Высокие устремления - Михаил Рагимов

волос… А сверх того — полдюжины отменных собольих шкур, два десятка котиковых, пару каланьих и одну медвежью — отличного роскошного умки. Лисьих же и беличьих — тех вообще без счету — где-то пару, плотно набитых «зерновых» мешков.

И небольшой, но весьма увесистый кожаный мешочек, в котором влажно блестело несколько самородков, самый маленький из которых тянул на весах на четыре «наконечника»… Мешочек опытный студент спрятал как можно дальше — компании-то он верил. Но еще прекрасно знал, что когда доходит до золота, любая дружба идет трещинами.

Изморозь криво улыбнулся — в одном не обманули — заработок по материковым меркам превосходный!

Если сравнивать с компанией наемников, то выходило как раз один к одному: один Лукас — одна компания с парой рыцарей и дюжиной сержантов. Хороший расклад! Даже отличный!

Жаль, судьба выдала его не просто так! Изморозь поежился, почесал пером свежий шрам, тянущийся через лоб наискосок. Глупая история вышла! Еще немного, и они с Керфом прекрасно смотрелись бы рядышком — одни без ушей, второй — без глаза. Без одного — потому что еще молодой, не дорос до совершенства! Но все впереди…

Настырный браконьер не хотел сдаваться — понятное дело, в общем! Не в каждом столько альтруизма, чтобы кормить собою полярную креветку, будучи утопленным заживо. Подходящих камней на берегах хватало, ремешков и веревочек не жалели. Зачастую же, и вовсе топили на мелководье. Чтобы до прилива успел всласть наораться.

Слухи о, без меры, решительных методах и крайне творческом подходе компании разошлись по Архипелагу даже быстрее, чем хотелось. Но нежелание подлого злодея сдаваться простиралось настолько далеко, что даже с двумя стрелами в груди, он не хотел помирать. Схватился, подлая его душа, за какой-то кривой багор на сучковатом древке…

Нахватавшийся основ фехтования Изморозь, разумеется, негодяя одолел и зарезал. Но сломавшееся древко порвало кожу над правым глазом. Еще бы немного, и повторение судьбы некого сиятельного рыцаря, чтоб его черви медленно ели!

К счету от Севера, кроме шрама, добавлялись вспухшие суставы, несколько обморожений и надсадный кашель, после одной из ночевок в море — звезды затянуло тучами и байдара заблудилась. Про больной желудок и вспоминать не хотелось! С другой стороны, если питаться только мясом с рыбой, хлебом и сивухой, то чего следовало ожидать? Вот-вот!.. Возможно, следовало бы присмотреться к моченым ягодам повнимательнее, но от их кислоты сводило не только зубы, но и уши. Вернее, скручивало в тугую трубочку.

Капитан по перу снова проскрипел крышкой ящика, вынул список. Вписав несколько свежих позиций, присыпал мелким песочком, отложил пергамент на край стола. Не забыть отдать Керфу! А то так и уйдет завтра в море, не получив письменных ценных указаний. И накупит вместо нужного и полезного, только крепкое и жидкое! Непорядок и безобразие!

Лукас примерился к чернильнице — требовалось заполнить еще полдюжины листов. За окном раздались громкие голоса. Изморозь плюнул в угол, отложил перо — спешить некуда. К тому же, «дырки» в отчетности всегда можно списать на происки браконьеров. Подучили, мол, премерзкие, предерзких песцов с мышами-полевками и прочих северных зверюшек! Они и отчеты сгрызли, и половину мехов утащили. Вот какие негодяи, как их только Архипелаг терпит, не проваливается в волны⁈

Посмеявшись, Лукас выбрался из-за стола. С трудом разогнулся. Да уж! Давненько он не брал в руки писчие принадлежности так надолго! Думал, вообще отвык. Все больше нож, арбалет, весло с веревкой. Смена специализации, чтоб ее!

Пройдясь по тесной комнатке, Изморозь поежился. Пока сидел, вроде бы пригрелся. Влез в толстый шерстяной свитер крупной вязки, с высоким, под самое горло воротником. Набросил на плечи тулуп — по спине тянулся наскоро зашитая дырка — зацепился за гвоздь, лазая в сарае. Натянул шапку поглубже — отмороженные уши начинали зверски болеть при резком перепаде тепла/холода, всунул ноги в бесформенные меховые сапоги-бурки и вышел на улицу.

Со стороны причала раздавались истошные вопли. Похоже, кого-то там топили. Лукас удивился — две недели никаких рейдов, в Нугре безвылазно. Те четыре заложника-аманата, которые в городке живут, ведут себя тише мышей — кого в воду-то окунать? Или кто-то из местных решил разводиться с уначкой так, чтобы обратной дороги не было? Снова поежившись, Изморозь решительно направился на крики.

Все оказалось куда проще! Керф с Братьями, с веслами наперевес, сидели в каяках у причала, на котором толпились старожилы во главе с Людоедом и Дирком.

Наемники отрабатывали «унакский переворот». В воде, покрытой шугой, по которой уже плавали «блины» первого настоящего льда! Своевременно, что и говорить!

Лукаса передернуло так, что аж зубами клацнул. Страшные люди!

Керф в этот момент, перевернул лодку килем кверху. Но, вместо того, чтобы рывком весла, помноженного на движение корпуса, перевернуться обратно, мечник о чем-то задумался — только пузыри воздуха начали подниматься из-под каяка, с трудом пробираясь сквозь вязкую шугу.

— Пиздец безухому! Ура! — возопил Кролище, зайдясь в каком-то диком танце радости и довольства. — Чур, я его сапоги забираю!

Но тут же каяк дернулся, медленно перевернулся в обычное положение и из морских пучин показалась голова капитана по мечу — красная рожа с выпученными глазами.

— Да ну нахуй… — выдохнул Керф, — что вас, что ваши перевороты!

И быстрыми гребками погнал каяк к берегу, благо до него и пары десятков ярдов не было. Вскоре киль процарапал по гальке. Мечник рванул «юбку», вывалился из лодки и метнулся в избу, чуть не стоптав замешкавшегося Лукаса.

Студент покачал головой и пошел за командиром. Надо было уточнить, живой он вообще или нет. Ну и список отдать!

* * *

— А я тут причем? — искренне удивился Керф, вытираясь полотенцем из куска парусины. — Выдумал, тоже! Не, не, не, друг Лукас! Кто капитан по перу, тот такие вопросы и решает! Тот с рыцарями трет, тот о деньгах говорит! Вот если браконьеров каких за жопие ухватить, это мы завсегда с радостью! А вот с рыцарями лаятся… Да и опыта у тебя больше! Что чернильного, что супротирыцарского. Или спорить будешь?

Насчет супротиврыцарского опыта Лукас спорить не решился. Все видели, все подтвердят…

— Ну ты и мудак, друг Керф! — выдохнул Изморозь. — Кидаешь меня под копыта, так сказать! Без малейшей жалости!

— Тем и горжусь! Безжалостностью и решительностью! — подтвердил мечник, скалясь. — А ты чего смурной-то такой? На кораблике покатаешься, с умными людьми винища похлябаешь большими кружками. В бордель, опять же, сходишь. Не все ж Бьярну-то уподобляться, сурово пыхтя под одеялом.

Разумеется, несколько весьма убедительных доводов, способных противостоять логике товарища, у Лукаса нашлись. Разумеется, позже, чем необходимо. Намного позже! Когда трюмы были заполнены, а якоря выбраны, в голове родились первые тезисы. Когда Архипелаг остался далеко за спиною, тезисы были отполированы до блеска…

Почти ненагруженный «Лахтак» — меха объемны, но весят мало — легко скользил по воде. Острова становились все дальше, Любеч все ближе.

Поэтому все блестящее словесное кружево Изморозь благополучно выбросил из головы — корить себя, пережевывая раз за разом — какой прок? А мысли можно занять и чем-то поприятнее — например, выбирая в какой бордель сходить первым. Надо же вознаграждать себя за тяготы и лишения северной службы!

Про росомаху и Ворона

Однажды Ворон нашел снежную гору. Скатился сверху. Хорошо, быстро! Мимо все так и мелькает! Второй раз скатился. Летит, песню поет.

Мимо росомаха шел. Увидел ворона, тоже захотел так весело кататься. Залез на гору. Ему Ворон говорит:

— Не советую, двоюродный братец! Скользко очень, море внизу. Разгонишься, к Кеглючину в гости улетишь. А он вас, из леса которые, не любят.

Росомаха Ворону когти молча показал. Зацеплюсь, не укачусь!

Сел, покатился! Аж свист стоит! С горы скатился, по берегу летит. Когтями зацепился, остановился. Не улетел в воду. Волна выдохнула, от берега откатилась, стала дальше ждать…

Второй раз росомаха покатился. Ай, хорошо разогнался! Летел, летел… Только в воду и плюхнулся. Плывет, орет. Ворон над ним закружил, крыльями захлопал.

— Вытащи меня, двоюродный брат, вытащи! Всю пушнину свою отдам!

— Зачем мне она, — отвечает Ворон, — у меня и своей полно! Темер-нюча не пришли еще, Нугру не построили, меняться не с кем.

— Не хочешь пушнину мою, сестру в жены отдам! У нее на спине три полоски! Только вытащи! А то у Кеглючина губы