Высокие устремления - Михаил Рагимов

Пролог

Автор благодарит:

Игоря Николаева

Максима Дмитриева

Максима Коннова

Артема Андреевского

Михаила Лапикова

Арлину Кинсель

Владимира Тан-Богораза

Бронислава Пилсудского

Сергея Корсуна

Алексея Лобина

Сергея Лактионова

Александра Трунина

Александра Пополднева

Отдельная благодарность Анне Вонун без которой не было бы унаков

На Севере, где Солнце умирает в черных волнах, обитает множество чудовищ.

В океане страшнее всех Кеглючин, морж с тремя бивнями, чья пища мясо, людское и звериное. Тот, чью шкуру не пробить ни луком, ни гарпуном, ни копьем «железных людей». Кеглючин приплывет после восхода, пропорет байдару клыками, ударит хвостом. Исколет бивнями тело, утащит за собой, во тьму, поглотит, изжевав плоть и разорвав ее на крохотные кусочки. Останется лишь кровавая взвесь да обломки костей.

На суше властвует Иркуйем, гигантский медведь, отец всех медведей. Зверь, чьи зубы — кинжалы, зверь, чья поступь бесшумна. Зверь, чей взгляд приносит беду на три поколения вперед, а дыхание — смерть. Иркуйем придет на закате, придавит лапой, сломает спину. Дохнет зловонным дыханьем, раздавит ужасной пастью голову, сдерет кожу, выдавит глаза. Съест живым, заставляя душу мучиться вечно. Столь велик и страшен сей ужас земли!

В небе властвует орел. Могуч размах его крыльев, остры его когти, страшен его взгляд. Орел прилетит в полдень, вцепится в хребет, поднимет выше самых высоких сосен, уронит вниз. Изорвет клювом, иссечет твердыми, как железо, крыльями, вырвет стальными когтями душу.

Но страшнее всех — человек. Человек приходит, когда захочет, не чтит ни закат, ни восход, ни полдень. Он убивает подобно любому из чудовищ, и тысячью иных способов. И страшен человек весь и всегда, ибо несет за собой смерть.

Глава 1

Бордель «Беззубая селедка»

За спиной осталась долгая дорога от стен полуразрушенного монастыря. Вместе с дорогой, позади осталось многое. И хорошее, и плохое. И то, что и рад бы забыть, да никак не получается, сколько ни пей. Впрочем, чем дальше обитель, посвященная Святой Пайперии, тем легче. Глядишь, если пройти пол-мира, и вовсе останется только легкая грусть по несбывшемуся? Лукасу хотелось в это верить.

Но, как бы-то ни было, впереди, громадной кучей гигантского муравейника, равномерно раскатанного в корявый блин по всей широкой долине, раскинулся славный город Грумант, ворота на Север.

Лукас таких портовых городов, живущих морем, видел десятки! И все они — как горшки, вышедшие из рук опытного гончара. Даже Малэрсид и Мильвессом. Разве что, побогаче.

Бухта — порою, разумеется, не одна. В бухте- корабли, суда, лодки, плоты, разбитые бочки, давние утопленники и груды гнилых водорослей. На берегу — не менее многочисленные склады и амбары с могучими замками и бдителньой стражей, хищно поглящывающей на прохожих — а вдруг ворюга, а вдруг негодяй-грабитель, или, что того хуже — засланец от соседа-конкурента⁈

За скалдами и амбарами — грязные и вечно мокрые портовые кварталы, где каждый второй дом — бордель для уставшего морехода, а каждый первый — кабак, неотличимый от борделя.

А сверху — небо. То черное, то серое, то выжжено-голубое. Накопившее снег, дождь или невыносимую жару.

А в том небе — вОроны и вороны, чайки и бакланы, поморники и альбатросы с буревесниками. Где-то чернокрылых с белокрылыми поровну, где-то кого больше. Тут как сложится.

Увидел один такой город, считай, побывал во всех. Различия, конечно, есть — как же без них? Но отличий тех, если разобраться — сущая горсточка:

Где-то раскинулись приземистые акации, ощетинившиеся длинными шипами — ими, говорят, на Юге, дерутся насмерть, колют, будто стилетами, пробивая друг дружку насквозь. Где-то, тянутся к солнцу кряжистые дубы, растерявшие листву от зимних холодов. Где-то — стройные ели простирают колючие лапы. А где-то — только трава, да кривенькие кусты по пояс — так далеко Изморозь не бывал, воочию не видел. Но так писали в книгах, и так рассказывал Рыжий, который родился в таком месте.

Еще одно заметное отличие располагается у въезда в город, там, где казнят злодеев. У въезда — не просто так, а с двоякой целью — убедить жителей и гостей, что тут бдят за порядком, заодно намекнув, что лучше не нарушать.

Тут уж разнообразия побольше! Ибо нет предела человеческим выдумкам, особенно, когда есть время и настроение! Злодеев вешают, сажают в клетки, на поживу все тем же чайкам и воронам, привязывают к столбам, четвертуют… В общем, стараются, чтобы наказание выглядело убедительным. Помогает не особо, ибо уроженцам таких мест честная жизнь претит — да и как можно жить по законам, когда все вокруг живут, как придется.

В Груманте наказаниями заведовал человек с изрядной фантазией — ну или с познаниями в истории. Злодеи встречали въезжающих чуть ли не за пол лиги до города. Все трое не банально качались по ветру на пеньковой веревке, как бывало во многих местах, а гордо восседали на окровавленных кольях, касаясь перекладин лишь кончиками пальцев ног. Колья сверкали белизной древесины — не поленились палачи, ошкурили! И на всех троих, мучительно скалящих зубы, не драные тряпки неопределенного цвета, а щегольские, поддевки в черно-белую полоску. Лишь самую малость запачканные. Богат город Грумант — не жалеют хорошего дерева и не раздевают будущих покойников перед смертью!

И дорога тут хорошая. Старая, еще имперской постройки. В те года строили на совесть! Поднята на пару локтей, даже кое-как чищена — под снегом видны выглаженные камни брусчатки. Тянется меж засыпанных сажей сугробов, усеянных желтыми пятнами, изъевшими рыхлый, тяжелый снег — не желают замерзшие путники терпеть!

Интересно, если ли закономерность между количеством казненных злодеев и сохранностью дорог? Вот бы над чем подумать, посчитать, поразмыслить!

Подтаявший снег — еще одна примета, выделяющая Грумант в ряду прочих, редким ожерельем рассыпанных по западному побережью.

До весны, когда вода ручьями, а снег пропадает незаметно и быстро, прям как деньги, далеко — зима-то еще не началась, а поздняя осень не спешила делиться припасами — и четверти от обычного не вытряхнула из дырявого подола. Дело в ином!

Лукас мог ошибаться — когда бы мог подумать, что география может стать полезной, учил кое-как, на бегу! Но, если память не подводила, то где-то недалеко проходило теплое течение, делая широкую петлю и подходя почти вплотную к суше.

Море у Груманта никогда не замерзало. Даже в самые лютые морозы! И со всего побережья, в его бухту сползались суда и моряки, не успевшие уйти в теплые воды.

Не сказать, что зимовки проходили совершенно спокойно. Из природных бед грозили внезапные шквалы, после которых все покрывалось толстой коркою льда — не успел сколоть — судно может перевернуться, обнажив заросшее ракушкой брюхо. А то и вовсе потонет на ровном киле от перегруза. Иногда в гавань вползали ледяные глыбищи, выше самых высоких мачт… И горе тому кораблю, что оказывался на пути! Гора из замерзшей воды безжалостнее любого человека! Навалится, пробьет борт, раздавит, словно никчемушную букашку!

Но зимние шквалы, носившие имя «Бора», были редки, а «ледяная стража» бдительна! Прочие же опасности были исключительно людской природы, а от того, не так страшны — ибо предсказуемы. Не ходи темными переулками, не показывай деньги на людях, не спи со шлюхами, которые чешутся, не садись пить с ворами, а если сел — береги кошелек!

Дорога, после очередного подъема, уходила вниз, к стенам. Состоянием своим напомнившим о проклятом монастыре святой Пайперии — невысоки, изуродованы временем и нерадивостью хозяев. Одно хорошо, нет нужды биться за эти развалины, теряя друзей…

— Тут и хромая лошадь перепрыгнет! — кивнул Керф, поймав взгляд Лукаса, и поняв его по-своему.

— Радует, что никаких сиятельных рыцарей у ворот нету, — с усмешкой ответил Изморозь.

— Тут вообще с рыцарями хреново! — Мечник махнул рукой, охватывая окрестности. — Рыцарь при такой погоде ржавеет и скрипит!

Компания дружно и громко заржала, перепугав стайку воробьев, деловито снующих по дороге, в поисках горячего питания, парящего на холоде.

С рыцарями на въезде в Грумант, и в самом деле, обстояло весьма паршиво! Ни одного доспешного болвана! Разумеется, никто из компании на суровую судьбу Панктократору не пожаловался — и не подумал даже! Чем меньше рыцарей, тем спокойнее!

Воротная стража на свежеприбивших не обратила ни малейшего внимания, по причине поголовной занятости.