устроил съезд в Берлине с целями вполне миролюбивыми, касавшимися благосостояния как его королевства, так и смежных с ним маленьких герцогств и княжеств. И вот Берлин, в котором происходил этот съезд, и внешним видом своим напомнил старожилам и старикам былые времена беззаботного существования, какое было до вступления на престол умного, но беспокойного и предприимчивого Фридриха – «врага» всеобщего спокойствия, как называли его многие.

На одной из площадей города около восьми часов вечера было наиболее многолюдно. Густая толпа заливала со всех сторон большое здание, известное под именем академии. В этом здании давались официальные общественные балы, всякие празднества, представления, концерты; здесь же происходили иногда состязания всякого рода обществ, начиная с веймарского общества поэтов и ораторов и кончая обществом гимнастов и акробатов.

В этот вечер густая толпа пешеходов, вереницы экипажей, шум и суетня были вызваны концертом одной германской знаменитости, которая недавно посетила Берлин: за месяц перед тем известная музыкантша, девица Франк, явилась в Берлин и теперь давала уже четвертое представление; огромный успех, которым она пользовалась во многих городах Германии, заставлял всякого бежать посмотреть и послушать ее.