Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965 - Уильям Манчестер

В воскресенье, 14 июля, в день взятия Бастилии, спустя четыре дня после первого крупномасштабного сражения между люфтваффе и Королевскими военно-воздушными силами, Черчилль говорил со страной по Би-би-си. Британцы считали, что находятся в отчаянном положении, и Черчилль, как и обещал Колвиллу, не стал их разубеждать. Они понесли огромные потери во Франции и Фландрии. Их враг – самый жестокий в истории. Страны одна за другой были «разорваны на куски за несколько недель или даже дней чудовищной силой нацистской военной машины».

«Сейчас нам приходится сопротивляться одним и встречать все самое худшее, что только может сделать мощь и злобство тирана. Мы смиренны перед Богом, но мы осознаем, что служим ясной цели, и готовы защищать нашу родную землю против вторжения, которое ей угрожает. Мы боремся одни, но не только ради себя. Здесь, в Городе-убежище, который хранит свидетельства развития человечества и который имеет большое значение для всей христианской цивилизации, окруженном морями и океанами, где правит флот, защищенный с неба силой и преданностью наших летчиков, мы ждем, не страшась встретить надвигающееся нападение. Может быть, вторжение начнется сегодня. Может быть – на следующей неделе».

Затем последовали слова, которые выразили его чувства и подарили британцам частицу надежды: «А может, оно так и не будет предпринято. Но мы, все вместе, должны быть готовы встретить внезапный страшный удар, или – что, возможно, будет более трудным испытанием – мы должны приготовиться к долгой вахте. Но будь испытание суровым или длительным или и тем и другим, мы не будем искать пути к соглашению, мы не допустим никаких переговоров; мы можем проявить милосердие, но не будем просить о нем»[326].

Немецкая военная машина обладает «чудовищной силой, но теперь в Великобритании полуторамиллионная армия, более миллиона защитников-добровольцев и «более тысячи военных кораблей под английским военно-морским флагом, патрулирующих моря, флот способен легко переместиться на защиту любой части Британской империи, которой могут угрожать; он также может защищать нашу связь с Новым Светом, откуда, по мере усиления борьбы, идет все большая помощь». И нацисты должны знать, что «Гитлер еще не сталкивался с великой нацией, у которой сила воли была бы равна его собственной».

Если захватчик придет в Британию, он не увидит склонившегося в подчинении народа, как, увы, мы видели в других странах. Мы будем защищать каждую деревню, каждый поселок и город. В самом Лондоне, сражаясь за каждую улицу, мы истребим всю вражескую армию; мы лучше увидим Лондон в руинах и золе, чем прирученным и порабощенным.

Тем не менее, сказал он, пробираясь «через темную долину, мы видим впереди солнечный свет». Вы должны понимать, сказал Черчилль, что «все сейчас зависит от жизненной силы британской расы в любой части мира, от всех солидарных с нами народов и от всех благожелателей в любой стране, делающих все возможное днем и ночью, от тех, кто жертвует всем, кто бесстрашен и вынослив, на пределе своих сил, и до самого конца… Это война безвестных воинов; но давайте все будем бороться, не сомневаясь в нашей вере или долге, и тогда черное дело Гитлера будет выметено из нашего времени»[327].

Фюрер предположил, что вторжение не понадобится. После падения Франции он считал, что война закончилась. На Востоке его пакт со Сталиным гарантировал мирные отношения до тех пор, пока одна из сторон не нарушит его, то, что собирался сделать Гитлер сразу после достижения соглашения с англичанами. Гитлер, приказав демобилизовать сорок дивизий, сказал рейхсмаршалу Герману Герингу, что придется пересмотреть все планы относительно войны: он достигнет «взаимопонимания» (Ubereinkommen) с британцами. По правде говоря, он ожидал, что Лондон проявит инициативу. Гитлер сказал Дино Альфьери, итальянскому послу в Берлине, что «не может себе представить, чтобы кто-то в Англии по-прежнему всерьез верил в победу». Генерал-полковнику Францу Гальдеру, начальнику штаба Верховного командования сухопутных войск вермахта, он сказал, что «Англия в безнадежном положении. У них нет никаких шансов на успех». Его генералы были полностью согласны с ним. 30 июня Франц Йодль, начальник Штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта, написал: «Окончательная победа Германии над Англией теперь только вопрос времени. Вражеские наступательные операции в крупных масштабах более невозможны»[328].

Фюрер предпочел прийти к соглашению, освободив вермахт от необходимости оборонять Западный фронт, когда напал на своего смертельного врага, Советский Союз. Он презирал Черчилля, но восхищался Британской империей; ее существование, по его мнению, имело важное значение для мирового порядка. (Все офицеры СС в обязательном порядке должны были посмотреть фильм «Ганга Дин»[329]; это пример, объяснил он, отношений между высшей и низшими расами).

Вот почему он был готов предложить Англии очень выгодные условия. Уверенный, что англичане понимают безнадежность своего положения, он отнесся к вызову Черчилля как к блефу и ожидал, что британцы в скором времени сами обратятся к нему. После четырехнедельного ожидания 19 июля, выступая в рейхстаге, он сделал первый шаг. После оскорблений в адрес Черчилля, он сказал: «Поверьте мне, господа, я питаю глубокое отвращение к подобного рода бессовестным политиканам, которые обрекают на гибель целые народы. У меня вызывает почти физическую боль одна только мысль, что волею судеб я оказался тем избранным лицом, которому придется наносить последний удар по структуре, уже зашатавшейся в результате действий этих людей». И продолжил: «В этот час я считаю долгом перед собственной совестью еще раз обратиться к здравому смыслу как Великобритании, так и других стран. Я считаю, что мое положение позволяет мне обратиться с таким призывом, ибо я не побежденный, выпрашивающий милости, а победитель, говорящий с позиций разума и здравого смысла». Он объяснил британцам, что, если не будет заключен договор, их ждут «великие страдания». А затем, обращаясь к Черчиллю, сказал: «Мистер Черчилль должен хотя бы единожды поверить моему предсказанию, что великая империя будет разрушена – империя, разрушать которую у меня не было намерения». Свою речь он закончил словами, в которых содержался намек на выгодные условия договора: «Я не вижу причины, по которым эта война должна продолжаться»[330].

Спустя час пришел ответ. Черчилль не соизволил комментировать предложение. «Я не собираюсь ни говорить что-либо в ответ на речь герра Гитлера, – сказал он, – ни поддерживать отношения с ним», – но диктор Би-би-си, позже его поддержало министерство иностранных дел, напрямую обратился к Гитлеру: «Позвольте вам сказать, что мы думаем здесь в Великобритании, об этом обращении, сделанном, по вашим словам, «с позиций разума и здравого смысла». Герр фюрер и рейхсканцлер, мы швыряем его обратно прямо в ваш зловонный рот!»[331].

В Риме граф Галеаццо Чиано написал в дневнике: «Поздно вечером, когда стали поступать первые спокойные отклики англичан на речь фюрера, у немцев возникло чувство трудно скрываемого разочарования». Берлин был всерьез потрясен, а Гитлер растерян. Германский Генеральный штаб всегда считал, что победить Великобританию можно только путем блокады ее морских коммуникаций. Хотя все великие державы тратят мирное время на разработку планов на случай войны с другими странами, включая ближайших союзников, немецкое Верховное командование не разрабатывало планов борьбы против Англии до июня 1937 года, и люфтваффе не занимались этим до 1938 года[332].

И те были только на бумаге. Как заметил А.Дж. П. Тейлор, у Гитлера были внешнеполитические амбиции, но не было никаких военных планов; он, по словам Лена Дейтона, историка и писателя, был «одним из самых успешных оппортунистов XX века», выдумывавших на ходу. Действительно, поразительный факт – военный историк Бэзил Лиддел Гарт назвал «одной из самых необычных особенностей истории», – что ни фюрер, ни его Генеральный штаб в Цоссене не изучали и даже не рассматривали вопросы, вытекающие из упорной воинственности Великобритании. Они не занимались этим ни когда началась война, ни спустя девять месяцев, когда капитулировали французы. Они решили тщательно продумать стратегию захвата европейских стран, включая Испанию, Балканы и своего итальянского союзника; они разработали планы сражений за Скандинавию и Советский Союз; они даже знали, как в случае необходимости одолеть Ватикан. Германский штаб руководства войной на море, ответственный за перевозку немецких войск в Англию, с прошлой осени занимался изучением проблемы вторжения, но не систематически. Армия и люфтваффе вообще не занимались. 27 мая штаб руководства войной на море представил план, озаглавленный «Исследование Англии»; это была не более чем памятная записка (много общих фраз и размытых формулировок вместо реальных предложений) по вопросу о том, как величайшая армия, какую когда-либо знал мир, может подчинить Великобританию[333].